— Нет, она захватила его по рассеянности, думала о другом и нечаянно…
— О чем? Должно быть, она изрядно нервничала, если даже не заметила, что стянула колокольчик.
— Послушай, будь она убийцей, она бы не рассказала тебе о пестике.
— Почему же? Ведь она предполагала, что мы все равно доберемся до лотка, с которого украли пестик. Больше того, не исключено, что она прихватила колокольчик специально, чтобы потом мы ее же благодарили за помощь. Ведь это она навела нас на след. Ты сам знаешь, к каким сложным уловкам порой прибегают преступники.
— Да, но… — пробормотал Сантамария.
Верно, многие крупные и мелкие преступники прибегают к столь тонким уловкам, что сами запутываются в хитросплетении своих планов. В точности как дети или безумцы. Но только не Анна Карла, нет, нет!
— Ну хорошо, разберемся, — заключил он.
— Тогда я займусь профессором и американкой, а ты потом допросишь Массимо Кампи. Если в те последние десять минут они были вместе с этим Кампи, нам придется пересмотреть все наши выкладки.
Они вновь вышли в коридор. Де Пальма обхватил голову руками и стал быстро расхаживать взад и вперед. Внезапно он остановился.
— Да, мы разузнали кое-что о трамвайном билете, — сказал он, повернувшись к Сантамарии лицом.
Кроме окровавленного пестика, двух спичек, раздавленного окурка сигареты, ржавого болта и жевательной резинки, эксперты нашли возле трупа трамвайный билет, отпечатанный в Турине. Но билет был темно-зеленого цвета, в то время как муниципальное трамвайное управление на всех линиях с некоторых пор ввело билеты других цветов.
— Нам пришлось-таки повоевать с трамвайным управлением, прежде чем оно согласилось проверить все старью серии субботних билетов. Зато теперь мы знаем, что билет был взят в трамвае двенадцатой линии.
— Куда ведет двенадцатая трамвайная линия?
— Ровным счетом никуда, ее закрыли. Но прежде она вела на кладбище. Билет был выпущен в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, — ответил Де Пальма.
Билет вполне мог выпасть из старой книги, мелькнуло у Сантамарии, к примеру, из «Практического руководства» (издание тысяча девятьсот тридцать пятого года), которое Анна Карла как раз листала, дожидаясь его возвращения, а сейчас засовывала в сумочку. Может, она и купила-то это руководство, чтобы он растрогался? Тонкий ход!
Не произнеся ни слова, Скалья вышел. Он всегда плохо играл роль «случайно схода попавшего». Как, впрочем, и все остальные роли.
— Хотите предупредить мужа? — предложил Сантамария Анне Карле.
— Сама не знаю. Я предпочла бы зря его не волновать. А что вы посоветуете?
— Давайте подождем немного, ситуация может проясниться уже к вечеру.
— Собственно, я даже не знаю, где его искать. У него было назначено на сегодня деловое свидание.
Последние слова она произнесла, выдержав долгую паузу.
Не хотела ли она таким, прямо скажем, подлым образом напомнить ему о несостоявшемся свидании на проспекте Бельджо? Сантамария стиснул челюсти.
— Вы рассказали мужу историю с письмом, с ритуальным убийством, с фаллосом?
— О да! Все рассказала. Его это позабавило. — Она помолчала и добавила: — Но боюсь, что мы все слишком далеко зашли в своих забавах.
Сантамария подумал, что тут она явно права.
— И еще знаете, что мне пришло в голову? — продолжала она. — Ведь преступник, кем бы он ни был, решившись на убийство в столь людном месте, сильно рисковал. Неужели он не мог выбрать места попустыннее, чем «Балун»?!
— А зачем? Ведь там, где полно людей, никто ничего не видит. Лучшего места, чтобы остаться незамеченным, не придумаешь. Вот он и остался незамеченным. Из пяти-шести человек, которые там были, никто ничего не видел и не слышал.
— Значит, вы считаете, если убийца — Массимо, то он преднамеренно привел Ривьеру в «Балун»?
— Вполне может быть.
— Но допустим, убийца — я! Как я могла заранее знать, что встречу Ривьеру в «Балуне»?
Сантамария покачал головой. Ему не хотелось ни в чем разуверять Анну Карлу, и его покоробило, что вопросы задает она, а не он.
— Вы могли узнать это от синьора Камин, от самого Ривьеры или от другого, неизвестного мне человека.
— Да, но я вчера вечером не говорила с… — Она помедлила и с улыбкой заключила: — Очевидно, вам моих заверений недостаточно.
— Вы правы.
— Так вы мне не верите?
— А как вы считаете, должен я вам верить на слово?
— Простите, но мне трудно в подобном положении смотреть на все как бы со стороны, — подавленно ответила она.
В каком положении? Человека, причастного к убийству? Или же в том сложном положении, в котором очутились они оба? Сантамарии теперь повсюду мерещились подвохи, а он знал, что подозрительный полицейский — плохой полицейский.
— Это, собственно, не имеет особого значения, — примирительно сказал он. — Любой мог узнать, что утром Ривьера отправился в «Балун».
— Каким образом?
— Выходя из дома, он оставил записку синьору Кампи, в которой уточнял, в каком именно месте и в какое время они должны встретиться. Эту записку мы нашли засунутой в дверную щель, когда приехали к Ривьере домой.
— Но тогда!.. — воскликнула Анна Карла. Она выпрямилась, щеки у нее порозовели, в глазах вновь появился радостный блеск. — Тогда все меняется, возникает тьма гипотез.
— Например?
— Сама не знаю, но выходит, что преступление мог совершить любой человек и по любой причине. Мотив убийства из-за ревности Массимо… или моей становится лишь одним из многих.
Сверкающие, красивые глаза подсказывали ему, что начинать надо именно «с другого мотива» — порыться в бумагах убитого, поискать письмо влюбленного официанта, просроченный вексель, фотографию, присланную с целью шантажа. Это позволило бы понять, какая пропасть разделяла жалкого служащего-гомосексуалиста и «людей из высшего света».
— Да, а потому возникает и следующая гипотеза… — сказал Сантамария. — Как я вам уже говорил…
Она вся словно сжалась.
— Гарроне?
— Вот именно. Предположим, что Ривьера узнал или выяснил: что-либо об убийстве Гарроне. Ну, к примеру, какую-то мелкую деталь, которой он не придал никакого значения. Он вполне мог рассказать об этом вчера или сегодня утром в «Балуне» убийце архитектора. А убийца, здраво или не очень здраво, но рассудил, что по этой детали полиции будет нетрудно до него добраться, если у Ривьеры будет время рассказать о ней другим.
— Особенно если против предполагаемого убийцы уже есть одна небольшая улика, — без тени улыбки заметила Анна Карла. — Например, письмо.
Минуту спустя молчание стало невыносимым для обоих. Сантамарии начало казаться, что он попал в мутный водоворот, который сейчас унесет его вместе со столом и стулом.
— Бедный Массимо, — сказала наконец Анна Карла. И добавила: — И я тоже.
— Но ведь это лишь одна из множества гипотез. И потом не забывайте: сегодня утром, кроме вас и Массимо, в «Балуне» были американка и профессор — у них тоже нет алиби. Неизвестно, где они были в решающие минуты. Да и ваш друг из Ивреа также пока не имеет алиби.
Анна Карла пожала плечами.
— Кто будет допрашивать Массимо, вы или ваш коллега? — спросила она.
— Конечно, я.
— Убийство как высокое искусство, — прошептала Анна Карла, глядя в окно. — Кажется, это было тысячу лет назад.
У Сантамарии, напротив, воспоминания об их встрече на залитой солнцем террасе виллы Кампи были совсем свежи. Он не мог заставить себя поверить в виновность Анны Карлы. Внутренне он был убежден, что она стала жертвой трагического стечения обстоятельств.
— Как воспринял случившееся синьор Кампи?
— Мы обменялись с ним всего несколькими словами. По-моему, он потрясен и подавлен.
А может быть, всего лишь напуган? И сейчас прикидывает, какие у него шансы выйти сухим из воды, подумал Сантамария.
— Я постараюсь его успокоить. А пока попрошу вас… — Сантамария поднялся, — повторить старшине Лопрести ваш рассказ для занесения в протокол. Конечно, не все, а лишь то, что связано с утренней поездкой вашей и ваших друзей, где и в какие часы вы находились. Наши методы, — добавил он со вздохом, — увы, весьма однообразны и скучны.
— Я в полном вашем распоряжении, — грустно и насмешливо ответила Анна Карла, также вставая со стула.
Землемер Баукьеро старательно привязал собаку к перилам балкона.
— Если я ее оставлю в квартире, она начнет царапать дверь и обдерет весь лак, — объяснил он полицейскому, не теряя надежды, что тот разрешит ему не ехать.
Но полицейский промолчал. Он вел себя совсем не так, как позавчера. В тот раз он посадил их обоих в машину и даже погладил собаку.
