Беседа же с Гречем затянулась почти до утра. Гоша почувствовал себя очень уютно и выложил бывшему мэру все то, что сбивчиво излагал Карине Назаровне. Кстати, Карина ушла вместе с Радужным, но Гоша этого даже не заметил. Он говорил о предназначении человека, о смысле жизни, о тяжелом времени для страны - обо всем, что наболело у него за последние годы. Когда бутылка почти опустела, Греч предложил Крюкову лечь в гостиной. Это не вызвало у писателя никаких возражений, и через несколько минут удовлетворенный и умиротворенный Крюков уже спал без сновидений и ночных кошмаров, которые частенько мучили его в запоях.
"Как удобно быть героем в кино. Или в литературе... Гром, дым, ты падаешь с мужественным выражением лица и с аккуратным красным пятнышком на белой рубахе. А вокруг бегают враги, сверкают фотогеничными лицами. И не больно, и не страшно, зато невероятно красиво и трогательно. А в жизни? Шорох домашних тапочек, сухость во рту, головная боль, грохот посуды на кухне и слякоть за окном, слякоть, в которую, хочешь не хочешь, а придется сейчас выгребать. Вонючие дырявые сапоги, замасленный ватник, щетина на подбородке... Герой. Все, Гоша. Ты свою функцию выполнил, предназначение исполнил, теперь свободен, дружище. Всего доброго. Have a nice day!"
- Гоша!
- Встаю, - деланно-бодро выкрикнул в ответ Крюков.
Гоша выполз из-под одеяла и сел на диване. Похмелье было очень серьезным. Голова раскалывалась, все тело противно дрожало. К тому же пришла отвратительная неуверенность в движениях - Крюков знал, что ему сейчас будет очень сложно добираться до дома. В таком состоянии он обычно шарахается от каждой машины, каждого встречного пешехода, пропускает тех, кто нагоняет его сзади, - ему кажется, что любой движущийся предмет или человек только и ищет столкновения с больным Гошей, только и норовит задеть его, толкнуть, сбить с ног и пройти или проехать по нему. Очень неприятное состояние, что и говорить.
- Иду, - снова крикнул Гоша, хотя Греч, кажется, и не ждал новой информации. А ждал он - Крюков убедился в этом, выйдя из гостиной, - только того, когда же гость, наконец, натянет свои грязные сапоги и выметется из квартиры на лестницу. По крайней мере так расценил Крюков взгляд бывшего мэра, который стоял в прихожей, держа в руках пальто.
- Георгий, - сказал Павел Романович, - что же вы так заспались?
В голосе Греча Крюкову слышалась искусственность, неискренен был хозяин дома, раздражен, торопился очень. А Крюков его задерживал. Ну, понятно... Большой человек... Что ему до такого мелко... мелко... Гоша сбился.
- Мы вас будили к завтраку, - продолжал извиняться Греч, - но никак не могли поднять... Сейчас уже некогда. Спасибо вам огромное, еще раз хочу сказать - мы очень вам благодарны за то, что вы предупредили... Это очень, очень важно. Я всегда к вашим услугам, Георгий, если что...
- Ладно, чего там, - пробурчал Гоша, натягивая ватник. "Мелкотравчатый" подвернулось слово, которое он искал еще мгновение назад, но сейчас это было уже не актуально.
- Вы куда сейчас? - скороговоркой выпаливал фразу за фразой Греч. - Я на машине. Подвезти?
- Нет... Спасибо. Не стоит. Я пройдусь... Голова что-то...
- Ну-ну, - отпирая замки, сказал Павел Романович. - Однако пора бежать. Наташа сегодня идет на прием... - Он взглянул на часы. - Уже у него.
- У кого? - механически, безо всякого интереса спросил Крюков.
- У начальника ГУВД. Она по своим, по депутатским делам... Но и по нашему делу, - Греч подчеркнул слово "нашему", - задаст несколько вопросов. Она умеет. В этом смысле Наташа просто незаменимый человек.
Он говорил что-то еще, но Крюков, начав спускаться по лестнице, не слышал слов бывшего мэра.
- Вы пешочком? Правильно, - приговаривал Павел Романович. - Вы заходите к нам, Георгий, заходите. Посидим, потолкуем... Работы сейчас очень много, вы уж извините, что так получилось...
- Ничего, - сказал Крюков. - Всего вам доброго.
Они вышли из подъезда. Греч быстро сунул Крюкову ладонь, коротко пожал, затем споро, по-солдатски повернулся и размашисто зашагал, наступая прямо в лужи, к машине, которая ждала его неподалеку. Водитель стоял рядом. Завидев направляющегося к нему Павла Романовича, он выбросил сигарету и приветливо кивнул.
"Вот и все, - снова подумал Крюков. - Миссия выполнена. И что теперь? Пустота... Стоило ли напрягаться? Стоило ли все это того, чтобы такую суету разводить? В его жизни, - он посмотрел вслед удаляющейся машине, - это просто рядовой эпизод. Он, кажется, даже не слишком и волновался, когда я вчера им рассказал о взрывчатке. Видимо, привык. А я, как мудак последний, панику развел. Нет, все-таки не мое это дело. Зря я... Зря".
Крюков сплюнул на асфальт - плевать было почти нечем, гортань ссохлась, язык превратился в точильный камень.
"А пошли вы все! - со вспыхнувшей в душе злостью подумал Крюков. - Все вы скоты. Всем вам на все наплевать. Чтобы я еще раз в это вписался? Ни в жизни! Никогда!"
Он осторожно зашагал в сторону своего дома. Машины пугали, пешеходы казались агрессивными и опасными, пот заливал глаза, каждый встречный милиционер смотрел в сторону Гоши, каждая собака, завидев его, злобно скалилась и готовилась вцепиться. Путь домой после запоя всегда бывал труден, но такого, как сегодня, Гоша припомнить не мог.
- Это ваша проблема! - ревел голос в трубке.
Смолянинов поморщился. Неужели у старика сдают нервы? Вроде в его ведомстве все в порядке... Президент, что ли, опять шею намылил? И правда, ходили слухи, что Сам был последнее время не в духе. Да и здоровье не того... Годы, однако. А этот, падла, начальник хренов, решил на нем, Смолянинове, злость сорвать.
- Понял, нет, мать твою е... Задача поставлена - выполняй! Все! И не дергай меня со всякой ерундой! Сами обосрались, сами за собой и подчищайте свое дерьмо! И чтобы все было чисто, понял? Все!
- Так вот я и хотел...
- Что ты хотел? Меня, знаешь, то, что ты хотел, не... Короче, я все сказал.
Связь прервалась.
- В общем, так, Леша.
- Что?
Алексей Владимирович Панков, начальник следственной группы, ведущей дело Греча, выпрямился в кресле и подобрался, готовясь услышать что-то важное. Он не сомневался, что сейчас ему на голову свалятся очередные неприятности.
А чего еще можно ждать в этом деле? Дела-то как такового нет. Как нынче говорят - виртуальное дело. Существующее только в фантазии Смолянинова, его, Панкова, да вот этого беса, который сейчас был на связи и который всю кашу и заварил. Услужить хотел Самому. Услужил, ничего не скажешь... А все ему мало. Теперь-то чего? Выборы Греч проиграл, тут они постарались изо всех сил, потрудились, можно сказать, на славу... Заодно, между прочим, как бы и еще одно дело о коррупции закрыли - гражданка Ратникова, владелица одной из крупных фирм, торгующих недвижимостью, дожидается в Бутырке суда. И расследование проведено чисто. Ну более или менее. Почти без превышения власти. Почти без нарушения закона.
Бекетова Панкову тоже было совсем не жаль. Сволочь партийная. И тогда сидел на шее народной, и теперь пристроился. По заслугам и получил.
Однако на Бекетове-то все дело и забуксовало. Крепким орешком оказался Павел Романович Греч - не подступиться. Только наглостью можно было брать, нахрапом, рассчитывая на то, что либо сам себя оговорит, либо слабину даст, либо, на худой конец, сердечко прихватит у подследственного, а там - мало ли что может случиться...
Не вышло. И так, и сяк подступались, топтались на месте несколько месяцев, столько сил затратили, столько денег, и все без толку. Хотя это, конечно, как посмотреть. Выборы-то все же Греч проиграл. И проиграл вчистую.
Вчистую ли?
Дойдя в своих размышлениях до этого места, Панков помрачнел.
Алексей Владимирович выглядел молодым человеком. Редко кто давал ему те сорок пять лет, которые он уже, по его собственному выражению, "намотал". За эти годы Панков успел в жизни многое. По крайней мере он сам считал именно так. Часто, особенно за выпивкой с хорошими людьми, он говорил, что одну жизнь уже прожил, а сейчас идет бонус, подарок - вторая, сверху даденная жизнь.
Первая кончилась в Афганистане - Панков старался об этом не вспоминать, и иногда у него получалось. С тех пор, как он был на войне, прошло больше десяти лет, и ночные кошмары почти перестали навещать Алексея Владимировича, если бы не Чечня. С Чечней все вернулось с такой ясностью, словно только вчера он трясся на горячей броне в Афгане.
Капитан Панков выжил чудом. БТР подорвался на мине, чудовищная невидимая рука сорвала Алексея с брони, как надоевшее мерзкое насекомое, и швырнула плашмя на скалы - размашисто, резко, сильно.
Началась многолетняя больничная эпопея. Панков много передумал за годы скитаний по госпиталям. Прежняя жизнь - спокойная, размеренная, распланированная на годы, на десятилетия вперед - оказалась не более чем иллюзией. Что можно планировать, если в один прекрасный день Родина прикажет, и пойдешь в атаку, и разлетишься мелкими кровавыми кусочками, удобришь своим телом чужую землю, о которой еще месяц назад и знать не знал. И многое, очень многое, почти все из той, мирной, прошлой жизни стало казаться ненужным и несущественным, не стоящим того, чтобы тратить время и силы.
