Катя вдруг вспомнила какие-то смутные слухи, обрывки разговоров о торговле оружием и наркотиками, о причастности обаятельного Лунька к нескольким нашумевшим заказными убийствам, о его чеченских связях и о многом другом.
Раньше она могла себе позволить не прислушиваться, не задумываться. А сейчас лучше отдать отчет, с кем предстоит иметь дело. И не питать иллюзий. Если уж быть честной перед собой до конца, то вовсе не исключен вариант, что Луньку по каким-то непонятным причинам показалось удобным избавиться от Глеба. Для вора в законе человек перестает существовать, когда выходит из-под контроля. А Глеб в последнее время стал много пить и болтать. Не продумал ли Лунек заранее эту дьявольскую хитрую комбинацию? Не потому ли с такой легкостью согласился с официальной версией, будто Глеба убила Ольга Гуськова?
Катя спросила себя, а не проще ли ей тоже согласиться с этим, жить дальше? И вообще – откуда взялось в ней упрямое убеждение, будто убийца – вовсе не эта женщина? Катя ведь никогда ее не видела, ничего о ней не знает. Ну хорошо, Луньку такая версия кажется удобной. А следствие? Милиция? Они заинтересованы найти настоящего убийцу или нет? Им-то какой резон арестовывать невиновного человека?
Открыв сумочку, она обнаружила, что кассет там нет. Ну разумеется, Лунек оставил их у себя. Она забыла о них, еще бы не забыть, когда он сказал о завещании! И что теперь? Просить Митяя вернуться, забрать кассеты? Отдай их мне, Валера, я все-таки хочу дать послушать следователю Чернову. И сама попытаюсь искать настоящего убийцу. Смешно, в самом деле!
Сегодня у Маргоши не было съемок.
Они с Константином Ивановичем проснулись поздно, Маргоша долго не вылезала из ванной. Они планировали обязательно встретиться с Катей, днем ли, вечером – неважно. Как только появится дома, сразу намеревались к ней поехать. Надо ведь наконец обсудить деловые вопросы. Дело не терпит. Глеб уже похоронен, а жизнь продолжается. Нельзя же страдать вечно. Сейчас дорог не то что каждый день – каждый час. Надо быстро расставить все точки над "и".
Но оба Катины телефона не отвечали. Константин Иванович уже дважды наговорил на автоответчик ласково-тревожный текст, мол, где ты, Катенька, детка, ходишь с утра? Мы так волнуемся, нам надо встретиться поскорей. Но никакого ответа.
Должна же она наконец появиться дома! Маргоша плескалась в ванной, чистила перышки. В двенадцать часов дня раздался звонок. Константин Иванович думал, это наконец Катя, даже стукнул Маргоше в дверь, мол, вылезай скорее, сейчас поедем. Но это был генерал Уфимцев. Он сообщил Константину Ивановичу, что по подозрению в убийстве его сына арестована Гуськова Ольга Николаевна.
– Ты, Костя, как в воду глядел, – вздохнул генерал, – мои ребята еле отбиваются от журналистов… Константин Иванович пару раз видел эту странную, очень красивую женщину, очередную любовницу своего легкомысленного сына. Он знал, что Маргоша училась с ней в одном классе, что родители ее погибли в Афганистане.
В январе этого года, когда он вернулся из Лондона, Маргоша сообщила ему о новом увлечении Глеба.
– Мне жутко неловко, – призналась она, – получилось, что я вроде как сводница… Она рассказала про старый Новый год, про свою несчастную подружку, красавицу-сироту, переболевшую тяжелым гриппом.
– Он прямо голову потерял, – говорила она о Глебе, – сначала разозлился ужасно, не ждал меня увидеть на даче, а потом взглянул на Олю – и забыл обо всем. Даже на меня сердиться перестал. Ужасно неудобно перед Катей.
– Не переживай, – успокаивал ее Константин Иванович, – при чем здесь ты? Не эта Оля – так другая какая-нибудь. Ты же знаешь моего сына. А вот то, что он был недоволен твоим приездом и даже не счел нужным это скрыть, с его стороны настоящее хамство. Обязательно с ним поговорю. В конце концов, это моя дача, и ты, моя жена, имеешь право приезжать туда, когда пожелаешь.
Потом произошел неприятный разговор с Глебом. Сейчас вспоминать не хочется. Глеб с самого начала относился к Маргоше как к какой-то захватчице, подозревал ее Бог знает в чем и таким образом постоянно обижал Константина Ивановича. Не мог простить развода и новой женитьбы, жалел мать. Все уже давно простили, приняли Маргошу, привыкли к ней, даже Надя ни словом не попрекнула. Но Глеб продолжал дуться, все не исчезала в нем какая-то враждебность, напряженность… Да, сейчас, когда его нет, лучше не вспоминать о плохом.
А Маргошенька, бедненькая, так тяжело это переживала, так хотела наладить с ним нормальные родственные отношения.
– Я могу его понять, – говорила она со вздохом, – но я же не виновата, что люблю тебя. Знаешь, мне иногда становится страшно. Вот будет у нас с тобой ребенок, и Глеб начнет ревновать еще больше.
– Пусть только попробует! – жестко заявлял Константин Иванович и тут же добавлял мягко, чуть игриво:
– А кстати, когда у нас с тобой будет ребенок?
– Вот отснимусь еще в паре-тройке боевиков, и тогда… – улыбалась Маргоша. – Мне самой хочется, но я себя знаю. Как только забеременею, на все плюну, перестану сниматься, растолстею. Стану банальной сумасшедшей мамашей. А потом еще нарожаю тебе целую кучу детей, сам не рад будешь, что со мной связался, разлюбишь меня, чего доброго.
– Как тебе не стыдно, малыш, – качал головой Константин Иванович, – что ты такое говоришь… Он гладил, перебирал блестящие рыжие пряди, глядел в ясные зеленые глаза, и комок подступал к горлу от любви и счастья… Маргоша вышла из ванной и, когда узнала, кто арестован за убийство, прямо затряслась в истерике, даже задыхаться стала. В первый момент Константин Иванович растерялся, перепугался, это напоминало приступ астмы. Но он знал точно, что у его жены никакой астмы нет. Просто слезы, истерика.
Маргоша горько плакала, по-детски шмыгая носом. Константин Иванович был в растерянности, он никак не мог ее успокоить.
– Это я виновата, я их познакомила, привезла ее на дачу… Ну разве я могла представить? Костенька, миленький… Константин Иванович впервые видел свою жену в таком состоянии. Он сам готов был заплакать, понимая, что бедная девочка мучается из-за того, в чем совершенно не виновата. Какой она все-таки тонкий, глубокий человечек, у нее обостренное чувство вины.
– Ну все, малыш, все, – он поднялся с дивана. Она испуганно вцепилась в его руку.
– Ты куда?
– Водички тебе принести.
Она отпустила руку, горько всхлипнула:
– Спасибо, Костенька. Ты прости меня.
– За что, малыш?
– За истерику… – Ну что ты, девочка, такое говоришь? – Он растроганно улыбнулся. – Тебе воды или соку? А может, чайку поставить?
– Просто воды, минералки холодненькой. Он вернулся со стаканом. Маргоша уже не так сильно плакала. В глазах еще стояли слезы, но не было этих ужасных, судорожных всхлипов, от которых сердце переворачивалось. Она сидела на диване в гостиной, поджав ноги, кутаясь в теплый махровый халат. Она недавно вымыла голову, и волосы еще не высохли. Константин Иванович очень любил запах ее влажных волос и, опустившись рядом на диван, уткнулся в них лицом.
– А они точно знают, что это Оля? Что тебе сказал генерал? – спросила Маргоша, залпом выпив минералку.
– Да, малыш. Там все очевидно. У нее нашли пистолет, тот самый, из которого… и еще есть улики! Уфимцев сказал, подробности при встрече.
– У Оли был пистолет?! Ужас какой… если бы я знала… – Она судорожно всхлипнула, и Константин! Иванович испугался, что сейчас опять разрыдается.
– Ну что бы ты могла сделать? Так нельзя, малыш. Ты же у меня сильная девочка, я еще ни разу не видел, чтобы ты так плакала. Мне прямо страшно за тебя, за твои нервы.
– Хорошо, Костенька, я сейчас успокоюсь. А когда ее арестовали?
– В понедельник, рано утром.
– В понедельник?! – Маргоша сильно вздрогнула и побледнела.
Константин Иванович заметил, что глаза ее моментально высохли.
– Почему ты так испугалась? – удивленно спросил он.
– Нет, – она расслабленно откинулась на спинку дивана, – я не испугалась, просто… Ну, понимаешь, даже не знаю, как тебе объяснить. Это слишком уж символично, что ее арестовали в день похорон. Даже жутко делается. Оля ведь очень мнительная, она склонна ко всякой мистике, она вообще странный и, по большому счету, глубоко несчастный человек. У нее сумасшедшая бабушка и больше никого.
– Да уж, несчастный человек, – горько усмехнулся Константин Иванович, – выстрелила в моего мальчика, как профессиональный киллер. Неужели тебе ее жалко?
– Мне пока трудно все это осмыслить, уместить в голове, – тихо призналась Маргоша. – А Катя уже знает? Ей сообщили?
– Понятия не имею. Об этом мы с генералом не говорили. Ты, кстати, вчера звонила ей?
– Да, я оставила сообщение на автоответчике.
– Странно, что она не перезвонила. И странно, что сейчас ее нет дома.
