- Никаких, а что? - поинтересовался доктор Стеценко на фоне жужжания бормашин.
- Давай в Москву съездим на уик-энд.
- Давай, - с ходу согласился он.
Вот за что люблю своего спутника жизни, так это за здоровый авантюризм; мне кажется, что он исповедует принцип "все вопросы потом", и если завтра я назначу ему встречу у заброшенной часовни на кладбище, попросив предварительно купить пистолет, он с такой же готовностью скажет: "Давай!" - и придет на место встречи с пистолетом...
Получив принципиальное согласие на авантюру, я посчитала денежки в кошельке. Убедилась, что их хватит на дорогу туда и обратно и на дешевую гостиницу. А вот на жизнь до следующей зарплаты не хватит, тем более что вообще неизвестно, когда она будет. Ну и плевать! Я уже увлеклась и не буду ночью спать спокойно, пока я не выясню то, что хочу. А хочу я поговорить с теткой Нателлы Редничук о том, в каких они отношениях, почему умер отец Нателлы, он же брат Алевтины Аркадьевны Богунец, что за семья была у Нателлы, что за семья была у ее сына, - в общем все, что Богунец мне расскажет. Если захочет рассказывать.
Очень своевременно прибыл Леня Кораблев, элегантный и притихший. И привез мне протокол допроса доктора Балабаева.
- Да не при делах он, тоже мне, профессор кислых щей, - вспомнил он забытое детское выражение. - Бился там головой о стенку в тоске, что труп похоронили, а он с него какие-то соскобы не взял.
- Ну, ты его успокоил?
- Конечно, успокоил, что я, зверь, что ли? Я ему сказал - чего ты, дурень, бьешься тут из-за своей диссертации, ты лучше о высоком думай, пора, все равно тебе кранты, раз ты крупного преступного авторитета Вертолета уморил. Жить тебе осталось, ровно сколько метлой машешь принудительно. Ну, это я, чтобы отвлечь его от грустных мыслей, чтобы он так по своей научной работе не убивался...
-Да, Кораблев, тебя могила только исправит,-вздохнула я, пряча улыбку. - А что с продавцами и покупателями креста?
- Вам какую сначала новость - плохую или очень плохую?
- Леня, ты меня не пугай, мне уже плохо. Начинай с какой хочешь.
- Вот эти двое, - Ленька ткнул пальцем в листочек с адресами и фамилиями, - давно выехали на ПМЖ в Израиль. Почему и бранзулетками торговали. А вот этот телефон, - он указал на третью позицию в списке, - не соединяет, и все тут. Я даже не могу представить, в каком это районе...
- А ты по справочному пробивал?
- Ma-ария Сергеевна! Кого вы учите! Говорят, нет такого телефона... Наврал, что ли, старый хрыч, ювелир этот, или вы неправильно записали.
- Это у тебя, Леня, мозги набекрень, - возразила я, прочитав еще раз номер телефона. - Ну, я забыла написать, что этот адрес в Москве, а ты, между прочим, мог бы и догадаться, хоть по номеру, хоть по названию улицы. Да, в Москву надо ехать.
- Что, в Москву едем? - оживился Леня.
- Нет, в Москву еду я, а ты едешь в Жмеринку.
- Ну, правда?
- Отстань, я еду.
- Врете! Вам давно уже командировок не дают, денег нет.
- Я на свои еду.
- Вам, Мария Сергеевна, тоже бы надо о высоком задуматься. Вы бы лучше на эти деньги ребенку фруктов купили, - стал назидательно говорить мне Кораблев, поняв, что я не шучу.
- Справку напиши, что двое из списка выехали на постоянное место жительства за границу, - велела я ему, не отвечая на слова про деньги и фрукты.
- Между прочим, Кузьмич недоволен, - посплетничал Кораблев. - Он тоже говорит, что вы дурью маетесь, по Чванову что-то лишнее ищете. Надо взрыв раскручивать.
- Леня, объясни мне как, - я разозлилась.
- Объясню. Надо брать бойцов вертолетовских, которые Бурдейко мочканули, в камеру их и работать с ними.
- Допустим. На чем ты их в камеру посадишь?
- На чем?
- Да, на чем.
- Ну, на телефонном разговоре.
- Правильно. О чем разговор? Они что там, в убийстве признаются? Осудить на этом за убийство может только судья с очень сильно развитым воображением. А еще что?
- А эти, фээсбэшники?
- А что ты с них возьмешь? Они вели наружное наблюдение, я их даже допросить не могу.
- А рапорта их?
- А рапорта не документы. Тем более что в деле у меня рапорта не их даже, а оперативников комитетских, чье задание они выполняли.
- Так что, их и посадить не на чем? - расстроился Кораблев.
- Выходит, что не на чем. Пока. Надо подумать, как легализовать данные наружного наблюдения. И такая же петрушка со всем остальным. Чем доказывать, что Бурдейко собирался взорвать - неважно там, Бисягина или Вертолета - лифт в парадной?
- Ну это уж вообще... - протянул Кораблев. - Получается, что по чердаку он мог лазать совершенно независимо от взрыва и от Вертолета?
- Если только те, кто из него информацию выбивал, все вам подробно не расскажут.
- А тех, кто из него информацию выбивал, хрен посадишь, так как не на чем, - закончил Кораблев.
- За исключением одной возможности. Как там в сто двадцать второй статье? Может быть задержано в качестве подозреваемого лицо, на которого прямо укажут очевидцы? Почему бы сотрудникам комитетской наружки не побыть запоздалыми грибниками, на глазах у которых в лес приехала машина с четырьмя людьми, а уехала с тремя на борту? Вот они, как и любые другие напуганные обыватели, записали номер и марку машины и сообщили об увиденном в милицию и прокуратуру. Вот сюда уже можно и разговор телефонный присобачить.
- Остались пустяки: уговорить ФСБ.
Ленька как будто прочитал мои мысли.
- А на что нам Василий Кузьмич и генерал Голицын? Пусть тоже принесут пользу обществу.
- Ну что, вперед? Поставите перед Кузьмичом задачу? А то он все ворчит, мол, реализация под угрозой, Швецова своими делами занимается...
- Леня, ты знаешь, где у твоей подружки Анджелы лежбище? Не адрес регистрации, а та хата, где она действительно живет?
-Ну-у...
- Леня, срочно выясняй!
- Ну, есть у меня некоторые предположения...
- Пусть они в самое ближайшее время превратятся в уверенность. Хотела бы я посмотреть, как там у нее - порванные трусишки лежат как в картотеке, под номерами? И узнай тихонько, где Сиротинский.
- Что значит где? Ходит на работу в свою охранную структуру, ларек у метро охраняет, ведет себя тише воды, ниже травы. Час назад был еще жив.
- Ну, и слава Богу. Как Скородумов?
- Все так же.
- Ты мне обещал узнать, нет ли у Пруткина куратора, не состоит ли он на связи с кем-нибудь.
- Все, что смог узнать, это то, что за него хлопотал кто-то из УУРа.
- Ладно. Ленечка, посиди немножко. Я постановления на обыски отпечатаю, у шефа подпишу, и ты съезди, пожалуйста, сначала к Вертолету. Там меня интересуют только фотографии, абсолютно все, сгреби в мешок и привези. Если найдешь мешок патронов, я тоже не обижусь. Ну, если хочешь, поехали к Кузьмичу, я его обрадую, что в понедельник, наверное, сможем начинать. Только надо еще Денщикова найти, он же из дому ушел, у Петровской живет.
- Это у такой хорошенькой, из приемной прокурора города?
- У нее.
- Там тоже обыск будем делать?
- Пока нет. Какие еще вопросы?
- Задача ясна: всех держать под колпаком...
После получасового разговора Василий Кузьмич снял все свои претензии ко мне и стал готовиться к реализации. Я доехала до наших криминалистов, забрала у них фотографии из архива Нателлы Редничук, которые давала им переснять, и экспертизу по следам покойного Бурденко и по телефону договорилась с Нателлой, что она через полчаса будет у меня в прокуратуре. Я испытывала странное возбуждение перед встречей с этой женщиной, она одновременно и завораживала меня, и пугала. Вернее, мне в ее присутствии было одновременно и очень комфортно, и неуютно, если такое может быть.
Ровно через полчаса она сидела у меня в кабинете, наполняя служебное помещение головокружительным запахом дорогих духов. Я предупредила ее, что у меня будет несколько вопросов, касающихся личной жизни ее и ее сына. В частности, я очень деликатно задала вопрос об отце Дмитрия.
- Я вышла замуж рано, в восемнадцать лет, в двадцать родила сына, а когда Дмитрию было два месяца, муж умер, и я долго не могла прийти в себя.
- А потом, Нателла? Извините, я могу показаться вам нескромной, но потом ведь были какие-то мужчины в вашей жизни? Вы больше не пытались выйти замуж?
- Нет, не пыталась. Мне было некогда. Я работала, как проклятая, чтобы обеспечить Дмитрия. Чтобы он ни в чем не нуждался. А поскольку я могла работать только в том случае, если за Дмитрием кто-нибудь присматривал - показы ведь в основном вечерние, - я отдала сына жить к моей матери и в конце концов так привыкла одна, что даже не скучала по сыну.
Она улыбнулась едва заметной извиняющейся улыбкой, и я подумала: каково ей сейчас вспоминать об этом, когда сына нет в живых.
- Но может быть, был кто-то? - настаивала я. Она искоса взглянула на меня, помолчала, потом чуть подалась ко мне и сказала негромким голосом:
- Ну, если вам так хочется знать интимные подробности моей жизни... Много лет назад я очень непродолжительное время жила с одним мужчиной. Вы не поверите, - она коротко рассмеялась и сделала большие глаза, - он работал в уголовном розыске. Все говорили, что он был очень талантливый сотрудник, чуть ли не лучший в Ленинграде, тогда еще был Ленинград. Домой он приходил поздно, а иногда вообще не приходил. Его часто вызывали на работу в выходные, а если он бывал дома, он лежал перед телевизором и смотрел футбол. Иногда он мыл за собой посуду и стирал свои вещи, так сказать, заметал следы своего биологического существования.
