– Это он решил развестись или ты предложила? – Алина спрашивала об этом впервые. Вообще об этом разводе в семье говорили очень мало, как будто боялись касаться больного места.
– Да мы оба. – Сестра поднялась по ступеням крыльца, достала ключи, отперла дверь. – Какой смысл жить вместе, если мы не можем смотреть друг другу в глаза?
– Ты вчера опять была у следователя?
– Да… Опять какие-то мелочи. Скоро суд.
– Они выяснили, кто на тебя напал? Андрей не признается?
– Он и не признается, – отрывисто ответила сестра. – Да это был не он.
– Как ты можешь это утверждать? Ты же сама говоришь, что лица не разглядела…
– Хватит! – Ее голос прозвучал так странно и резко, что Алина даже испугалась. – Не все ли равно, кто напал! Я-то жива! Хватит, говорю тебе!
Она вошла в дом и хлопнула дверью. Алина осталась во дворе. На той половине дома, где жила баба Люба, тускло светилось окно за полинялой розовой занавеской. Старуха уже знала, что дом продают, и была очень сердита на сестер. Она говорила, что девчонки могли бы подождать до тех пор, пока она умрет, а не издеваться над ее старостью… Идти туда смысла не было. Алину просто не пустили бы на порог.
Она тоже вошла в дом. Сестра уже включила газ, поставила чайник. Грея руки над жаркой плитой, она обернулась. Мокрые волосы упали ей на лоб.
– Не нужно мне было упрямиться, – глухо сказала она. – Я все время думаю об этом. Дом… Подумаешь, дом! Нужно было продать его сразу, как только зашла об этом речь. Все равно этим кончилось. Вот и Илья то же самое говорит.
– Больше позволяй ему говорить – еще и не то скажет. Он и так распустился, дерзит тебе прямо в глаза. Как ты это терпишь?
– Когда приедет Эдик? – Марина тут же перевела разговор на другую тему. В последнее время она избегала говорить о сыне. – Тут так холодно! Мы простудимся…
– Через пару часов будет. Закончит одно дело и сразу поедет сюда.
Эдик обещал подъехать на своей машине и помочь им перевезти в Москву вещи. Он сам предложил свою помощь, когда Алина в последний раз виделась с ним и рассказывала о том, как все обернулось. Девушка приняла его помощь почти без колебаний – ведь он предлагал от души и явно не строил никаких дальних планов…
В течение сентября он несколько раз звонил ей домой и каждый раз извинялся за то, что добыл ее телефон окольными путями. Алина извиняла его и, поскольку нужно было о чем-то говорить, рассказывала о том, что происходит в ее семье. Эдик не ахал, не выражал фальшивого сочувствия, за которым так и слышится: «Да мне-то какое до этого дело!» Он просто слушал – и ей становилось немного легче. Потом он как-то подкараулил ее у магазина и проводил после работы – подвез на своей машине до самого дома. Теперь она не скрывала своего адреса, но и наверх, к себе, его не приглашала.
Они виделись еще пару раз и каждый раз расставались где-то на улице, в толпе, или у подъезда. Говорили – увидимся… И в самом деле, виделись снова и снова. Она не знала, зачем ему нужны были эти странные, обрывистые встречи. Но признавалась себе, что ей они зачем-то нужны. Иногда ей казалось, что они оба боятся сделать еще один шаг, сказать еще одно слово… И бояться этого было лучше, чем сделать это. Они вели себя так, как будто ничего еще не было… А между тем все уже было. Когда-то они сошлись радостно и молниеносно, без прелюдий, без этих встреч, без звонков и сомнений… Из их истории выпала важная часть – и вот теперь они проживали ее, будто наверстывая упущенное.
– Я займусь кухней, – устало сказала Марина. – Соберу посуду. А ты поднимись наверх.
В мансарде было еще холоднее – крыша нависала прямо над головой, тонкие деревянные стены насквозь продувались ветром. Алина собрала с кроватей постельное белье, уложила его в объемистый баул. Поколебавшись, отправила туда же две подушки – наиболее приличные с виду. Несколько безделушек, развешанных по стенам, остановившийся будильник, детская обувь… Правда, дети давно уже выросли из этой обуви, но она была совсем еще новенькая. Марине, в ее теперешнем стесненном положении, все могло пригодиться.
Алина распахнула шкаф в комнате, где прежде спали дети. Грязные вещи вперемешку с чистыми, белье смешано с верхней одеждой… Сестра в последнее время не слишком заботилась о порядке, и вот результат. Она ведь не приучала детей самостоятельно следить за своим гардеробом. Сняв с себя что-то, они бросали вещь как попало. Хорошо еще, если в шкаф…
В шкафу, на самом дне, лежал пухлый пакет. Алина вытряхнула на пол его содержимое, заранее сомневаясь в его ценности. Помедлила, вглядываясь… Присела на корточки. Коснулась вещей рукой.
Джинсы Ильи. Его клетчатая рубашка – ее можно было принять за рубашку взрослого парня – настолько мальчик был широк в плечах. Майка. Все донельзя грязное, но не просто грязное, нет… Вещи выглядели так, будто их обладатель нарочно извалялся в грязи, посреди деревенской улицы. Грязь засохла, и уже очень давно. Илья не бывал на даче целый месяц, не меньше.
И было еще кое-что – на самом дне пакета. Алина рассмотрела этот предмет, скомкала его в кулаке и опустила в карман. Ей стало жарко – она уже не чувствовала промозглого осеннего холода, как будто снова наступило лето. Августовский вечер, темная улица, светящееся окно в доме на углу…
– Эдик приехал! – крикнула снизу сестра.
– Да, – глухо ответила Алина, сжимая в кармане черный шнур из твердого капрона. Илья когда-то увлекался авиамоделированием. Когда-то давно – когда еще был ребенком.
– Ты слышишь? – возвысила голос сестра. Она явно не услышала ответа. – Эдик тут!
– Я слышала… – хрипло ответила Алина. – Я сейчас иду.
