Гелла повернулась и села к нему на колени, расставив ноги. Камински растерянно огляделся по сторонам, не наблюдает ли кто за ними. Никого не увидев, он решился и уступил Гелле. Она обхватила его подбородок правой рукой и притянула к себе, одновременно левой пытаясь справиться с его брюками. Гелла подпрыгивала на нем, будто амазонка верхом на мустанге. Артур жадно ласкал ее маленькую упругую грудь. Вдруг Гелла вскрикнула и запрокинула голову назад, словно получила удар плетью.
«Бог мой, какая женщина!» – подумал Камински, и мысли в его голове, казалось, закончились. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Безвольно, ни о чем не думая, Артур вошел в нее, и Гелла затанцевала на нем. Камински желал, чтобы этот танец продолжался вечно.
Но внезапно он прекратился. «Остановка «Оттозуралее»! Шипение гидравлических дверей автобуса и шумная группа подростков вернули Камински в действительность. Они штурмом взяли верхний этаж. Гелле как раз хватило времени, чтобы соскочить с колен и привести в порядок одежду.
Она весело засмеялась и с равнодушным видом выглянула в окно. Камински понял: ему никогда больше не уйти от этой женщины.
Вечером они договорились встретиться в маленьком ресторанчике на Кантштрассе. Они едва присели за столик, как подошел продавец роз – такие продавцы очень оживляли улицы ночного Берлина. Обрадовавшись, словно мальчик, Камински купил все цветы и преподнес их Гелле. Он хотел показать, насколько любит ее.
И тут Камински увидел то, чего никогда не замечал за ней; Гелла покраснела. Ее щеки стали пурпурно-красными, как наливные яблоки. Артур был счастлив. Он вспомнил, что последний раз испытывал это состояние много месяцев назад – вместе с Геллой.
Первая встреча после долгой разлуки протекала легко, они не касались только одной темы. Камински лелеял надежду, что все еще может быть хорошо. Он боялся, что за минувшие месяцы она охладела, изменилась и стала другой, но Гелла с первой секунды зачаровала его своей страстью. С этого момента все подозрения пропали. Артур не мог поверить, что еще вчера обвинял эту женщину в покушении на свою жизнь.
Им обоим сейчас пошло бы на пользу провести вместе пару дней, дней спокойствия и обретения друг друга, чтобы преодолеть хаос, который воцарился в их жизни. Нет ничего прекраснее примирения, когда чувства меняются в желаемую сторону.
Они пили «Фраскати», ели салтимбокку маленькими деревянными палочками и ворошили общие воспоминания о времени в Абу-Симбел.
– Ты помнишь нашу первую встречу? – с улыбкой спросила Гелла. – У тебя на затылке такая рана была, а ты еще хотел, чтобы тебе ее сидя зашивали. Наверное, чтобы я видела, какой ты бравый парень!
– Ну, этого как раз не случилось, – рассмеялся Камински.
– А под наркозом ты размяк, и нам пришлось тащить тебя до кушетки.
Артур подмигнул.
– В этом как раз и заключался мой план! Я просто хотел прижаться к твоей груди. Что потом стало доброй традицией…
– Когда Хекман прослышал о нашем романе, он метал гром и молнии. Он из тех, кто не умеет проигрывать. Он Считал себя великаном, но как только я на него смотрела – становился гномом!
Гелла вела себя так, будто и не было проблем в их отношениях. У Артура складывалось впечатление, что ей очень хотелось ему это доказать, как бы это ни было трудно. «Может быть, – думал Камински, – она помешалась из-за того, что жила столько лет одна в пустыне?» Он хотел поделиться своими мыслями с Геллой, но вспомнил об обещании самому себе не касаться пока этой темы.
Камински рассказал о своей новой работе, о заказе в Турции. Но он считал, что нужно еще раз все обдумать. Спросил, какие у нее планы.
Гелла не ответила. Она спросила:
– Ты бы хотел снова вернуться в Абу-Симбел?
Она вынула из кармана зеленого скарабея и положила на стол.
Камински словно окаменел. Он смотрел на Геллу, как будто она открыла ему ужасную тайну. Он чувствовал, как бьется сердце. Он потянулся за скарабеем, но Гелла опередила его и сунула фигурку в карман.
– Я хотела только посмотреть, как там дела. В конце концов, ты сыграл важную роль в этом проекте!
Конечно, Камински было интересно. Конечно, он хотел увидеть, что получилось. Газеты вовсю расхваливали техническую сторону дела.
Гелла протянула ему через стол руку.
– Я буду сопровождать тебя туда, где все началось. – Ее глаза сверкнули.
«Она права», – подумал Артур. Может, стоит повернуть колесо времени вспять, встретиться снова на том же месте? Возможно, обсудив случившееся, удастся вернуть Геллу. И тогда они вместе будут строить планы на будущее.
Конечно, были сплетни, скандал и бесчестие, но Камински любил эту женщину, более того – он заболел ею. Значит, это был его позор, и только его.
Держа Геллу за руку, Артур вновь почувствовал связь с прошлым. И это теплое чувство привело к тому, что Артур сжал ее руку, будто в бреду, и сам не заметил, как сказал:
– Великолепная идея, Гелла! Давай еще раз вернемся в Абу-Симбел – туда, где все началось.
В Париже Майк Макорн узнал, что в Египетском музее в Берлине есть еще одно указание на «безымянную». Профессор Ледо назвал фамилию: доктор Штош. После телефонного звонка доктору Штошу Макорн безотлагательно отправился в Берлин. Майк знал Артура Камински, и у него было чувство, что тот, несмотря на все отговорки, все еще интересовался Геллой.
– Вам не звонил некий Камински? – это было первое, что он спросил.
– Нет, насколько я знаю, – ответил доктор Штош, седой пожилой мужчина в превосходном двубортном пиджаке.
Он был весьма услужлив, но осторожен. – Я долго был в отъезде, возможно, он звонил как раз в это время. А что с этим Камински?
Макорн рассказал всю историю. Он заметил, что доктор Штош высокомерно улыбается.
– И чем же я могу быть полезен? – спросил Штош, когда Макорн закончил.
– Все очень просто, – ответил тот. – Нужен текст с камня Хори или по крайней мере его основной смысл!
Доктор Штош покачал головой.
– При всем уважении к вашему расследованию, господин Макорн, это невозможно. Вы должны понять, что камень Хори – важный исторический документ, и работа над его расшифровкой все еще продолжается. Вы не могли бы подождать, пока научный мир прочтет перевод текста в официальном источнике? Такие публикации проводит наш специализированный журнал.
Он вытащил тонкую брошюрку и положил ее на стол: «Журнал египетского языка и археологии».
– Понятно, – ответил Макорн.
Но в его голосе не прозвучало разочарования. Напротив. Он знал, как упрямы бывают ученые, поэтому начал издалека:
– Конечно, я понимаю ваше положение. Любой эксперт повел бы себя точно так же. Но я хотел бы сказать две вещи: во-первых, у меня нет ни малейшего желания публиковать текст с камня Хори дословно, меня интересует общий смысл. С другой стороны, позволю себе заметить, что публикация вашего имени и вашей работы в крупном журнале могла бы быть полезна вашему реноме. Есть много примеров ученых, – продолжал Макорн, – которые достигли мировой славы, когда о них написала пресса. Вы должны об этом помнить, доктор Штош!
Доктор Штош постоянно сморкался. Ему нужно было время, чтобы подумать. Макорн был прав. Его исследованиям часто не хватало популярности. Фамилия Штош никому не была известна, за исключением коллег.
– Что вы хотите узнать? – спросил он.
– Меня интересует все, что сообщает камень Хори о «безымянной». Все, понимаете?
– И вы упомянете мое имя в своей статье?
– Само собой разумеется. Это дело чести. Так же, как я упомяну имя профессора Ледо.
Мысль о том, что его имя будет стоять рядом с именем профессора из Лувра, польстила Штошу. Он подошел к шкафу и взял с полки желтую папку.
– Вы должны понимать, – извиняясь, произнес он, – все, что я вам сейчас покажу, еще не опубликовано. Есть только сырой перевод текста. Он не выдерживает научной критики. Право публикации остается за мной.
Последние слова он произнес медленно, даже задумчиво. Потом достал из папки четыре листа и выложил их на стол. Левая часть листов была исписана иероглифами, на правой – непонятные согласные, соединенные дефисами. Под ними в скобках был перевод на немецкий.
– Хори был начальником гвардии Рамсеса II, – начал Штош. – Памятных камней, как этот, было множество. Каждый человек высокой должности заказывал такой камень, чтобы увековечить свое имя. При этом Хори сообщает о важных событиях своей жизни. В данном случае велась военная кампания против хеттов.
– А что сообщает Хори о «безымянной»? – не терпелось Макорну.
– Не спешите, – остановил собеседника Штош, – вначале я объясню, почему считаю, что под «безымянной» подразумевается именно Бент-Анат. Я переписывался с профессором Ледо, и он поддерживает меня…
– Да, Ледо мне все рассказал, – перебил ученого Макорн, боясь, что объяснения превратятся в лекцию. – Итак, мы исходим из того, что «безымянная» – это Бент-Анат.
