Надежда еще долго слонялась бы по квартире, наступая на пятки Костову, и нудила бы о том, что она «хотела как лучше», но деликатным покашливанием дали о себе знать стоявшие на пороге понятые — пожилая пара, соседи.
— Проходите, пожалуйста, — пригласил их Костов, и в этот момент в квартиру с гиканьем и оглушительным топотом сапог, разметав понятых в разные стороны, ворвалась наконец-то прибывшая группа захвата.
— Ничего не понимаю, — сказала Надежда, выслушав рассуждения начальника. — Что же это?.. Я, значит, напрасно жизнью рисковала, через этот клятый балкон лезла, ногами размахивала… Вы меня за нарушение дисциплины чуть не придушили. А в итоге, получается, у нас против Штырева ничего нет?
— А ты сама посмотри, — пожал плечами Костов. — Разрешение на ношение оружия у него оформлено — он как-никак охранник. Сам он сначала долго молчал — и любой рассудит, что это понятно после того, как ты его прикладом до сотрясения мозга приласкала. Потом заявил, что принял нас за бандитов и начал отстреливаться. Работа у него такая, что разные бывают конфликты… Врет, разумеется, с тобой он уже разговаривал как с представителем милиции и знал, что мы опера. Но всегда может сказать, что не разобрался, не запомнил тебя, обознался и прочее. Ущерба никому в результате этой истории, кроме как ему самому и его квартире, никакого. Все целы. У нас с тобой ни единой царапины. Сколько суд даст ему за эту перестрелку с представителями органов? Полгода условно, а то и оправдают. А если адвокат ему попадется наглый, мы с тобой будем молиться, чтобы он нам иск не вчинил — за нарушение неприкосновенности жилища, нападение, нанесение вреда здоровью и моральный ущерб.
— А убийство Лосского? — возопила Надежда.
— А с убийством Лосского тоже хило. Алина Сохова на очной ставке подтвердит, что видела его вместе с Семирягой в подъезде дома Лосского за полчаса до смерти последнего. Ну и что? Больше улик у нас против них нет. А они могли в этом доме делать, все что угодно, — прийти к приятелю, к девушке, могли ошибиться адресом… Алина слышала, как они болтали про шестнадцатый этаж, но… У нас нет даже подтверждения того, что они там — на шестнадцатом этаже — действительно побывали в этот вечер. Скажут: «Передумали, вверх не поднимались» — и мы ничего не докажем. А подтвердить это могли только трое: сам Лосский, Абдулов и Соловей. Двое мертвы, а Абдулов этого не подтвердит — почему, пока не знаю.
— Может быть, именно потому, что не хочет последовать за теми двумя… — задумчиво проговорила Надежда — иногда на нее снисходило озарение.
— И в то же время, — Костов с досадой щелкнул пальцами, — Штырев точно при делах. Только как это доказать? Он присутствует во всех эпизодах, как будто крутится вокруг этого дела, все время ходит где-то по краешку. Рядом с местом убийства Лосского он был. Служит у Беспанова, заключившего нелегальную сделку — теперь я это точно знаю — с Абдуловым. Поддерживал отношения с покойной Аленой Соловей.
— Антон! — В кабинет заглянул капитан из дежурной части. — Тебе просили передать — для вас есть заключение баллистической экспертизы.
— Надежда! — Костов указал подбородком на дверь. — Сходи за документом.
Напарница вернулась через десять минут очень воодушевленная.
— Антон Сергеич! — заорала она с порога. — Наконец-то везуха! Выстрел, причинивший ранение Алине Соховой тогда перед супермаркетом, был сделан из «Макарова», который принадлежит Штыреву. Он и в меня из него стрелял. Первое покушение на Сохову висит на нем. Правда, вывод пока сугубо предварительный…
— Это уже что-то, уже что-то, — забормотал Костов, вышагивая по кабинету и потирая руки. — Улика не стопроцентная, но с такими данными уже можно попробовать Штырева прижать.
— Как это не стопроцентная? — возмутилась Надежда. — Как он вывернется?
— Как? Например, скажет, что как раз в то время его пистолет куда-то пропал. Он уже собрался было заявить в милицию о пропаже оружия, как оно неожиданно снова нашлось — в ящике стола, например, или на рояле…
— На каком еще рояле? — не поняла коллега. — Рояля в квартире Штырева я не заметила. Его там точно нет.
— Неважно, — отмахнулся Костов. — Видимо, продолжаю его гипотетическую мысль, какой-то злоумышленник выкрал пистолет с целью совершить свое темное дело — убить Алину Сохову, и сделать это так, чтобы подозрение пало на невинного человека — то есть на него, на Штырева.
— Да это чушь! — возмутилась Надежда. — Неужели суд будет это слушать?
— Может быть, может быть… — покачал головой Костов. — В общем, считай, Надежда, что мы дело не сделали и даже не начинали. У нас с тобой одни подозрения и эмоции. А все должно быть перепроверено, задокументировано. Господи, работы впереди — невпроворот… Между прочим, я всю ночь крутил кассеты, которые при обыске мы нашли у Штырева в сумке. Я сразу подумал, что именно за этой сумкой он и вернулся домой, прежде чем скрыться окончательно. И знаешь, обнаружил там кое-что любопытное. На кассетах главным образом записи в стиле, который музыковеды респектабельно именуют «русский шансон», он же «кабак». Но одна кассета — совсем из другой оперы и прелюбопытная. Это запись телефонных переговоров Штырева с некой дамой, чей голос мне весьма напомнил Алену Соловей. И угадай, о чем они говорили?
— Ну, — пожала плечами Надежда. — Ранее этот Штырев утверждал, что таким образом — по телефону — забивал в графике Соловей время для себя. Предварительная запись на обслуживание, так сказать.
— А вот и нет, — усмехнулся Костов. — Никакого воркования и вообще ни слова о любовных утехах. Жесткий разговор, упорный торг, изворотливое лавирование… Судя по интонации, Штырев бедную Соловей был готов задушить сразу же, как только ему удастся до нее добраться. Но она! Честное слово, она достойна восхищения…
— Да о чем вы говорите? — нетерпеливо встряла Надежда. — Какой торг? Какое восхищение? О чем был разговор?
— Разве я не сказал? — удивился Костов. — Это же так очевидно. Соловей шантажировала их с Семирягой. Она видела, как они ссорились на балконе с Лосским, а узнав утром о гибели Олега, быстро сообразила, кто именно это сделал. Но никому не сказала, потому что просчитала, что здесь можно легко слупить деньжат. Мужики ее тогда не видели, решила она, и определить, кто их шантажирует, не смогут никогда…
— А они на самом деле видели?
— Нет, — мотнул головой Костов. — Я думаю, нет. Но Дуся… Она провела свою партию безошибочно — послушай пленки, и убедишься. Она слегка изменяла голос — пыталась басить, но голос остался узнаваемым. Специалист в два счета докажет, что голос — ее. Манеру изменить труднее, чем тембр. Они не смогли ее ни запугать, ни обдурить, ни вывести из себя, ни выследить. Соловей все просчитала на два шага вперед, все предусмотрела, все продумала до малейшей мелочи. Не поддалась ни на одну уловку. Время контакта всегда выбирала сама, говорила коротко, чтобы не успели засечь, и, видимо, постоянно меняла телефоны — кстати, пользовалась главным образом общедоступными аппаратами в кафе, клубах, магазинах, гостиницах. Это по характерному шумовому фону можно понять, он такой, знаешь, все время разный. Постоянно меняла место выхода в эфир. Они, когда поняли, в какие цепкие ручки попались, пробовали тянуть время, сбивать цену, но Дуся если и уступила, то чуть. Начала с двухсот тысяч, а закончила ста восемьюдесятью. Талант!.. А как сыграла роль проститутки? Вжилась, влезла в образ — да так, что и покидать его не захотела.
— Не понимаю, что вы так зашлись от этой авантюристки, — неприязненно отозвалась Надежда. — Если она была такая умная, то почему сейчас в морге валяется с перерезанным горлом?
— Умная-то умная, а какую-то ошибку все-таки допустила, — задумчиво проговорил Костов. — Несколько раз выходила на связь с одного и того же мобильника — чужого, украденного у клиента. Думала, если аппарат чужой, то накрыть ее не успеют. Устала, расслабилась, уверилась в собственной неуязвимости… А они успели.
— А как же она с убийцей под лестницу пошла, если, как вы говорите, она их видела на балконе?
— Наверняка трудно сказать. Но, вероятно, она запомнила главным образом Штырева, второй мог стоять в глубине балкона… А сейчас ты спросишь: «А как же царапины, почему она не насторожилась?» Ты уже задавала мне этот вопрос, и я тебе тогда же и объяснил: информацию о царапинах мы сразу же засекретили и в прессу не давали. Соловей не знала о царапинах. Внимательно слушала?
Надежда с готовностью кивнула.
— Внимательно слушала? А теперь забудь. Это все мои бездоказательные фантазии.
— Нет-нет, — запротестовала Надежда. — Мне очень понравилось. По-моему, это все объясняет. Только вы так и не сказали: за что Штырев и Семиряга убили Лосского?
— Разберемся, — проронил Костов.
