— Хитрый ты, Витя, как змей. И как это тебя угораздило так подставиться? Ты хоть представляешь, куда тебя затянуло? Ладно, пока давай, что есть, — он протянул руку ладонью вверх.
Я обернулся и вопросительно посмотрел на Бориса с Николаем Ивановичем. Коля никак не отреагировал, а Боб пожал плечами…
— Давай ее, проклятую, Боря.
Боб нагнулся, пошарил рукой и откуда-то снизу достал кассету, завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Держи…
Кассета, как кассета. Никогда бы не поверил, что из-за паршивого куска полистирола простой советский гражданин — то есть российский, конечно — в одночасье может превратиться в затравленного зверя. А интересно, заяц зверь или не зверь? Или не очень зверь?.. Что-то мысли уже путаются — устал немного.
Я вложил пакет с кассетой в ладонь Гены.
— На, полковник, держи… Владей и пользуйся. И скажи им, — я головой указал на небо, — чтобы сезон охоты на нас закрыли. Немного надоело уже.
Гена ухмыльнулся. — Им говори, не говори — результат… Ты же понимаешь — охоту не на тебя, конкретного Витю Зайцева объявили, а на нежелательного носителя конкретной информации. Как в современных боевиках киллеры иногда говорят: «Ничего личного…». Ладно, постараемся сами разобраться. В принципе, я, кажется, придумал, как «перевести стрелки». Если материал действительно солидный, то… Сейчас я пойду в свою машину — у нас там нужная аппаратура имеется — гляну, что на кассете, и в путь. Нас, наверное, уже в двух местах ждут. И в трех — поджидают. Шутка.
Он сунул кассету во внутренний карман куртки. При этом я успел заметить перевязь с наплечной кобурой. Тот еще танкист, Гена Логинов!
К железнодорожному переезду в деревне Зуево белый «мерседес-208» с журналистами без каких-либо осложнений прибыл без десяти минут одиннадцать. Не опоздали, даже чуть раньше указанного срока подъехали.
Повернув с Московского шоссе налево, быстро проскочили поселок и пересекли главный путь дороги Санкт-Петербург — Москва.
У переезда никого не было — поднятый шлагбаум, тускло блестевшие сталью рельсы, уходящие в сумрак ночи, вдали — зеленый огонь семафора.
Дождь прекратился, но воздух, сверх меры насыщенный влагой, неуловимо искажал очертания знакомых предметов, придавая им некую ирреальность. Редкие, неяркие в сумерках белой ночи, фонари освещали унылую российскую действительность. Вокруг фонарей словно нимбы мерцали зеленовато-желтые ореолы, усугублявшие фантастичность пейзажа. Неподалеку, сквозь дымку смутно вырисовывались какие-то строения, не то сараи, не то бараки. Покосившийся забор, деревья, кусты…
Юрий Борисович отъехал метров на сто от переезда, принял к обочине, остановил автобус и заглушил двигатель. Посидели послушали тишину летней ночи…
Иногда по дороге проносились одиночные автомобили. В сторону Киришей проехала пожарная машина, от Киришей — бензовоз, но ни Логинова, ни обещанной сенсации что-то не просматривалось.
Коллеги-журналисты, клюнувшие в Питере на нехитрую Юрину приманку по причине патологического любопытства, которое, впрочем, является неотъемлемым качеством каждого журналиста, уже не смотрели бодро-весело, как в начале пути. Даже почти свой, бывший советский, а ныне украинский репортер Федя Ермоленко, за двухчасовую скоростную гонку по мокрому шоссе и то приуныл, а иностранные труженики пера выглядели совершенно кисло.
— Прибыли, — сказал Зальцман, оборачиваясь к коллегам, стараясь голосом передать им долю оптимизма и уверенности, которых сам, впрочем, не испытывал. — Итак, друзья-камрады, что делать будем?
Друзья-камрады, на чистейшем английском и приличном русском принялись обсуждать ситуацию и давать советы. Более терпеливые братья-славяне склонялись к одному, что и выразил Федя Ермоленко, — «треба трохи почекать». Настоящие иностранцы, коих было пятеро, предлагали совершить разведывательную вылазку… Вопрос — куда и зачем?
Минут пять дискутировали, но все же пришли к компромиссу — пятнадцать минут ждать, а потом — на разведку.
Ну, ждать, так ждать… Голосовать не стали. Тем более, что у некоторых, наиболее опытных и дальновидных, нашлась и выпивка с закуской.
* * *
После того, как полковник Гена забрал у меня кассету и утащил ее в свой черный «шевроле», я почувствовал, что на душе у меня — ну, не совсем комфортно, но стало как-то поспокойней. Почти хорошо…
Когда я сказал мужикам, что Красная армия пришла к нам на помощь — я ведь прекрасно понимал, что никакая это — не армия. Просто, какой-то невероятный случай свел наши дорожки, мою и Логинова. А полковник, или кто он там, Логинов Геннадий Алексеевич — еще вовсе даже не армия. Обратись я к любому другому армейскому полковнику, он бы меня послал… к генералиссимусу.
Нет, не Красная армия… Если с мерками Красной, или Советской, армии подходить к тому, что сейчас называют армией — уже и в помине нет в стране никакой армии. Осталось полтора миллиона полуголодных, наученных убивать и готовых на все людей в форме. Эти люди по инерции продолжают выполнять какие-то, подчас им самим непонятные приказы, но при случае… А иначе и быть не может. Ведь, если я заведу для охраны дома очень большую и злую собаку и не буду кормить ее — она меня первого и сожрет. Аксиома.
Но как же глубоко сидит в голове, в подсознании, вера в Красную армию, которая всегда приходит на помощь! Чего от коммуняк нельзя отнять, так это умения мозги компостировать. Всерьез и надолго. Вот ведь и нет никаких коммуняк давно, а в глубине, на самом донышке, что-то и осталось. Это все оттуда, от дедушки Гайдара, из глубины времен!
Но в любом случае, Логинов — это не Боб с Николай Иванычем. Прекрасные мужики, друзья мои товарищи, но реально могут только умереть вместе со мной… Такие же, как и я, обыватели, зайцы-кролики, за которыми кроме руг-ног ничего нет. Ну… и трех «стволов».
Через полчаса Гена вернулся. Был он невесел, шутки-прибаутки прекратились. Он задумчиво посмотрел на меня и на Борю с Колей.
— Хреноватое дельце, мужики. Материал на кассете — препаскудный. Ты хоть сам видел?.. Впрочем, неважно: видел — не видел… Витя, навстречу вашей компании один интересный джип шел с неким человеком. Вы его знать не можете. У человека этого возможности очень большие… были. Он и милицию с гаишниками к охоте за вами подключил. Этот, скажем, человек, тебя, Витя, убивать ехал. Именно из-за этой кассеты. Ну, и Борю с Николаем Ивановичем он убил бы. Просто за компанию, чтобы свидетелей не оставлять. Правда, он не знал, что вы вооружены но, думаю, для него это не было бы большой проблемой…
— Как сказать, как сказать… — очнулся Боб. Я тут же закашлялся.
— В общем, пока тормознули его, разбираться будут, — продолжил Гена. — Витя, я вижу, на твоем луноходе колеса какие-то нестандартные, не наши… Ненастоящие у тебя колеса, Витя. И две запаски такие же…
— Это что, намек?
— Тут, понимаешь — ситуация нештатная. Этому охотнику за скальпами мои парни случайно задние колеса продырявили. Оба. Поскольку досадное недоразумение со стрельбой произошло неподалеку отсюда — надо его машину вместе с ним отогнать куда-нибудь подальше. А таких колес у нас с собой нет. Может быть, твои колеса к его джипу подойдут? В долг не дашь? Я тебе потом отдам такие же, или даже еще лучше…
— А уверен, что подойдут? Они же разные: диски, расстояние между болтами… — в глубине души мне было немного жаль моих красивых запасных колес, привинченных к заднем борту «уазика».
— Подойдут. Там у меня специалист один есть. Он количество отверстий и расстояние между ними сообщил. Твои — как раз такие… Ну, что, возьму?
— Ты уже и расстояние измерил… Раз пошла такая пьянка… Бери. Не в колесах счастье!
— Спасибо, Витя. Я твои запаски чуть позже свинчу. Но колеса — это во-первых… А во-вторых, у меня есть такая идея: к двадцати трем часам к переезду за деревней Зуево обещал Юра с разными корреспондентами или репортерами подскочить. Предлагаю дать информацию продажной прессе. Не всю, конечно, подработаем материальчик на кассете и сольем. Думаю, технически это нам вполне по силам: у нас в машине необходимая аппаратура имеется.
— Какая?
— Любая…
— Прямо уж… А если Юра не подъедет?
— Обещал… Сейчас мы туда двинемся и посмотрим.
— Я — «за», — подал голос Боб.
— И что это нам даст? На нас что, после этого охотиться перестанут? — спросил Николай Иванович.
— Умные люди должны понять, что раз материал уже ушел, так сказать, «в массы», то убивать Виктора нет смысла. А вас — тем более. Без мотива в приличном обществе никто никогда не убивает, а здесь исчезает мотив, цель. Объект охоты ведь не Виктор Зайцев, а кассета. Вернее, та информация, что содержится на ней. За ним охотятся лишь до тех пор, пока информация находится у него. Или они думают, что находится у него. Мне сейчас сообщили, что оригинальную кассету, с которой ты писал свои копии, они уже нашли.
