— Тед Малкович? Английский журналист? — уточнила Лера. — Помню, был он как-то в нашей компании.
— Был, — подтвердил Нагибин, — он дважды был дома у твоего брата. Так вот Малкович — английский разведчик.
— Глупости! — выпалила Лера с возмущением. — Тебе всюду мерещатся шпионы! Ты помешан на них! Ты и твои коллеги… Вы все одинаковы! Вам бы только людей запугивать…
— Лера, ты не понимаешь!
— Всё я понимаю!
Нагибин замялся, смутился, сжал руки на груди, поднял их растерянно к лицу:
— Лера…
— Что?
— Ты не понимаешь…
— Я всё понимаю, сукин ты сын!
— Ты не понимаешь… Я на самом деле люблю тебя… И то, что я встречаюсь с тобой… То, что я общаюсь с тобой… Всё это ставит меня под такой удар…
— Какой удар? Не вешай мне лапшу…
— Лера!
— Что?! Ты думаешь, что я боюсь тебя? — Лера помахала указательным пальцем перед лицом Нагибина и презрительно ухмыльнулась. «А ведь я и впрямь боюсь его. Когда стало известно об аресте брата, я испугалась жутко. Но на следующий день Володя открылся мне, сказал, что он работает в КГБ, и мой страх куда-то улетучился. Пришло даже спокойствие, ощущение надёжности какой-то. Почему-то подумалось, что он меня от всего защитит. Но потом я узнала, что именно Володя виноват в аресте брата. И вот тогда пришёл настоящий страх. Мне и сейчас страшно. И я ничего не могу поделать с собой».
— Лера, почему ты так жестока со мной? Я на самом деле люблю тебя!
— Ты пользовался мною с первого дня нашего знакомства!
— Я не пользовался — почти закричал Нагибин.
— Ты хочешь знать, какие чувства ты вызываешь во мне? Ужас! Только ужас!
— Что ты говоришь? Лера! Милая моя, я люблю тебя!
— Да, я тоже любила тебя, Володя. Ты был умён, нежен и страстен… Но всё кончилось, как только я узнала, что ты упёк Анатолия за решётку… Да плевать я хотела теперь на твою любовь! Ты пользовался мною! Ох, если бы я знала, что ты использовал меня для того, чтобы набросить петлю на моего брата!..
— Лера, что ты говоришь!
— Это ты говоришь… Ты только и умеешь что говорить! — воскликнула Лера.
— Подожди, давай обсудим. Ты должна понять, что я…
— Володя, уходи, — она наконец-то решилась поставить точку на этих отношениях. — Убирайся! Видеть тебя не хочу!
Он не знал, что сказать. Его одолевали тысячи противоречивых чувств, разрывавших его на части. Он медленно поднялся на тяжёлых ногах и с трудом дошёл до двери.
— Значит, вот ты как. Значит, гонишь? Презираешь за то, что я чекист? Профессия тебе не нравится моя? Да знаешь ли ты, Лера, что я голову мою под удар поставил, полюбив тебя? Мне же нельзя никаких личных связей с такими, как ты… И ещё водил тебя на ту квартиру…
— На какую квартиру? Ах, на ту… Ну и что? Ведь это квартира твоего лучшего друга. При чём тут та квартира?
— Ты ничего не понимаешь, дура! Это служебная квартира! Я на моего товарища настучал из-за этой квартиры. Я моего друга фактически предал из-за тебя, из-за любви к тебе!
— Постой, Володя, да ты меня никак в чём-то упрекаешь? Ты? Гэбэшник? Меня? — она приблизилась к нему и включила свет в коридоре. — Боже, до чего ты смешон! До чего ты смешон, Вова!
— Я из-за тебя друга подставил!
— Ну ты и говно, — она решительно повернула дверной замок. — Ты говоришь, что ты предал друга… Я не знаю, что случилось, но это ты предал, а не я. При чём тут я? Зачем ты на меня сваливаешь вину?.. Ну всё, достаточно уже… Уматывай отсюда.
Он оделся, глядя на распахнутую дверь.
— Неужели так бывает? — он долго смотрел Лере в глаза.
— Уматывай! — прошипела она.
Он вышел и остановился на лестничной клетке. Он не подозревал, что человеку может быть так плохо.
«Лучше бы умереть, чем испытывать такое…»
Он вышел из подъезда, тяжело передвигая ноги. Шёл мелкий дождь. искристые капли вились под фонарными столбами, клубились, превращались в густое жёлтое месиво.
«Надо взять такси…Иначе не доеду…»
До проезжей части надо было пройти метров сто. Владимир шёл медленно, словно преодолевая огромное сопротивление. Ему казалось (и он физически ощущал это), что некая сила тянула его обратно, к Лере. Надо было объясниться с ней. Надо было понять друг друга. Нельзя было рвать всё вот так, разом, резать по живому…
Он остановился на залитом водой газоне. Слева от него громоздился припаркованный чёрный грузовик. Владимир облокотился о капот, обтёр лицо ладонью.
«Боже, какую глупость я совершил… Зачем я связался с этой женщиной?.. Что за тайную схему придумала для меня судьба?»
Он выпрямился и шагнул вперёд…
Серая «волга» на бешеной скорости вынырнула из-за грузовика. Синие полосы на бортах… Аккуратные белые буковки на синих полосках: «Милиция»… Маячок на крыше машины… Волга вильнула влево… Секунда… Правый задний борт стремительно налетел на Владимира, ударил, оглушил, отшвырнул…
Владимир перевернулся и отлетел на газон.
«Какая всё-таки внезапная у нас жизнь», — подумал он.
Никто не видел, как он упал, никто не вызвал «скорую», никто не оказал первую помощь. Нагибин лежал в полном одиночестве, распластавшись на спине. Повреждённый позвоночник не позволял ему шевельнуться, из разбитых губ сочилась кровь, и холодный дождь сразу смывал её с кожи, будто не желая портить красными разводами смертельную бледность человеческого лица. Мысли мучительно бились в голове Нагибина, оценивая произошедшее, торопливо перелистывая страницы прошлого и пытаясь заглянуть в будущее. Однако с каждой минутой думать было труднее и труднее, наползавшая тьма вгрызалась в сознание, разваливала его на куски. Тело почти не ощущало боли, лишь где-то вдалеке, будто в стороне, пульсировало что-то колючее и жгучее.
Нагибин с трудом сглотнул слюну.
«Какая внезапная жизнь…»
Сознание отлепилось от его тела и ринулось прочь…
Юдин коротко глянул в зеркало заднего обзора. Тело сбитого человека перекувыркнулось, удар отбросил его на газон.
«Плевать! На всё плевать!»
Юдин надавил на педаль и в одно мгновение пролетел через перекрёсток. Справа промелькнуло здание цирка. Слева остался университет с примкнувшим к нему огромным парком.
«Плевать! Теперь надо только успеть!»
Перед глазами Юдина мелькали расплавленные световые пятна.
«Только бы не пропустить поворот!»
Он уверенно притормозил при съезде с эстакады, вывернул направо, как если бы ездил там каждый день, и выехал на Садовое кольцо. До его квартиры оставались считанные десятки метров…
Всю дорогу он слышал в переговорном устройстве шипящий голос дежурного ГАИ, который всё спрашивал и спрашивал, почему не отвечает патруль… Юдин то и дело бросал тяжёлый взгляд на приёмник и всё думал, что вот бы сейчас ответить: «Да пошли вы все»… Но сдержал себя.
Его сознание временами мутнело, но иногда делалось настолько ясным, что ему даже казалось, что он видел не только свою собственную жизнь, будто разложенную перед ним на длинной киноленте, каждый кадр которой был различим в мельчайших подробностях, но и жизнь всего человечества, со всеми его страстями, со всеми ошибками, со всеми хитросплетениями, со всеми нераскрытыми тайнами. Эта способность видеть всё в мельчайших деталях изумляла Юдина, но изумляла как-то мягко, неназойливо, будто намекая на что-то. Он уже знал, как всё закончится, но это знание было похоже на просмотренный только что фильм, в котором всё было понятно, разжёвано, но всё же оставалось только фильмом, не имевшим отношения к нему, Юдину, к которому был адресован этот фильм…
Он видел всё, он знал всё, но сам он будто оставался далеко в стороне от этого знания. Он понимал всё, но сам лишь слепо исполнял написанную кем-то для него роль…
* * *
Остановив «волгу» во дворе своего дома, он некоторое время сидел неподвижно за рулём. Рядом на кресле лежал ворох одежды, от которой исходил сочный запах осенней земли.
«Как сильно пахнет сырая трава… Просто воняет… Меня обязательно вычислят по этому запаху…»
Он быстро вышел из машины и, не увидев никого во дворе, сгрёб в охапку одежду, снятую с инспекторов ГАИ. Двор был тих и тёмен, почти нигде не горел свет. В одном из окон голубовато мерцали отблески включённого телевизора.
Юдин поднялся на свой этаж и разбросал на полу форму.
«Золото, теперь надо думать только о золоте!»
Он быстро вытащил из шкафа заветные тяжёлые мешочки и пакет с драгоценностями и побросал их в небольшой кожаный чемодан, заготовленный за пару дней до этого. Взвесив чемодан в руке, он поставил его на пол.
«Жарко, — он торопливо прошёл в ванную и ополоснул лицо. — Жарко. Как же мне жарко. Прямо-таки пылает всё внутри».
Юдин посмотрел в зеркало. Ему в ответ поглядели мутные глаза. Чёрные усы. Бледная кожа. Стиснутые тонкие губы. Белый шрам над правой бровью.
