По началу, приватизация казалась невинной детской игрой. Раздали какие-то бумажки — акции, провели собрание акционеров, на этом всё и закончилось. Однако вскоре по этим бумажкам выдали первые дивиденды. Вот здесь все сразу и поняли, — игры кончились.
Что только не предпринимали из-за этих акций: и покупали их и продавали, и воровали. Совершая операции с ценными бумагами, люди чувствовали себя немножечко Рокфеллерами, не подозревая, что очень скоро им придётся испить в полной мере из чаши лишений и нищеты. Но всё это касалось только тех акционеров, чье "состояние" было настолько мало, что им в общем балансе "нашего дома — Газпрома", можно просто пренебречь, тем более, что их акции по различным причинам окажутся очень скоро у тех людей, чьими интересами пренебрегать никак нельзя. Справедливости ради надо отметить, что в среде крупных акционеров происходили процессы те же, что и у мелких, только на более высоком уровне. Если у мелких продавали одну или две акции, то у крупных выставлялся целый пакет. Если у мелких за приобретение нужно было выложить две или три бутылки водки, то у крупных назывались такие суммы, от которых у нормального человека голова шла кругом.
Впрочем, кого теперь следует называть нормальным: валютчиков и спекулянтов, которых совсем недавно клеймили позором и сажали в тюрьму? А может быть изобретателей и учёных, прославивших в веках свою страну и народ, а нынче бомжей, роющихся в помойках, надеясь добыть свой кусок хлеба, который, кстати, не доел тот самый спекулянт или валютчик, или как теперь они себя называли — бизнесмены? Не будем разбираться в этом скользком вопросе, ибо в стране, где всё было перевёрнуто с ног на голову, истины не найти.
Приходя с работы, Игорь закрывал за собой бронированную дверь, задёргивал шторы, закрывая пуленепробиваемые стёкла, и садился ужинать.
— Сегодня опять стреляли, — взволнованно говорила жена, подавая ужин.
— К этому надо уже привыкнуть.
— Да разве к такому привыкнешь?
— Что ты предлагаешь?
— Я ничего не предлагаю. Мне просто страшно. У нас с тобой дети.
— У наших родителей была своя судьба, у нас своя, а у детей своя. Что касается безопасности тебя и детей, то можешь не беспокоиться — вы под надёжной охраной.
— Наши дети живут в клетке, разве ты этого не понимаешь?
— Прошу заметить, не в простой, а в золотой.
— Какая разница, всё равно это тюрьма. Дети отрезаны от общества, они вырастут ненормальными.
— А кто сейчас нормальный? — Игорь встал из-за стола, подошёл к окну и отдёрнул штору.
Его внимание что-то привлекло, и он прекратил разговор с женой. Через минуту он обернулся и подозвал её к себе:
— Люба, посмотри на эту картину!
Супруга подошла к мужу и увидела двух бомжей, дерущихся возле помойки. Оба бойца были одеты в рваньё. Судя по цвету кожи, мочалка к ним прикасалась ещё при советской власти. Из-за сильного истощения их драка походила больше на какой-то причудливый танец. Бомж, сжав кулаки, взмахивал руку. От этого резкого движения, его заносило, и он терял равновесие. Вторая рука, как пропеллер, молотила воздух, чтобы удержать своего хозяина. Второй бомж, видя, что противник вот, вот упадёт, пытается ударить его, чтобы тот всё же упал, но потеряв равновесие сам пускается в эту жуткую пляску. Мрачное настроение, которым Люба поделилась со своим мужем, прошло. Женщина сначала заулыбалась, а потом засмеялась.
— Смотри, смотри, Игорёк, они же сейчас в лужу упадут! Ну, так и есть упали! Господи, и они называются людьми! Я бы таких свозила на необитаемый остров, чтобы они нормальным людям жить не мешали.
— Ты считаешь их ненормальными?
— А ты другого мнения?
— Любаша, отвечать вопросом на вопрос неприлично. Я спрашиваю, ты знакома с ними, чтобы называть их ненормальными.
— Ещё чего не хватало!
— А я знаком.
От слов мужа у Любы даже перехватило дыхание.
— Ты знаком с этими уродами!?
— Только с одним, — уточнил Игорь. — Тот, что в чёрной куртке мне незнаком.
— А тот, что в пальто?
— Это преподаватель математики средней школы. Несколько лет назад школа приглашала к себе передовиков труда, и я был в их числе. Теперь школы нет, и математики никому не нужны. Ты по-прежнему считаешь, что его надо увезти на необитаемый остров?
Улыбка исчезла. Губы женщины задрожали, а лицо побледнело.
— Как же он так мог опуститься? — прошептала она.
— А он вовсе не опустился, просто адаптировался к тем условиям, в которых оказался. Школы не газ, — их никто не приватизировал. А что касается ненормальных, то это скорее мы с тобой, а не они. Во всяком случае, никто из бомжей не желает выгнать на необитаемый остров тех, кого они не хотят видеть.
Люба покраснела. Она не знала, что ответить и поэтому глядела в окно, чтобы не встречаться глазами с мужем. А за окном подходил к концу этот чудной, но теперь совсем не смешной танец бомжей. Тот, что был в куртке — упал. Его ноги в полёте ударили по ногам математика и сбили того с ног. Математик ударился головой об асфальт и затих. Бомж в куртке снял со своего противника оборванное пальто, надел на себя и ушёл.
Люба, словно ошпаренная, выбежала из квартиры. Через пару минут она в прихожей уже помогала освободиться от лохмотьев бывшему математику.
Отмыв в ванной многолетнюю грязь, побрившись и надев на себя толстый махровый халат, бывший математик уписывал за обе щеки антрекот, который был приготовлен для Игоря. Покончив с антрекотом, математик подвинул к себе чашку с ароматным чаем и сделал небольшой глоток. На розовом распаренном лице гостя выступили маленькие капельки пота.
— Благодать! — произнёс он.
— Как вас зовут? — спросила его Люба.
— Марлен, — ответил математик.
— Марлен? — удивилась Люба.
— Маркс и Ленин — сокращенно Марлен.
— Да, с таким именем тяжело в наше время, — усмехнулся Игорь.
— Зато в наше время было легко. — Марлен посмотрел на Игоря и спросил: — А вы всех бомжей кормите или только меня?
— Только вас, — ответил Игорь.
Марлен внимательно посмотрел на Игоря и улыбнулся.
— Ну, как же? Помню. Газопровод Уренгой-Помары-Ужгород. Вы со своими комсомольцами приезжали к нам в школу. И зовут вас… — математик задумался.
Люба уже открыла рот, чтобы помочь гостю, но он опередил её:
— Ради бога, не надо. Я хочу сам вспомнить.
Он подумал ещё несколько секунд и сказал:
— Игорь Александрович Смирнов.
— Вот это память! — воскликнула Люба.
Игорь принял вызов и не хотел уступать гостю.
— Марлен Ильич…
— Правильно, — похвалил гость.
Пауза затянулась. Гость скинул с голой ноги тапок и показал её Игорю.
— Босой! — догадался Игорь.
— Правильно. Босой Марлен Ильич к вашим услугам. — Гость галантно поклонился.
Игра, видимо, понравилась гостю, и он решил продолжить.
— Позвольте я ещё немного расскажу о вас. У вас двое детей, вы являетесь акционером Газпрома, в ваших жилах течёт пролетарская кровь, но в воспитании принимал участия человек благородных кровей князь или граф. Правильно?
Игорь отрицательно помотал головой. Марлен от удивления открыл рот. Видимо это был первый случай, когда математик ошибся.
— Нет, ни князья, ни графы в моём воспитании участия не принимали. Мой отец был барон.
Гость облегчённо вздохнул.
— Однако неточность всё равно есть. Я же сказал, что в ваших жилах течёт пролетарская кровь.
— Мои настоящие родители погибли во время войны. Воспитали меня приёмные родители.
Люба от услышанного чуть не лишилась рассудка.
— И вы с таким даром экстрасенса ходите по помойкам?
— Я не экстрасенс уважаемая…
— Люба.
— Так вот, уважаемая Любочка, то, что вы сейчас услышали, никакого отношения к мистике не имеет. Это обыкновенный математический анализ.
— Тем более! Неужели ваши способности никому не понадобились? С таким даром и питаться из мусорных бачков!?
— Во-первых, это не дар, а специальность. Математическое моделирование такая же специальность, как, скажем, физика или химия. Во-вторых, продукты, которые я нахожу в помойках по качеству ничем не отличаются от тех, что вы покупаете в своих супермаркетах.
— Вы хотите сказать, что продукты на помойке такие же свежие, как в магазине?
— Нет, уважаемая, я хотел сказать, что в супермаркетах продукты такие же протухшие, как на помойке. Просто там эту гниль удачно маскируют, а на помойках нет. Поэтому на помойках отравиться шансов гораздо меньше, чем в супермаркете, ибо я вижу, что в рот тащу, а вы нет.
— Вы сказали, что ваше время кончилось, но ведь вы живы.
— Я не сказал, что моё время кончилось. Я сказал, что в моё время имя хорошо помогло мне.
— Значит, вы нисколько не расстраиваетесь, что оказались бомжом?
