– Скажите, пожалуйста, как давно вы виделись с Ксенией Константиновной Банницкой?
– С Ксенией Конст… – недоуменно начал тот и вдруг выругался: – Какого черта? Кто говорит?
– Ее знакомая, – уклончиво представилась Ника.
– Так и спросите ее саму, раз вы знакомы!
– Я бы спросила… – Она начинала медленно закипать, хамский тон выводил ее из себя, однако приходилось сдерживаться. – Но это невозможно. Судя по всему, вы не в курсе… Она умерла. Разбилась на машине десять дней назад.
Некоторое время Илья Андреевич молчал – Ника слышала только какие-то хрипы в трубке – то ли его дыхание, то ли помехи. Наконец он заговорил, и его голос звучал скорее сдержанно, чем горестно:
– Я давно ее не видел и ничего о ней не знал. Пять лет, не меньше.
– Пять лет? – разочарованно протянула Ника. – То есть вы расстались сразу после того, как…
– Раз вы все знаете, зачем спрашиваете? – оборвал он собеседницу. – Да, сразу, как только все обнаружилось. Ну, почти сразу. Она выдержала со мной несколько дней и ушла.
Зажав в кулак гордость, Ника смиренно попросила рассказать об этом эпизоде поподробней. Покойнице это ничем не повредит, а для выяснения кое-каких обстоятельств последних лет ее жизни очень важно. Замерев, она ждала очередного хамства, прямого отказа, расспросов – зачем ей это нужно? Однако, слегка поколебавшись, ее собеседник сдался без боя. Сонливость покинула Илью Андреевича, ему явно захотелось кому-то излить душу и пожаловаться на превратности судьбы, и в результате он довольно детально описал свой короткий роман с женой Банницкого.
– Если бы я знал, чем все кончится, я бы в ее сторону даже не взглянул! – признался он. – После жизнь пошла наперекосяк – до сих пор не могу нормально устроиться! Как сглазили!
Их связь началась случайно, со стороны Ксении это был явный каприз – один из тех, о которых потом вспоминают с недоумением и без сантиментов. Илья Андреевич был польщен ее вниманием, и красивая холеная любовница казалась ему подарком фортуны. Ни на что более серьезное он не претендовал, да и не хотел этого – его вполне устраивал брак, в котором он состоял. Судя по ностальгии, с которой он вспоминал о бывшей жене, утрата Валерии до сих пор была для него болезненной темой.
– Мы с Ксенией встречались раз десять – пятнадцать и ничего друг другу не обещали, – рассказывал он. – Я был за то, чтобы соблюдать осторожность, а ей было все равно – ну, когда человеку все дозволено, он к этому привыкает… Я боялся, что Лера узнает, а она ничего не боялась. В общем, я ее совсем не понимал, да как-то и не стремился…
О любви между ними не было речи, а расплата за недолгое удовольствие оказалась слишком жестокой. Разбилась его семья – Валерия даже слышать не захотела о примирении, первая подала на развод, и после того, как они разделили имущество и поставили последние подписи на необходимых бумагах, ни разу не сделала попытки с ним увидеться.
– Вот когда я пожалел, что у нас нет детей! – вздохнул Илья Андреевич. – Но Лера не хотела рожать рано, ей было всего двадцать пять, карьера только начиналась… Хотел бы я знать, чего она сейчас достигла?
Ника удержалась от искушения его просветить и выслушала краткую развязку этого в высшей степени неромантичного романа. Она была до предела проста и предсказуема. Банницкий в конце концов все узнал. Как полагал Илья Андреевич, насплетничал кто-то из сослуживцев, отлично знающих обо всем благодаря беспечности Ксении. Одновременно с банкиром узнала об этом адюльтере и Лера. В тот же вечер она поставила его перед фактом развода. Как собирался поступить Банницкий с неверной женой – неизвестно, поскольку Ксения сбежала от него, не дождавшись выяснения отношений.
– Я даже ту дату проклятую помню – шестое сентября, воскресенье. Она позвонила мне ближе к вечеру, сказала, что отправила мужа с детьми в цирк, а сама ушла из дома. Так спешила, что совсем голову потеряла, даже дверь открытой бросила. Ксения знала, что ему уже все известно, ждала, когда он заговорит об этом, а он молчал, будто ничего не случилось. Ну это ее окончательно добило, она стала придумывать всякие ужасы, не спала всю ночь, терзалась… И наконец просто удрала. Взяла деньги, драгоценности, кое-что из тряпок – так и начала новую жизнь. Ну мне пришлось снять квартиру, не мог же я привести ее к Лере… Пожили неделю, живем другую… И я постепенно понимаю, что это просто бред и никакой семьи у нас не будет. Так и расстались. Она ушла, я перевелся в другой банк, потом еще в один… С места на место, нигде не зацепился, карьеры не сделал, семьи не завел… – Илья Андреевич горько усмехнулся, явно смакуя трагический финал своей истории. Было ясно, что рассказывает он ее не в первый раз, многие обороты звучали как заученные. – Вот такая гадость бывает в жизни, девушка. Просто из-за ничего все рухнуло!
– А к кому она ушла от вас? – осторожно поинтересовалась Ника, когда собеседник умолк. – Не знаете?
– Точно знаю, что не к Банницкому. Когда Ксения собирала вещи, я спросил, не к мужу ли она идет, прощения просить, а она ответила, что еще не сошла с ума. В общем, это было последнее, что она сказала. Ушла, даже не попрощалась, будто в трамвае проехалась. Честно говоря, у меня не было никакого желания что-то о ней узнавать – своих проблем хватало. Значит, умерла… – Илья Андреевич вздохнул и выдержал приличествующую случаю скорбную паузу. – Да, жаль. К мужу так и не вернулась?
– Вернулась, уже перед смертью, – ответила Ника, и в этот момент говорила чистую правду. Илья Андреевич вздохнул еще раз, сказал, что в таких дурацких историях всегда страдают самые невинные, то есть дети, и попрощался, заявив, что страшно опаздывает на службу в банк.
Ника положила трубку и задумалась. Результатов, на которые она надеялась, получено не было. За Ксенией удавалось проследить всего какую-то неделю после того, как та ушла от мужа, потом ее следы терялись. Но где-то же должна была жить избалованная, красивая, не привычная к лишениям женщина? «Это точно мог знать один человек, но как раз к нему я не могу обратиться! Банницкий знал, где ее найти, иначе откуда мог рассчитать сценарий ее последней ночи?» Нику передернуло – стоило ей подумать об этом человеке, пять лет ожидавшем своего часа в хитро устроенной западне, как у нее начинала леденеть спина. «А Марина отправилась прямо к нему в лапы!» Она взглянула на часы – половина двенадцатого. Если все шло как обычно, Банницкий должен быть уже в Москве. Ника набрала номер, оставленный Мариной, и с замирающим сердцем прислушалась.
Долгие безответные гудки – трубку никто не брал. Ника нажала кнопку сброса, повторила попытку и отложила телефон в сторону. Марина не отвечала. «С ней что-то случилось!» Пытаясь отвлечься от этой мысли, Ника поставила на огонь кастрюльку с водой – надо было сварить кашу, потом разбудить ребенка, умыть его, накормить, вывести на прогулку… На нормальную детскую прогулку, не связанную со слежкой и встречами с незнакомыми людьми. Она постаралась целиком уйти в эти простые привычные дела и не думать о телефоне, но ее взгляд невольно возвращался к маленькому серебристому аппаратику, безмолвно лежащему на кухонном столе.
Она кормила кашей заспанного Алешку, когда зазвонил телефон. Ника едва не выронила ложку:
– Слушаю!
«Марина увидела неотвеченные вызовы и перезвонила!» – было ее первой мыслью, поэтому, услышав голос мужа, Ника резко и совсем нерадостно бросила скупое: «А, это ты!»
– Я, – отозвался Олег, и в его голосе тоже не ощущалось теплоты и готовности к примирению. – Как Алешка?
– Хорошо. Завтракает.
– Так поздно?
– Если ты звонишь, чтобы извиниться, то напрасно начинаешь с упреков, – заметила она, снова зачерпывая ложкой порцию рисовой молочной каши и отправляя ее в выжидающе раскрытый рот ребенка – Алеша так и сидел с тех пор, как зазвонил телефон и прервал его утреннюю трапезу. – Ребенок здоров, сыт и счастлив, что избавился от яслей. А когда ему есть – мне лучше знать!
– Что собираешься делать дальше? – Олег как будто ее не слышал. – Утащила мальчика на улицу и очень довольна, да? Добилась самостоятельности? Ведешь свое расследование?
– Я собираюсь пойти гулять с Алешей, – ответила Ника как можно спокойнее, по опыту зная, что проигрывает тот, кто теряет контроль над эмоциями. – Потом буду готовить обед. После уложу ребенка поспать, может, и сама вздремну. А вот чего я точно не собираюсь делать – так это выслушивать твои нравоучения.
И не дав мужу опомниться, Ника отключила телефон. Повторяя про себя, что она права, а муж виноват, женщина переодела Алешку и ушла с ним на прогулку. Бесполезный аппарат она оставила на столе, решив не прикасаться к нему до вечера и посвятить весь день ребенку, как и пообещала Олегу. «Все равно, теперь что-то узнать о Ксенин может только Марина», – малодушно думала она.
* * *
Марина услышала только второй вызов, и то с трудом – все звуки пробивались в ее сон смутно и искаженно, словно отраженные в кривом зеркале. Приоткрыв глаза, она тут же сомкнула их снова – утренний свет, даже пропущенный сквозь задернутые шторы, показался женщине болезненно-ярким. «Это будильник? – В первый момент она не сообразила, где находится, и ей показалось, что она проспала и опаздывает на работу. – Нет, телефон, кажется… Голова раскалывается! Который час?»
