Я приехал на автобусе. Вышел. Зашел во двор со стороны 11-й Парковой, обойдя 16-этажную панельку. Ни квартиры, где произошло убийство, ни даже подъезда, где находилась эта квартира, я не знал, поэтому решил наладить контакт с местными аборигеншами в образе бабушек и теток, что сгруппировались на одной из лавочек во дворе.
Я подошел к ним и, напрягая все свое мужское обаяние, энергично поздоровался.
– И вам не хворать, – бойко ответила одна из молодящихся дам в большом мохеровом берете, остро и колюче оглядев меня с ног до головы. – Что, гражданин, невесту выбираете? Так мы и не прочь.
Бабульки дружно рассмеялись. Для них это было забавой, глядишь, и день весело пролетит.
– Увы, обручен, – вполне искренне пожалел я. – Я по другому делу…
– Это по какому же? – подозрительно спросила женщина. – Может, вы из тех самых… Высматриваете, какую бы еще квартирку, как у вас говорят, подломить?
– Подломить в смысле украсть? – недоуменно спросил я, с удивлением посмотрев на нее.
– Подломить в смысле ограбить, – поправила меня женщина в мохеровом берете, весьма осведомленная в воровском сленге. – И не прикидывайтесь тут эдакой непонятливой овечкой. Видали мы таких…
– Да я никем и не прикидываюсь, – с некоторой долей обиды произнес я. – Тем более овечкой… А что, в вашем доме такое уже случалось, что грабили квартиры?
– А почему это вас так живо интересует? – задала мне вопрос другая пожилая женщина с ярко-красными губами и искусственным румянцем на пожелтелых сморщенных щечках.
– Видите ли… – начал было я, но договорить мне не дали.
– Да ты, вообще-то, кто такой? – заговорила самая молодая из стайки пожилых женщин, которой едва перевалило за шестьдесят. – Чего ты здесь всё вынюхиваешь?
– Я – телевизионный журналист, – ответил я.
– А где твоя телекамера, господин телевизионный журналист? – ехидно поинтересовалась «молодка». – Видали мы таких!
– Я пока без камеры пришел. Разведать кое-что…
– А чего разведать? – снова подала голос женщина в мохеровом берете. – Кто в нашем доме живет, чтобы побогаче? Ну-ка я вот сейчас мили… полицию вызову… – С этими словами она полезла в карман и достала довольно навороченный смартфон.
– Да погодите вы, Амалия Сигизмундовна, полицию вызывать, – остановила ее старушка с ярко-красными губами и искусственным румянцем на щечках и повернулась ко мне: – При вас, молодой человек, документики какие-нибудь имеются?
– А как же без них, – ответил я, доставая удостоверение телекомпании «Авокадо», и протянул его старушке с красными губами.
– Фальшивое небось, – произнесла «молодка». – Сейчас такими в каждом подземном переходе торгуют.
– Да непохоже, – произнесла старушка и, взяв мое удостоверение, принялась его тщательно рассматривать. – Телеканал «Авокадо», говорите?
– Да.
– Точно, «Авокадо»! – воскликнула еще одна старушка из стайки, которая во все время моего разговора с аборигеншами молчала и не отводила от меня пристального взора. – Я его узнала! Он еще в прошлом годе передачу про актера Игоря Санина вел. Ну, как Санина убили, и все такое… Интересная передача. А актер-то был какой хороший! Я была в него даже немного влюблена.
– Вы совершенно уверены в этом, Зинаида Степановна? – спросила старушка с красными губами.
– В том, что была влюблена? А то как же! Сердце, оно не обманывает!
– Да ну тебя, Зинаида Степановна! Ты все о том же. Я спрашиваю, действительно ли он передачу вел?
– Абсолютно уверена, Гортензия Никитична, – заверила красногубую аборигеншу Зинаида Степановна. – Русаков его фамилия.
– Даже фамилию запомнила?
– А чего тут не запомнить? У моего парня, с которым я в юности встречалась, такая же фамилия была.
– Совершенно верно, Русаков он, – удовлетворенно произнесла старушка, возвращая мне удостоверение. – Ну, и что вас интересует, господин Русаков?
– Меня интересует недавнее убийство в вашем доме, – уже без всяких выкрутасов произнес я.
– Это у Крохиных, что ли?
– Ага. Кто вообще эти Крохины?
– Сам работает в правительстве Москвы, главным инспектором по недвижимости, а Аида была домохозяйкой, – ответила «молодка». – Ох, как не повезло людям. Не дай бог!
– Если быть точнее, – поправила ее Гортензия Никитична, – то Юрий Сергеевич Крохин служит начальником Государственной инспекции по надзору за московскими объектами недвижимости. Должность весьма ответственная и, сами понимаете, доходная. А потому Аида Владимировна не работала, была домохозяйкой и сидела дома…
– Как же, сидела она дома, – с сарказмом заметила женщина в мохеровом берете, которую Гортензия Никитична назвала Амалией Сигизмундовной. – Она все по бутикам да фитнес-клубам шастала. И любовник у нее имелся… Молодой!
– Не слушайте вы ее, – тронула меня за рукав пальто Гортензия Никитична. – Не было у нее никакого любовника… Это она от зависти!
– А что они лаялись тогда каженный день? – не согласилась с ней «молодка». – В последнее время дня не проходило, чтобы они не скандалили.
– Вы это сами слышали?
– А то! Я, чай, за стенкой живу. Мне все слышно.
– Небось ухо к стенке прикладывала, чтобы лучше было слышно, как они там бранятся? – заметила ей не без ехидства Амалия Сигизмундовна. – Так, что ли?
– И прикладывала, так что с того? – огрызнулась в ответ «молодка». – Да и прикладываться не нужно было, и так все хорошо слышно.
– А в тот день, в субботу шестого декабря, Крохины тоже ругались? – осторожно поинтересовался я.
– Ругались! – ответила «молодка». – И еще как! Когда полицейский майор меня допрашивал, я так ему и сказала.
– А в какое время они ругались?
– Начали около восьми, а закончили уже в девятом часу. Они долго ругались… На совесть…
– А потом?
– А потом все разом стихло, вроде бы помирились.
– Так может, этот начальник Государственной инспекции сам ее и убил? – спросил я как бы мимоходом.
– Нет, – не сразу ответила «молодка». – Он в половине девятого ушел, а она телевизор громко включила, я слышала.
– Она телевизор включила сразу, как ушел Крохин, или еще до его ухода?
– До ухода, кажись, чтоб его не слышать, наверное. Так телевизор у них и работал, покуда полиция не приехала.
– А когда приехала полиция?
– В первом часу уже.
– А кто ее вызвал?
– Я и вызвала… А что, если в квартире большой начальник проживает, значит, и законы не надо соблюдать, что ли? И телевизор пусть работает на полную катушку, когда время уже после одиннадцати? Есть закон о тишине, так там черным по белому прописано, что с одиннадцати и до семи шуметь нельзя, потому что люди спят, им отдыхать надо, а не слушать работающий у соседей на всю мощность телевизор.
– Не закон о тишине, а раздел о тишине в законе, который называется «О санитарно-эпидемиологическом благополучии населения», – поправила «молодку» Гортензия Никитична.
– Не важно, как называется этот закон, главное, что он есть. И в нем написано, что шуметь после одиннадцати вечера – нельзя! – «Молодка» победно посмотрела на меня и замолчала.
– Вы совершенно правы, – сказал я. – Громко шуметь после одиннадцати запрещено.
– Ну вот! Я терпела, терпела… Но ведь любому терпению приходит конец. Вот я и вызвала полицию, чтобы урезонили эту Аиду.
– А они приехали и обнаружили труп, так?
– Так, – выдохнула «молодка». – Дверь-то в квартиру Крохиных незапертая оказалась. А потом и еще наряд приехал.
– Вы имеете в виду следственно-оперативную группу?
– Я не знаю, как они там все прозываются.
– Ну а судмедэксперт среди них был?
– В смысле доктор?
– Да, доктор.
– Доктор был. Женщина.
– Ясно, – констатировал я. – И когда они приехали?
– Да через четверть часа после первых полицейских, – последовал ответ.
– А где в это время был сам Крохин?
– Почем же мне знать? Но он вскоре приехал, потому что его вызвала полиция.
– Каким образом?
– Они позвонили ему по сотовому его жены и попросили приехать.
– Вы что, в это время были в квартире Крохиных? – догадался я.
– Была, – ответила «молодка». – Меня пригласили как понятую.
– Вот как… И что вы там увидели?
– В квартире все было перевернуто вверх дном, вещи валялись на полу, в спальне вообще был полный бедлам. Грабитель явно торопился…
– Откуда вы это знаете? – заинтересованно спросил я.
– Так сказали полицейские.
– Ясно. И что унес грабитель? Ну, что у Крохиных пропало? Вы, как понятая, должны это знать.
– Это выяснилось только тогда, когда приехал сам Крохин, – ответила женщина.
– А когда он приехал?
– Около часу ночи, – последовал ответ.
– И что пропало из вещей? – задал я новый вопрос.
