Слава богу, были у него друзья - и фронтовые, и на гражданке осталось достаточно, - помогали и деньгами и связями. После двух лет мытарств Алексея Владимировича бросила жена. Друзья постепенно уходили в свою жизнь, которая неслась стремительно - прежде, до Афгана, в тине брежневской эпохи и представить себе было невозможно, что наберет страна такой темп, понесется, как гоголевская тройка, неведомо куда, не слыша предостерегающих окриков, не видя перед собой ничего - ни дорожных знаков, ни оврагов, ни поворотов.
Немного окрепнув после лечения, Алексей вернулся в родной Уманск и стал доучиваться заочно на юридическом - война не дала ему получить высшее образование. Окончив областной ВУЗ, он осел в местной прокуратуре. Кадров не хватало, а тут боевой офицер, да с высшим образованием - о такой кандидатуре работники Уманской прокуратуры могли только мечтать.
Он служил исправно. Ни бандитские группировки, проявляющие повышенный интерес к ребятам, прошедшим войну, ни "афганские братства" его не интересовали. Так же, как не интересовали и различные частные охранные фирмы. Ему не нужны были деньги. Единственное, чего он хотел - это покоя. А какой покой в частной структуре? Маета одна...
Как ни парадоксально, государственная служба, даже такая, как у Панкова Алексей Владимирович работал старшим следователем, - казалась ему намного спокойнее, чем все остальные поприща, которые он мог бы выбрать в силу своей квалификации и боевого опыта. Аванс, зарплата, начальник над головой, который решает за тебя - закрыть ли дело, тянуть ли его, спустить ли на тормозах, или, наоборот, предать публичной огласке... Панков казался начальству туповатым, преданным исполнителем, не проявляющим ни самостоятельности, ни инициативы.
Тем более удивительным был для всех его внезапный отъезд в Москву. Пришел запрос из столицы, а потом были два телефонных звонка, после которых начальство Панкова решило даже не думать, зачем, кому и для чего понадобился в столице тихий и исполнительный Алексей Владимирович.
Удивительной эта командировка была для всех, кроме самого Алексея Владимировича. Он с самого начала ждал чего-то в этом роде. Панков был просто уверен в том, что его не упустят из виду, потому отчасти и не лез ни в какой криминал, ни в какие сомнительные предприятия - в этом государстве никто и ничто даром не пропадает. Мужик с опытом военных действий, с высшим образованием, без семьи, не пьющий, не замеченный ни в каких темных делишках, - разбрасываться такими людьми для силовых структур просто глупо. А структур этих наплодилось - не сосчитать. И служба президентской охраны, и налоговая полиция, и ФСБ, и черт в ступе...
Панкова всегда смешили разговоры о невостребованности, которые он слышал едва ли не каждый день - в телевизионных передачах, по радио, в транспорте, даже на работе. Люди жаловались на жизнь, сетовали, что вот, мол, учились, трудились, а теперь оказались никому не нужны... Государство, мол, разбрасывается отличными работниками...
Алексей Владимирович считал, что отличными как раз никто не разбрасывается. А вот многомиллионная армия дилетантов с формально полученным образованием и формальным же опытом - она действительно никому не нужна. В отличие от тех, кто хоть что-то умеет и может. Они все на заметке...
Сначала это были предположения, но потом они подтвердились. После того как Панков выписался из последней больницы, его вызвали в военкомат, и в ходе недолгой беседы с мужчиной в штатском, но с отчетливой военной выправкой, Панков понял, что ни один человек - из тех по крайней мере, кто был на войне и хоть как-то там себя проявил - не канул для государства в безвестность. Все на учете, все отслеживаются и находятся до поры до времени в резерве... А надо будет - снова Родина позовет. Куда и зачем - это уже другой вопрос.
В Москве с Панковым провели несколько бесед в разных местах - от Генеральной прокуратуры до каких-то грузинских ресторанчиков. Позже он совершенно случайно, в частном, необязательном разговоре с одним из коллег узнал, что молодой человек, с которым он встречался в грузинском заведении, работает в администрации Самого.
Молодой человек тогда недвусмысленно заявил, что в случае успешно проведенной операции Алексея Владимировича ждет хорошее повышение по службе. "Вы даже представить себе не можете, что это значит, - сказал молодой человек. - Не простое повышение, а со всеми делами..."
Что это за "все дела", Алексей даже размышлять не стал.
Панков испытывал к Гречу не больше личной неприязни, чем ко всем остальным отечественным политикам. Но приказ есть приказ. Дело, на первый взгляд, было несложным, тем более что генерал Смолянинов, курирующий всю операцию, дал на мэра полный расклад - коррупция, превышение полномочий... Материала было достаточно. В свете информации, преподнесенной Смоляниновым, фигура демократического мэра приобретала жутковатый оттенок.
Однако при ближайшем рассмотрении дело, еще не оформленное, собственно, как "дело Греча", ибо никаких прямых доказательств его незаконной деятельности не было, стало разваливаться на глазах. Взяли Ратникову, надеясь, что она выложит на мэра Города тонны компромата, но из этого ровным счетом ничего не вышло. Злоупотребления самой Ирины Владимировны имели место, и кое-что она признала, однако фигура Павла Романовича ни в какой связи с махинациями Ратниковой не всплывала. Да и сами делишки главы фирмы, торгующей недвижимостью, если честно, не тянули на уголовное дело. Так, административные правонарушения. Вполне можно было отделаться штрафом.
Панков, уже тогда сильно сомневавшийся в виновности мэра, предложил зайти с какой-нибудь другой стороны, так нет - в Москве уперлись, перевезли Ирину Владимировну в столицу, упаковали в Бутырку и начали "прессовать". Ни к каким результатам, кроме нескольких сердечных приступов обвиняемой, это не привело, в итоге Ратникова оказалась в тюремной больнице, а на сцену вышел Бекетов.
История с проворовавшимся партийцем закончилась примерно так же, как и с "бизнес-вумен", с той только разницей, что Бекетов лежал не в тюремной больнице, а в обычной.
Параллельно активным действиям Панкова в Городе развернулась психологическая травля Греча со стороны ультранационалистических организаций, подпитываемых бандитскими структурами.
Пользуясь тем, что органы внутренних дел, по негласному указанию из Москвы, особенно травле мэра не препятствовали, ребятки эти разошлись не на шутку. Самыми громкими их акциями были забрасывание петардами окон Греча в новогоднюю ночь и совсем уже выходящий за рамки разумного поджог дачи Лукина.
Вот чего, на взгляд Панкова, совсем не следовало бы делать. Тем более что насчет Лукина никаких указаний не было, в отличие от всех остальных членов команды Греча, которые были названы Смоляниновым. В случае необходимости против Суханова, Крамского, Манкина, Журковского и прочих могли быть использованы любые методы давления, но Лукин шел по особой статье. Судя по всему, в Москве не решались наезжать на бывшего разведчика, который имел, по слухам, серьезные связи во всесильном Комитете.
Панков ждал ответного хода со стороны бывшего гэбешника, но, к его удивлению и даже некоторому облегчению, никаких ударов со стороны ФСБ не последовало. Видимо, Лукин просто не хотел развязывать большую войну, справедливо полагая, что тогда спасти репутацию мэра будет еще сложнее, чем теперь, когда потоки грязи с газетных страниц лились на него ежедневно и в возрастающих объемах.
Алексей Владимирович давно понял, что выборы, даже в том случае, если Греч их проиграет, не остановят буксующее "дело" и его будет нужно при любых обстоятельствах довести до конца. В работу втягивались новые люди, число их росло, много было среди них тех, с которыми в нормальных условиях Панков никогда не сел бы за один стол, не подал бы руки и даже не ответил бы на приветствие, но в искусственно выстроенной ситуации "дела Греча" приходилось и руки жать, и за стол садиться, только что не целоваться "по-брежневски"...
Множилось и количество неприятных дел, которые пытались пристегнуть к Гречу. Но при этом большинство темных дел, творившихся в городе и вытащенных на свет божий усилиями бригады Панкова, каким-то образом становились известны Гречу и он предпринимал свои меры. Кое-что он предал огласке, а кое-что оставил для своей книги, которая должна была выйти в свет со дня на день. У Греча оказалось гораздо больше приверженцев, чем предполагал Панков в начале операции, и они - самые разные люди, академики и дворники, библиотекари и милиционеры, рабочие и директора магазинов, не говоря уже о творческой интеллигенции, обласканной в свое время Павлом Романовичем, - сообщали Гречу все, что им становилось известным о шагах, предпринимаемых прокуратурой, националистами или просто бандитами (ведь не боялись же, ай, что делается!) против опального градоначальника.
