– Она выведет нас прямо к трамвайной остановке, – заверила его Соня.
Глухарь вынырнул из темноты неожиданно. Подкравшись к уже почти ничего не соображавшему Фирсову, он ударил его по голове. Не издав ни звука, бывший эпроновец повалился на землю.
– Не загораживай свет!
Федор склонился над Даниилом Васильевичем, ловко ощупывая его карманы.
– Вот эта коробка?
Он извлек маленький блестящий предмет. Бочкина кивнула:
– Да, это она.
Туз схватил ее за руку:
– А теперь бежим.
Она удивленно посмотрела на него:
– Ты же хотел…
Мужчина перебил ее:
– Это было вчера. На сегодня у меня другие планы. Где, говоришь, находится ящик с золотом, который нужно открыть ключом?
Девушка потупилась:
– Не знаю. Я не спрашивала.
Федор зло выругался:
– Ты еще бо2льшая дура, чем я думал.
Они подошли к длинной лестнице, спускающейся к морю. Как только ничего не подозревающая девушка встала на первую ступеньку, Глухарь с силой толкнул ее.
Истошно крича, Бочкина покатилась вниз. Он, не торопясь, направился за ней, равнодушно наблюдая, как избитое, истерзанное тело прыгает по ступеням.
У подножия лестницы она остановилась. Глухарь наклонился над бывшей возлюбленной. В ее широко раскрытых черных глазах застыло выражение испуга. Туз приложил руку к ее шее. Пульса не было слышно. Федор осторожно размотал часть ее длинного шарфа и зацепил за высокий каблук, потом, усмехнувшись, достал из кармана пузырек, наполненный не снотворным, а мышьяком, и положил ей в сумочку вместе с бумажником Фирсова.
Когда милиция найдет трупы, а официант кафе даст показания, что видел их вместе, на раскрытие преступления уйдет мало времени. Все сразу решат: Бочкина задумала ограбление и убийство. В кафе она подсыпала бывшему эпроновцу мышьяк, и от полученной дозы он скончался на улице. Обшарив его карманы, грабительница рванула прочь. Однако длинный шарф зацепился за каблук, и неудачница свалилась вниз, сломав шею.
– Жаль, что эта курица не узнала, где находится сундук, – сказал он себе, шагая домой. – Может, тогда бы нам с Андрусенко не пришлось высвистывать всех четырех эпроновцев и собирать этот дурацкий ключ. Все же мы профессиональные воры, так неужто бы не открыли тайник отмычкой?
Однако на сегодняшний день альтернативы не было, поэтому, мысленно пожелав приятелю удачи, Туз зашагал домой.
Приреченск, наши дни
Валерий Артемович Слободянский, один из двух сыновей-близнецов Артема и Елены, с содроганием переступил порог палаты, где лежала его единственная дочь Настя. Одно название – онкодиспансер – могло бросить в дрожь любого человека, а когда знаешь, что здесь твой единственный ребенок, – чувства вообще невозможно передать.
Настя лежала на кровати, бледная, уставшая от бесконечных процедур. Черные полукружья под глазами выделялись на белой коже. Кровавым разрезом краснели запекшиеся губы. Взглянув на ее лысую головку – после процедур от роскошных волос не осталось и следа, Валерий сглотнул комок в горле и, собравшись с силами, проговорил:
– Здравствуй, доченька. Как ты?
Длинные черные ресницы дрогнули, на него уставились полные страдания васильковые глаза.
– Папа, я больше не могу, – простонала девочка. – Ты думал, я сильная. Я тоже так думала. Наверное, я все-таки умру…
Он бросился к ней, прижал к лицу ее бескровную ладошку и зашептал:
– Не говори так, родная. Я все сделаю. Все, понимаешь? Ты вся моя жизнь. Без тебя мне незачем жить. Подожди, потерпи немного. Я снова повезу тебя за границу. Там тебя вылечат, обещаю. Врачи дают благоприятные прогнозы.
– Мне уже все равно. – Она сказала это с таким равнодушием, что слезы брызнули из его глаз. – Я устала, понимаешь? Устала бороться. Я слышала, что, если человек перестает бороться, он умирает.
– Какая чушь! – Он постарался, чтобы его голос звучал как можно уверенней. – В один прекрасный момент все чувствуют усталость. Это ничего не значит. А потом снова начинается борьба.
Настя шевельнула тонким плечиком:
– Может быть. Папа, ты иди. Мне тяжело разговаривать. Я хочу поспать.
Дочь отвернулась к стене, а Валерий, пошатываясь, вышел из палаты.
Врач-онколог Борис Борисович будто ждал его.
– Вашей дочери хуже. – Каждое слово будто жгло раскаленным железом. – Если мы сейчас не предпримем никаких действий…
– Я дал вам
