сильно ее любила, Алан.
– Знаю, Эни.
Нежно погладив Аннабель по спине, я ненавязчиво и неторопливо веду ее к выходу из комнаты. Здесь мы закончили. Анна не противится, позволяя мне придерживать ее за талию.
– Значит, мои сны не были снами… Я тоже там была. В ту ночь… Я там была. Что случилось потом? Почему я ничего не могу вспомнить? – Она тяжело дышит, уткнувшись в мое плечо, и только этим спасается от чудовищной реальности.
– Не мучай себя сейчас. Иди за мной, Эни. Просто иди за мной.
* * *
Мы вместе спускаемся по лестнице, пересекаем тускло освещенный холл и выходим на задний двор. Тонкий покров снега разбавляет черную мглу. С каждым шагом подошвы обуви все глубже вязнут в подтаявшей жиже. Достав телефон, я включаю фонарик, чтобы осветить нам путь. Мы сдвигаемся к узкой засыпанной галькой тропинке, и идти становится значительно легче.
Анна шокированно молчит, вцепившись в мой локоть. В ее голове сейчас хаос и полная неразбериха, но она изо всех сил старается сохранять самообладание. Я даю ей время побыть наедине со своими мыслями и не лезу ни с сочувствием, ни со словами поддержки. Потому что как никто знаю, каково это, когда все, чем ты жил и во что верил, в один момент оказывается ложью.
– Он там. – Аннабель резко останавливается, жестом указав куда-то в темноту. Я бывал здесь не так часто, как она, и поэтому гораздо хуже ориентируюсь на местности. – Пруд там… слева, – поясняет она, глядя в клубящийся мрак.
Я киваю, ничего не ответив, и мы продолжаем идти вперед. На наши головы снова начинают падать крупные хлопья снега. В лунном свете снежинки напоминают белые цветы. Так тихо вокруг, что слышны звуки нашего дыхания. Аннабель по-прежнему не спрашивает, куда мы идем. Дорожка из гальки заканчивается у полуразрушенной деревянной беседки, и следующие тридцать-сорок метров мы идем по голому полю, пока не упираемся в широкий ствол высохшего каштана.
Лысые ветви черными змеями сплетаются над нашими головами в причудливый клубок. Посреди бескрайних полей, припорошенных выпавшим снегом, это дерево кажется старым трухлявым кораблем, налетевшим на риф и потерпевшим крушение. Под самим каштаном снега нет, гуляющие ветра согнали сюда пучки сухой травы и листвы, на которые я, не боясь запачкаться, бесстрашно сажусь и утягиваю Аннабель за собой. Прижавшись друг к другу, мы облокачиваемся спинами на растрескавшийся вековой ствол и задумчиво смотрим в раскинувшееся над нами звездное небо. Положив телефон на колено, я прикуриваю сигарету, наблюдая, как вьется вверх серый дым, постепенно растворяясь во тьме.
– Не замерзла?
Она отрицательно качает головой, бросив на меня беглый взгляд, а потом снова возвращается к созерцанию небосвода.
– Мы с Мири часто сюда приходили, – внезапно заговаривает Аннабель. – Это место стало нашим любимым тайным убежищем после того, что случилось с Кевином в пруду. Я же тогда не знала, что каштан тоже хранил мрачные тайны. – Она горько улыбается уголками губ. – А теперь мне кажется, что страшные тайны тут закопаны под каждой кочкой.
– Ферма полностью оправдывает свою дурную славу, – соглашаюсь я.
– Ты не задумывался, почему Бенсоны дали ей название «Индиго»?
– Ну, во-первых, они занимались производством красителей, – пускаюсь я в рассуждения. – Во-вторых, оттенок индиго в каком-то роде имел для них сакральное значение. Во время обрядов Камерон писал синим цветом на лбу своих прихожан слово «истина», старший жрец носил синий балахон, а кресты были инструктированы синими камнями. По-моему, взаимосвязь очевидна.
– Ты так спокойно об этом говоришь, словно речь идет об обыденных вещах, – выпустив изо рта облако пара, замечает Анна. – И так много знаешь о чудовищном прошлом этих мест.
– У меня были годы, чтобы разобраться во всем, но вначале находился в таком же шоке, как ты сейчас. – Ответив, я медленно затягиваюсь сигаретой.
– Отличный получился бы сюжет для твоего очередного триллера, – невесело ухмыляется Аннабель и поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом. – Мириам не побоялась написать любительскую версию случившегося. Дело за тобой.
– Ты бы стала читать?
– Да, стала бы, – уверенно кивает она. – Но с одним условием.
– Каким?
– Ты не будешь искажать и мистифицировать детали. Мир должен узнать правдивую историю Индиго.
– Не боишься? – спрашиваю, накрыв ее холодные пальцы своими.
– Боюсь, – честно признается Аннабель. – И поэтому я хочу, чтобы ты сам дочитал записи Мириам. Обещаю, что не буду перебивать.
– Хорошо, – быстро соглашаюсь я, доставая из кармана блокнот. Направив на него мобильный фонарик, открываю на той странице, где закончила Анна, и начинаю читать вслух:
«Эни здесь. Она приехала рано утром. Наконец-то родное искреннее лицо. Я так рада ее видеть, но сейчас неподходящее время для визитов. Аннабель в опасности, я должна ее предупредить. Как мне подобрать правильные слова? Объяснить то, что сама не могу до конца осознать. Правда способна разрушить ее. Она слабее и не прошла тот ад, что выпал мне. Эни не готова. Мне страшно… Как же мне страшно.
Я подожду. Еще есть время до дня «подношения».
Они ее не получат. Не позволю. Только не Аннабель».
«Оказывается, у Эни есть приятель, и, по-моему, он сумасшедший. Сегодня ночью этот идиот умудрился проникнуть на ферму, обойдя все пункты наблюдения. Надо же, какой глупец, не понимает, во что ввязался. Если его поймают, то все очень плохо закончится. В первую очередь для него. Эни тоже расстроится, а я – нет. Во мне не осталось жалости и сочувствия ни к кому, кроме Аннабель. Она – единственный свет, за который я еще держусь, но насколько его хватит?
Эни пыталась прогнать своего парня, но он оказался упертым, как осел. Остается только надеяться на то, что нам удастся сохранить присутствие чужака в секрете, а если нет – это не мои проблемы.
Его зовут Майлз. У него светлые волосы, темные глаза и хорошее телосложение. Мы с ним примерно одного возраста, и на него приятно смотреть. Он забавный, симпатичный, кажется вполне безобидным и немного наивным. Мы спрятали Майлза в пустующей лачуге недалеко от кладбища. Там редко кто бывает, и риск попасться минимальный».
«Во мне снова пробудился бунтарский дух авантюризма и тяги к приключениям. Жаль только, что наши возможности сильно ограничены. Майлз так много говорит, иногда несет полную чушь или хохочет, но, как ни странно, он меня не раздражает. Майлз мне нравится, и я хочу, чтобы он остался, что, вероятнее всего, и случится. Шансов уйти отсюда гораздо меньше, чем попасть.
А вообще у него очень добрая улыбка,
