Куроедов встал, подошел к Алле Сергеевне, все это время неподвижно сидящей на табуретке с устремленным в окно взором.
— Алла Сергеевна, вот заключение судмедэксперта. — Он протянул документ, — о наличии в органах пищеварения вещества из группы цианидов.
Неожиданно Алла, схватив бумагу, швырнула ее на пол.
— Все вы здесь — негодяи! Устроили при мне этот спектакль! Уже ничего не стыдитесь. Побойтесь Бога! Как вы можете? Этот бомж порядочней всех вас!
Не говоря больше ни слова, она вышла из здания морга, хлопнув дверью. В следующую минуту послышался звук отъезжающего автомобиля.
«ПОРЯДОЧНОГО» ПОКА НЕ КРЕМИРОВАТЬ
Судьба слепа, но разит без единого промаха.
Влодзимеш Счисловский
Куроедов глубоко вздохнул.
— Так, гражданин Малосольный, «порядочного»… пока не кремировать. До особого распоряжения.
— Ну, дела… — Василий покачал головой. — Теперь хоть самому — в топку.
— Всему свое время…
— Что-то меня знобит… — вздохнул патологоанатом. — Не хотите ли спиртику для согреву? Не беспокойтесь, не «секонд-хенд», для постояльцев у нас — формалин.
Малосольный достал пластиковую бутыль, выжидательно глянул на Куроедова.
— Давай… по махонькой, — махнул рукой следователь.
* * *А в это время Баздырев и Ребров пытались кардинально скорректировать последний путь, в который отправился покойник Зайцев. Их «жигуленок» несся по улицам, подпрыгивая на ухабах. Баздырев безуспешно набирал номер телефона крематория.
— Чертов крематорий. Все время занято! Не думал, что с утра столько желающих. Сергей, давай пока звони нашему дежурному, пусть в Пеньковский поселковый отдел звонит, чтобы нашего мертвеца перехватили, не сжигали.
Ребров кивнул. В трубке зазвучал служебный голос:
— Дежурный по ОВД «Стригунино» Макаров.
— Коля, привет! Это Ребров, — затараторил Сергей. — Слушай, дело государственной важности! Позвони в Пеньковский отдел, скажи, пусть срочно в крематорий дуют. Там покойника Зайцева…
— Да не Зайцева, — поправил Баздырев. — Гриша он, как на бирке написано…
— Да, это самое, этого Гришу чтоб в печь не совали…
— Вы там чего, с бодуна? — отреагировал Макаров.
— Блин, да не с бодуна, Коля. С морга…
— Звони сам, мне крематорий не подчиняется, — раздраженно ответил дежурный и положил трубку.
— Черт бы побрал этого Макарова! — отреагировал Баздырев. — Недаром его прозвали «человек-ПМ»! Позвоню-ка сам пеньковским операм! — Он открыл блокнот, нашел номер, набрал: — Саня, Кривопустенко, это ты? Баздырев… Послушай меня внимательно. Срочно езжай в крематорий!
— Хорошее пожелание, — ответил Кривопустенко.
— Не перебивай! — с раздражением продолжил Баздырев. — Там одного покойника под именем Гриша должны сейчас кремировать. Уже привезли, наверное. Под любым предлогом останови их. Скажи: прокурорское решение, криминальный труп, надо его на экспертизу. Что хочешь делай…
— Кто ж без документа даст? — резонно отреагировал Саня. — Нарушение прав личности трупа!
— Сам лезь вместо него в печь! Ты опер — или кто? Помоги!
— Хорошо, сейчас поеду, — недовольно отозвался Саня. — Если бензина хватит!
— Задрал ты меня!
Баздырев отключил телефон, глянул на водителя.
— Поднажмем, Петрович?
— «Жигуль» — не птица.
Понимая «особенность» Петровича, считавшего, что ему положено знать, разумеется, в разумных пределах, оперативную задачу, Баздырев понял, что пора вводить шофера в суть дела. Все же Петрович — член команды, не таксист какой-нибудь. И тогда Петрович выложит за баранкой всю душу, выжмет из железа на колесах все, что можно.
— Ладно, ладно расскажу… Стыдоба, говорить не хочется. Обвели нас Петрович, вокруг пальца, как последних лохов. Поменяли у двух мертвецов бирки с именами. Понимаешь? Подложили нам бомжа Гришку, а нашего Зайцева в крематорий увезли. Уже вот два часа назад.
— Значит, обвели вокруг пальца мертвеца? — обобщил ситуацию Петрович. — Случай, надо признать, редкостный.
Удовлетворившись полученной информацией, Петрович тут же выжал педаль газа до упора.
— Только вот какого пальца и какого мертвеца? — усмехнулся Ребров.
— Наверное, наш Зайцев много долгов оставил после себя… — изрек Баздырев. — Что и после смерти в покое не оставляют.
Рискованно обгоняя машину на изгибе трассы, Петрович заметил:
— Суетиться не надо… Что тебе отмеряно судьбой, тем и довольствуйся. И главное — тщательно пережевывай пищу… Так моя покойная соседка всегда говорила.
— А от чего она умерла? — поинтересовался Ребров.
— Что-то съела — не то…
Человек — это душонка, обремененная трупом.
Эпиктет
На фоне лесных окраин дымящая труба крематория была похожа на обезглавленную ракету стратегического назначения, подготовленную к запуску.
— Дымит! — кратко констатировал Баздырев.
— Наверное, при жизни покойник много курил, — отозвался Ребров.
— А может, калоши снять забыли, — невозмутимо заметил Петрович.
Возле ворот крематория стояла милицейская машина с включенными проблесковыми маячками. В автомобиле никого не было. Баздырев и Ребров торопливо прошли во двор крематория. Там и увидели печально-озабоченного оперуполномоченного Пеньковского ОВД Сашу Кривопустенко и ухмыляющегося мужика, видно, работника крематория. Об курили, а на земле рядом с ними лежала пара дымящихся, наполовину сгоревших ботинок.
Молча поздоровались, Баздырев назвал себя.
— Не успел… — сообщил сокрушенно Саня, кивнув на ботинки.
— Дымились туфли дяди Бори, — констатировал Баздырев.
— Ну, дела, товарищи правоохранители, майоры с лейтенантами… — с пьяной веселостью взял инициативу в свои руки работник крематория. — Прибегает ваш друг Сашка, давай, говорит, взад этого Гришу. А он — там уже, в печи дымит. А у нас щас всё на заграничной электронике, строжайший учет всех жмуриков. Печь открыл — печь закрыл. Нагревается — и уже не открывается. Ну, и чо делать прикажете? Не знаете… А я вот знаю. Вся эта кибернетика запросто отрубается нашим отечественным рубильником. Я тебе майор, скажу, Санек мне просто ваш понравился. — Он хлопнул опера по плечу. — Простой, как и я. А мне чо, мне самые важные министры по фигу. — Крематорщик возвысил голос и поднял вверх палец. — Инструкция запрещает… человека на пути в рай задерживать. Ну и чо?.. Разблокировал я дверь реторты печи. Открываю, а там чо? А ничо! Костей труха и лапти догорают. Чего хотели, мужики! Почти полчаса прошло. Не Ямайка… В креме 900 градусов!
— Покойники в креме?! — изумленно спросил Баздырев.
— Гы-гы, — засмеялся работник. — Да это мы так крематорий называем. В общем, поздно, ребятки, спохватились…
— И чего теперь? — спросил Ребров.
— Известно чо… Инструкцию нарушил из-за вас, — сурово произнес работник «крема». — Конечно, снова врубил… рубильник. Процесс продолжить надо? Доски и тело, я вам скажу, они сразу сгорают. А косточкам надо хорошенько прогореть. Суставные кости вообще плохо горят, их перемалывать приходится. Такой, мужики, процесс. Ровно 82 минуты и — на небо. Так что в два этапа — и там уже ваш приятель… Жаль, курил много. После курящих смолу отдирать приходится.
— Ну, что ж, спасибо, — вздохнул Баздырев. — До свидания.
— У нас говорят: прощай! — хмыкнул работник крематория. — Ботинки-то заберёте?
Ребров прихватил обугленную обувку. Баздырев молча пожал руку оперу Саше.
— Извини, если б чуток пораньше, — вздохнул Кривопустенко.
— Да это ты меня извини, грузанул тебя нашими проблемами, — хмуро заметил Баздырев.
— Если мы не будем друг другу помогать, то кто нам еще поможет?
— Эт-точно…
* * *Петрович пропустил вперед машину Кривопустенко, глянув на обугленные ботинки, заметил:
— Тапки оставил, значит, вернется…
— Ну, ты и пошутил, Петрович, — хмыкнул Ребров.
— Примета, — пояснил Петрович. — Куда едем?
— В прокуратуру, — почесав затылок, ответил Баздырев.
* * *Куроедов, как всегда, занимался не менее чем четырьмя делами: прижав плечом трубку к уху, разговаривал с кем-то по телефону, листал дело, печатал очередной протокол и прихлебывал чай из кружки. Закончив разговор, поднял глаза на вошедших Баздырева и Реброва.
— Ну, что, упустили?
— Через трубу ушел… — сообщил Ребров. — Только штиблеты оставил.
— А я вот только что приехал, следственный эксперимент проводил в морге. Все по секундам просчитали. Трупы туда-сюда с секундомером таскали. И главврач подтвердил, что патологоанатом звонил ему во время утреннего обхода. В общем, все сходится, — подытожил Куроедов.
