Он беспрестанно повторял одно и тоже, а потом двое суток лежал без сознания и бредил. Полиция провела расследование, выясняя, кем же была старуха, найденная в шлюпке. Как свидетельствовали документы, жена Овенса оставила его много лет назад и вернулась в Англию. Когда наконец Фриц пришел в себя, ему показали фотографию замерзшей женщины, лицо которой облепили длинные седые волосы.
— Это мистер Овенс, — настаивал Фриц.
А потом полностью сломался. Закрыл опухшее лицо дрожащими руками и заявил, что во всем признается.
Оказалось, что двадцать с лишним лет назад мисс Овенс убила своего мужа.
Она была родом из Австрии и, прибыв в Америку, вместе с собой привезла маленького сына от предыдущего брака — Фрица. Когда она вышла замуж за красавца англичанина, предателя своей родины, все трое поселились на острове Тилхэм.
В течение трех последующих лет Персиваль Овенс так плохо обращался со своей супругой и так жестоко издевался над маленьким Фрицем, что терпению женщины пришел конец. И однажды ночью, когда Овенс после очередной попойки уснул, отчаявшаяся женщина всадила ему нож в спину. Под утро с помощью Фрица она закопала труп в подвале. Затем ее охватил ужас. Не только от содеянного, но и от того, что она находилась в чужой, почти незнакомой ей стране. И она придумала чудовищный план. Притворилась перед всеми, что бросила мужа, что убежала из дома, оставив Овенса одного. И двадцать лет играла роль своего мужа.
История Фрица пронзила нас ужасом. Мэри плотнее прижалась ко мне и спрятала свою ладонь в мои.
— Неужели такое возможно? — спросил я после долгого молчания. — Ведь это совершенно кошмарная история.
— И абсолютно правдивая, — сказал лейтенант, набивая трубку табаком. — Вчера мы обнаружили настоящего Персиваля Овенса.
Труп был зарыт на небольшой глубине в одном из подвалов особняка. Сверху могилу прикрывала груда пожелтевших газет и журналов. Некоторые из них были датированы сороковыми годами. Труп совершенно разложился. Остался практически один скелет, но скелет мужчины. Но нашлось достаточно остатков сгнившей одежды и клочков волос, чтобы идентифицировать Овенса. К тому же имелись показания несчастного Фрица. Его состояние оставалось по-прежнему тяжелым, и врачи сомневались, удастся ли ему выжить.
— Какая трагичная история, — вздохнул я. — Но теперь о «Западном ветре» можно забыть?
— Да. Он покоится на дне залива. Вероятно, когда ваша жена не явилась на встречу, несчастная парочка решила, что она за ними следила и необходимо «взять ноги в руки». Они сели на яхту. Конечно, это была безумная идея… но, ясное дело, старушка давно сошла с ума. Не один нормальный человек не сделал бы того, что она. За двадцать лет добровольного заключения в этой глуши немудрено свихнуться.
— Могу себе представить, — согласился я.
Должен признаться, мне было неловко вспоминать о своих недавних предположениях, но кто мог предположить подобную разгадку тайны мистера Овенса.
— Старуха была ростом с Овенса, плечистая и сильная. Одевалась в мужскую одежду. Поэтому при первом обыске мы ничего подозрительного не обнаружили. Ставни заперты, в комнатах пыль и паутина. Большинством помещений не пользовались многие годы. В шкафах находилась исключительно мужская одежда, и ни одного предмета, говорящего о присутствии в доме женщины. Мисс Овенс великолепно подделывала подпись мужа…
— Несчастное создание, — вздохнула Мэри.
— Можешь утешиться, что доставила ей удовольствие своим пирогом с яблоками, — улыбнулся я.
— Ну хорошо, — сказала Мэри, — а кто же тогда прислал нам этот флаг.
Двадцать четвертого февраля к вечеру я закончил девятую часть «Метопи». Я был страшно измучен, но счастлив. Мэри прыгала от радости. Мы с удовольствием думали об ожидающей нас завтра поездке в Нью-Йорк. После стольких месяцев интенсивной работы мы собирались устроить себе полноценный отдых: остановиться в первоклассном отеле, провести весь уикенд в Нью-Йорке, сходить два раза в театр, купить Мэри новое платье и посетить лучшие рестораны. По этому поводу Мэри соорудила себе шикарную прическу и собирала чемоданы.
— Как я рада, что мы хотя бы на несколько дней забудем об убийстве, — говорила она с облегчением в голосе, гладя одну из моих рубашек.
— Надеюсь, комиссии понравится «Метопи», — я сильно волновался.
— Конечно, Джек. А если даже и нет, это не имеет никакого значения, «Метопи» — великолепное, единственное в своем роде произведение. Это настоящее произведение искусства. Я совершенно уверена. Наконец ты нашел свое настоящее призвание.
Как всегда, ее ободряющие слова подняли мое настроение. Как же я нуждался в Мэри. В Мэри с сияющими глазами и непоколебимой верой в мои способности. Поэтому меня охватила настоящая ярость, в тот момент, раздался телефонный звонок.
Звонил лейтенант.
— Мистер Лидс? — он говорил громким голосом, в котором звучала нескрываемая гордость. — У меня для вас хорошие новости. Кажется, мы нашли вашего человека.
— Какого нашего человека? Убийцу?
— Так точно.
— И кто же он?
Мери оставила гладильную доску и подбежала ко мне.
— Он не значился в вашем списке подозреваемых, — сказал лейтенант.
— Почему?
— Это некий житель Северной Каролины по имени Робинсон. Он уже задержан, и мой шеф очень просит, чтобы вы приехали в Уилмингтон для его опознания. То есть, его голоса.
— В Уилмингтон штата Делавер? — уточнил я.
Мы вполне могли бы заехать в этот город по дороге в Нью-Йорк.
— Нет, это Уилмингтон в Северной Каролине.
Это было как раз в противоположном направлении.
— Мы просим вас приехать завтра, после полудня. Не позже трех часов.
Мэри дергала меня за рукав.
— Но это совершенно исключено. — воскликнул я. — Завтра утром мы отправляемся в Нью-Йорк. У нас договор.
— Очень жаль, — в голосе лейтенанта неожиданно появилась жесткость.
— У меня назначена очень важная встреча в Нью-Йорке, в пять часов, — объяснил я. — Ее никак нельзя отменить.
— Что случилось? — шептала Мэри. — Их уже схватили?
— Жена едет со мной, — добавил я. — Нельзя ли подождать до понедельника?
Лейтенант с минуту раздумывал, затем произнес очень категорично:
— К сожалению, нет. Таков приказ шефа. А не могла бы ваша жена приехать одна? Я охотно подвезу ее на своем автомобиле.
— О, боже, — простонал я.
— Что он хочет? Чтобы я поехала без тебя? — допытывалась Мэри. — А почему бы и нет?
— Ведь это именно миссис Лидс слышала их голоса, а не вы. Не так ли? И дело чертовски важное, надеюсь, вы понимаете?
— Естественно, — проворчал я. — Я прекрасно понимаю, что дело очень серьезное. Но все это так некстати. Мы ждали столько времени, а теперь все насмарку. Вы уверены, что этот Робинсон и есть убийца? Есть ли у него голубая яхта? Кого он убил? И ведь на яхте их было двое…
Лейтенант терпеливо слушал меня и также терпеливо отвечал:
— Мы ни в чем не будем уверены, пока кто-нибудь из вас не опознает его голос. На этот раз дело обстоит неплохо. Я не уполномочен вести разговоры на эту тему, но вам, так и быть, скажу. Да, у Робинсона есть иол темно-голубого цвета. В целом она соответствует вашему описанию. Кроме того, при весьма загадочных обстоятельствах исчезла его любовница, а вчера Робинсон пытался убить ее мужа. Мы предполагаем, что у него был сообщник…
— Черт побери! — выругался я.
— Я заеду за миссис Лидс завтра в девять утра, — закончил лейтенант. — И обещаю вам о ней позаботиться. Договорились?
— Договорились.
— Ах, Джек, — возмутилась Мэри. — Ты должен был благодарить лейтенанта, а ему пришлось тебя уговаривать. — Она положила руки мне на плечи. — Ты только представь, что это означает! Мы свободны! Пришел конец всем нашим мучениям!
Двадцать пятого февраля в девять часов утра моя жена уехала с лейтенантом Рейнольдсом в Уилмингтон. А я, тщательно замкнув все окна и двери, уселся в «ягуар», настроившись на долгую и скучную дорогу до Нью-Йорка.
Стоял прекрасный солнечный день, один из тех чудесных, искрящихся дней на исходе зимы, когда кажется, что весна уже совсем рядом, за первым поворотом.
Мне не хватало Мэри. Очень не хватало. Если бы она была сейчас рядом, мы поймали бы на приемнике задорную мелодию, потешались бы над глупыми рекламными щитами вдоль дороги, задержались бы у придорожного ресторана и заказали мое любимое блюдо — рыбный суп. Мэри сидела бы совсем рядом, прижавшись ко мне, и время от времени вкладывала в мой рот сладкие леденцы. Я проклинал всех — лейтенанта, Береговую охрану, Робинсона. Это они лишили меня всего этого. Я надеялся, что Робинсон отправится на электрический стул, и собирался лично проследить, чтобы он не отделался более легким наказанием.
