Вера шевельнула губами, не решаясь на звук.
- Нет, милочка, не про тебя. С мужем-то отчего разошлась?
- Так... По согласию.
Вера торопливо выпила шампанское, будто спасалась от вопросов.
Слегка жеманится, но вино у нее идет легко, без горечи и поморщиваний. Раньше пивала. От дыма не воротится, тянет воздух со вкусом - носик хоть и маленький, а ноздри трепещут. По соглашению... Небось муж поймал ее за шалостями с молодцом.
- Кури, - Аделаида Сергеевна придвинула пачку.
Вера закурила сразу и умеючи. От вина, от сигареты она глянула на Калязину смелее, ожидая других вопросов, еще более неожиданных.
- Любишь пожить, а?
- Люблю, - выразительно призналась Вера, зажмурив глаза: так любит.
- А не везет.
- Не везет. - Теперь Вера сделала глаза донельзя широкими: так не везет.
- И почему?
- Родилась не в счастливой сорочке.
- Ну, милая, нельзя зависеть от нижнего белья.
- Вроде бы не хуже других...
- Лучше других. Природа наделила тебя заметной внешностью тебе же во вред.
- Почему... во вред?
- Носить красоту, милочка, непросто. Как норковое манто: в шкафу висеть не оставишь и в гардероб не сдашь. Если сама про красоту забудешь, то мужики напомнят. Да ты знаешь, каково тебе по улице идти. Небось ребята шеи выворачивают. Вот психика твоя и надламывается. Поэтому, милочка, среди красавиц нет ни ученых, ни умных, ни счастливых.
- Не такая я уж и красавица, - томно ответила Вера, скосив глаза на соседний столик, где сидели разгулявшиеся молодые люди в обществе коньячных бутылок.
Тебе, милочка, хватило. Герман Борисович от тебя избавился лишь потому, что держать любовницу под боком стало неудобно. Щечки разрумянились, серьги заиграли, глазки осмелели... От разговора, от шампанского или от близости молодых разгулявшихся людей?
- Дети, родственники есть?
- Живу одна, как птичка.
- Квартирные условия?
- Однокомнатная, отдельная.
- Телефон есть?
- Разумеется.
- С законом не конфликтовала?
- Из-за чего?
- Мало ли - тунеядствовала, чего-нибудь склептоманила, не там улицу перешла.
- В этом отношении я выше. - Вера дернула плечиком, как бы стряхивая все подозрения.
Калязина раскрыла блокнот, которого Вера теперь не испугалась, и проскользила пером, как проехалась по бумаге: "Женщина, очарованная собственной глупостью. Но мне такая и нужна".
- Ну что ж, я отвергла три кандидатуры. Герман Борисович Пинский уважаемый в городе психиатр. На его рекомендацию я полагаюсь. С завтрашнего дня вы будете зачислены в качестве моей ассистентки.
Вера вдруг испугалась:
- Аделаида Сергеевна, я не знаю вашей работы.
- Милочка, я ценю не знания, а преданность.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Есть люди, которые при слове "мещанство" болезненно морщатся. Какое, мол, мещанство, откуда оно, что это такое, да у вас старомодные взгляды...
Мещанство идет от понимания и принятия только одной части мира вещной, материальной, ощутимой, той, которую можно пощупать руками. За отсутствием любознательности, за равнодушием к природе, к литературе, к искусству, к человеческой мысли и человеческим страданиям, за равнодушием ко всему тому, что не несет в себе пользы, - за всем за этим стоит понимание жизни как процесса материального потребления, понимание жизни как получения выгоды.
И з в е ч е р н е й г а з е т ы (корреспондент В.Холстянникова). Аделаида Сергеевна Калязина подверглась освидетельствованию известного психиатра, доктора медицинских наук, профессора Германа Борисовича Пинского. Она демонстрировала как уже известные всем внечувственные способности, так и новые, которые обнаружились в последнее время. Аделаида Сергеевна взглядом засвечивала пленку в фотоаппарате, катала алюминиевую трубку, повышала температуру воды, вращала стрелку компаса в разных направлениях. Аделаида Сергеевна совершенно свободно угадывала мысли профессора, который уходил не только в другую комнату, но и на другой этаж здания...
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Моя ассистентка хочет казаться скромненькой, полагая, что я скромность ценю. Но назовите хоть одного человека, которого за скромность сделали начальником. А я вам сотню назову тех, кого поставили на руководящие должности за настырность. Такой руководяще ведет себя, руководяще держится, руководяще чихает... И что вы думаете? Его делают начальником, потому что свыкаются с этой мыслью, они уже ничего не находят в ней странного, и у них как бы нет иного выхода. Вот и весь вопрос о скромности. Есть специальности, которыми может владеть только наглец. Я так скажу: скромность делает человека убогим, скромность принижает.
С л е д о в а т е л ю Р я б и н и н у. Я, конечно, не знаю, может, эта Калязина и шпионка какая. Пишу не в защиту ее, а как было со мной на самом деле. Мой старик денег никому в долг не давал и от меня накопленное прятал. Говорил, что он не виноват, а у него такая натура. И помер впопыхах, от сердечного удара. Осталась я как щепка на воде. Денег нет, пенсию не получаю, хоронить его не на что. Старая баба что может? Реветь. Ревмя реву и вдруг слышу голос: "Посмотри-ка в туалете за трубой". Пошла, а там в коробочке пачка денег и сберегательная книжка.
Вопросов к вам нету, а совет бы не помешал. Космос, телевизоры, полиэтиленовые мешочки, но, видать, есть кое-что и повыше.
Уважаемая гражданка Широбокова! Находясь в напряжении, скорее всего, ваше сознание догадалось о деньгах по каким-то косвенным признакам, которых оно в спокойном состоянии не замечало.
Возможно, Рябинин ничего бы и не заметил, не будь этих тонких усиков-каемочек. Крупные скулы блестели загаром спокойно, глаза не метались, широкие плечи стыли от упрятанной в них силы. И вот только усики-каемочки дрожали на губе, словно он нервно принюхивался к далекому и опасному запаху. Почему нервничает теперь, когда допросы и очные ставки уже миновали?.. Впрочем, именно теперь, когда миновали очные ставки с допросами и принималось решение о судьбе этого двадцатитрехлетнего парня со смешной фамилией - Копытко. - Я же никого не убил и не избил, - выдавил он тем странным голосом, который идет от двух смешанных желаний: сделать его просительным и в то же время не потерять мужского достоинства.
- Шел по улице пьяный, выражался нецензурно, - в тон ему ответил Рябинин.
- Сколько ходит пьяных...
- Намеревался папкой ударить собачку.
- Не ударил же.
- Потому что вмешался милиционер, которому оказал сопротивление.
- Какое там сопротивление! Хотел вырваться да убежать...
- Погон ему сорвал.
- Не хотел же! Он меня простил...
Копытко переживал - усики начали дрожать на какой-то высокой, натянутой струне. А за дверью переживала, уж неизвестно на какой струне, его жена с трехлетним ребенком. Копытко слегка изменил голос, добавив в него просительности:
- Я с детства закален честным трудом...
Характеристика это подтверждала.
- Жалоб, кроме поощрений, не имел...
И это было правдой.
- В поведении я тактичен, говорят, что теленок...
Свидетели рассказали.
- Я обо всех людях гуманного мнения...
Возможно.
- Не подумайте, что ваши слова равносильны метанию бисера в известной ситуации. Я на всю жизнь просветлел.
В это Рябинин верил - его убедило не только поведение Копытко на следствии, но и бурное собрание тех рабочих, которые просветлят кого угодно. Сейчас Рябинин занимался мучительством, скрывая от Копытко свое решение о передаче его на поруки - тем самым рабочим. Но пусть помучается, пусть запомнится на всю жизнь. Это вместо суда.
- Занят? - Петельников заслонил дверь, словно та была из двух досочек.
- Заходи-заходи, - обрадовался Рябинин. - Гражданин Копытко, учитывая совершенные вами действия, вашу личность и раскаянье, я передаю вас на поруки.
Копытко постарался скрыть обдавшую его радость, засушивая лицо, но усики-каемочки подскочили к носу и там остались.
- Спасибо... Я не подведу.
Он выскочил в коридор, где мгновенно рассыпался тихий женский смех. Рябинин тоже улыбнулся - и следователь может принести радость.
Петельников сел с чуждой ему усталостью:
- Как отсрочка?
- Я пошел к заместителю прокурора города и все рассказал. Он улыбнулся, расспросил про Калязину и подписал мое постановление. А у тебя что?
- Допрашивал продавщицу молока. Ничего, кроме неизвестного мужчины, который поднимался на цистерну за молотком.
Рябинин кивнул, показывая, что этот факт интереса не представляет, но к сведению принят.
- Меня начинает интриговать вот что... Калязина, кроме работы, ни с кем не общается и не встречается. В магазин ходит раз в неделю. А?
- Наверное, чтобы не навести нас, - предположил Рябинин.
- На кого? И в то же время я чувствую, что она встречается со всеми, кто ей нужен, и кипит в гуще своей жизни.
