— Нет-нет, — запротестовала Надежда. — Мне очень понравилось. По-моему, это все объясняет. Только вы так и не сказали: за что Штырев и Семиряга убили Лосского?
— Разберемся, — проронил Костов.
Алинка надулась — обиделась, что он ей рассказал про отступной. Может, не нужно было? Ладно, хватит предаваться запоздалой чувствительности. Что сделано, то сделано. А кстати, что обижаться? Рассказал все как было. А то только и слышишь от нее — «Олег то, Олег се, не то что ты… Его я любила, а тебя нет». Дурочка, да если бы она знала, что он, Абдулов, ей жизнь спас — реально, по-настоящему спас от ножа — того самого, который потом в горло Алины Соловей воткнулся! «Не приходило тебе такое в голову, деточка? Не думала ты, что это было непросто, что мне пришлось преодолеть себя, чтобы позвонить влиятельному человеку и отвести от тебя беду? Ты хоть понимаешь, что мне пришлось одалживаться? И что я сделал это от всей души, от чистого сердца, потому что ценю тебя и — страшно сказать, — может быть, даже люблю? И что я МОГ БЫ ЭТОГО НЕ ДЕЛАТЬ? А Олегу на всех всегда было плевать — и на тебя тоже…»
Некстати сейчас эта размолвка. У него столько проблем! Нет, засело в голове как заноза — ее жалкое лицо, когда он сказал ей про деньги, ее слезы, ее «Уйди!», и мент хитрожопый тут как тут рядом с расстроенной девушкой. Только и ждет небось, чтобы воспользоваться моментом — ее беспомощностью, растерянностью… Абдулов звонил ей позже в больницу — трубку бросила и разговаривать не захотела. Он еще раз и еще набрал ее номер, но мобильник был уже отключен — «абонент находится вне зоны действия». Жаль, жаль, что поссорился с Алинкой, — ему сейчас так необходимы поддержка, сочувствие, крепкий тыл, теплая ручка на плече, преданный взгляд. А лучше, чем у нее, ни у кого это не получается. Нина… Она рядом навсегда, навеки за плечом. Но к преданности жены он привык, ее преданность уже давно, как бы это сказать, его не возбуждает. Не влечет, не притягивает — она стала слишком обыденной, отданной давно и безвозмездно. Такой, как воздух, как вода — дышишь, пьешь и не замечаешь, потому что это будет с тобой бесплатно и всегда, пока ты жив. Кому вздумается любить воздух или воду, которую пьешь? А за одно Алинино, обращенное к нему: «Не волнуйся, любовь моя, все будет хорошо», — он готов отдать что угодно. Ладно, хватит о взбалмошной девчонке. Через пару дней он утрясет свои проблемы — и в больницу, к ее ногам, с букетом красных полутораметровых роз, с такой охапкой, чтобы не помещалась в обхвате. И простит Алинка, куда денется. Сколько ни грусти об Олеге, а он уже не вернется… Глупо, конечно, что он слукавил ей, когда рассказывал про ту «порнушную» пленку, сделанную с участием Алены Соловей. «А как ты хотела? Я — свободный человек. Хочешь, чтобы я давал отчет двадцатилетней любовнице-сопливке? Ерунда! Я — мужик и на все имею право. Забудешь, лапочка. Выбора у тебя нет».
На следующее утро после показа той злосчастной видеопленки в ночном телеэфире все произошло, как и представлял Абдулов. Только хуже. Кечин полчаса орал на него матом у себя в кабинете и не желал слушать никаких объяснений.
— Мозги у тебя куриные, как у бабы! Ты соображал, что делал? Устраивать кобеляж под видеозапись! Любой полудурок смекнул бы, что трахать шлюх лучше без софитов! И групповуху умные люди не устраивают — каждая из телок потом свидетелем может выступить… Какая скрытая камера? Ты мне-то голову не морочь, я как-никак профессионал, четверть века телевидением занимаюсь. По ракурсу, по панораме, да по всему видно, что ты со своими потаскухами снимал этакую любительскую порнушку для внутреннего употребления! Ладно, глупость сделал, так еще допустил, чтобы пленка на сторону ушла! Сколько с нее копий уже сняли, имеешь представление? Ты хоть просекаешь, что цель — не ты, а Огульновский? Что твоя голая задница в эфире по нему бьет в первую очередь, по телеканалу, по нам всем? Ты о товарищах подумал? Судьба канала на волоске висит. После выборов ни одна сука кредит не дает — боятся, выжидают, пока прояснится, как у нас отношения с Кремлем сложатся. На выборах мы не на того поставили… Огульновский контакт пытается наладить с САМИМ — а он у нас, всем известно, чистоплюй, хороший семьянин, мужик с твердыми правилами. А тут твое брюхо со всеми причиндалами крупным планом по телевизору елозит…
Абдулов, покаянно выслушавший всю тираду, попытался вставить слово:
— Я все понимаю. Наверное, я заслужил упреки и даже презрение с вашей стороны. Можете оплевывать меня сколько угодно, хотя, честно говоря, я не понимаю, что такого ужасного я совершил. Я — свободный человек, и я мужчина. Не думаю, что зритель был так уж шокирован происходившим на пленке. Ничего из ряда вон выходящего, сексом все занимаются. Думаю, что мне, как телеведущему, это не повредит, скорее наоборот, только подкинет мою популярность. Ведь о таком — вволю потрахаться с несколькими молодыми девками — в глубине души мечтает каждый зритель. Только не каждый может себе это позволить. Одному жена не дает, другого останавливают закомплексованность и опасения огласки, третьему бабок не хватает. Но сейчас не это главное. Надо думать, что делать, что предпринимать. Нельзя допустить, чтобы пленку прокрутили второй раз. Может, позвонить в «ТВ-ресурс», договориться о выкупе ролика? Огульновский в этом тоже заинтересован…
Кечин смотрел брезгливо.
— Ты хоть подсчитал, во сколько может влететь нам покупка ролика? С какой стати нам тратить такие деньги за твою дурость? И не прикидывайся идиотом. Звонили мы в «ТВ-ресурс»… Им не деньги нужны. Будто не знаешь? Им наш канал опустить нужно. Это давление, это политическая акция, санкционированная на самом верху. Огульновскому недавно предложение сделали — уступить контрольный пакет за долги приближенному к Кремлю банку. Мы прозевали, как они наши долги скупили, причем по дешевке. Еще бы, кто Кремлю отказать сможет? Был шанс договориться, мы с Огульновским и так и сяк администрацию охаживали, уговаривали, убеждали в собственной лояльности. А ты все нам сорвал… Так что жди — Огульновский скоро сам скажет тебе большое спасибо…
— Подождите, подождите, — опешил Абдулов, он никак не ожидал такого тона и такого поворота событий. — Да как же… Ведь мы давние соратники, сколько пережито вместе, сколько побед одержано, мы же всегда подставляли друг другу плечо…
— Хочешь сказать: сколько хапали вместе? А сколько ты еще нахапал без нашего ведома!.. Не делай невинные глазки, знаем, что нахапал. Только твой номер всегда был семнадцатый. Ты только и способен, что телезрителя убалтывать. Ты всерьез думаешь, что это дорогого стоит? Денежки-то не ты добывал, а Огульновский.
Кабинет Кечина Абдулов покинул в растерянности — то, что Кечин страшно им недоволен, об этом можно было догадаться. Но что собирается предпринимать руководство канала, так и осталось непроясненным. От этого разговора в душе Абдулова укрепилось ощущение, что, во-первых, Кечин точно знает: повторно ролик нигде крутить не будут. И во-вторых: в этой истории точка еще не поставлена. Впереди ждет продолжение, и оно будет для Абдулова малоприятным.
Он подозревал, что Кечин ведет какую-то свою игру, преследует свою выгоду, вот только какую? Как разительно переменился тон генерального менеджера! Будто Абдулов наступил ему на его любимую мозоль! Или он решил утопить его, Абдулова, из личной неприязни? Надо бы выйти напрямую на Огульновского, только вряд ли это получится. Шеф в Лондоне, из телевизионщиков общается по мобиле лишь с Кечиным.
Однако долго сокрушаться по поводу недоступности Огульновского телезвезде не пришлось — владелец канала сам вышел на связь и был, как обычно, приветлив, доброжелателен и обходителен.
— Наслышан я, Аркашечка, о твоих неприятностях. Сочувствую. Не отчаивайся, дружок, это не конец света. Однако неосторожен ты, неосторожен… Как же так можно? Что же ты не сказал мне сразу, не посоветовался? Бизнес — дело общее, и твои личные промашки оборачиваются совместными убытками. Ай-ай-ай! Ну, ничего, ничего, дело молодое, нам, старикам (на этих кокетливых словах шефа Абдулов скривился — Огульновскому было всего 49), даже завидно. Обидно, что подряд неприятности, одна за другой. Сначала этот арест в Бутырке, потом запись с голыми барышнями. Ты вот что… Ты пока уйди из эфира, дай страстям утихнуть, пусть о тебе забудут. Слегка забудут, слегка, не насовсем. У тебя появится время поразмыслить, отдохнуть. Ты ведь все спешишь жить, а поверь моему опыту — кто познал жизнь, тот не торопится….
— Вы отстраняете меня от эфира? — ахнул Абдулов. — Это… Это несправедливо! Это выйдет телеканалу боком! Наоборот — надо ковать железо, пока горячо, меня осаждают с просьбами об интервью! Я могу сделать много полезного для компании и для вас. Давайте договоримся об информационной политике! Что мне сказать? Я…
