Приближались яркие огни вагона, и от ветра зашевелились на голове волосы. Я отпрянула от края платформы в самый последний момент. Даже умереть я не могла… Что мне стоило переспать с этим подонком? Ничего — кроме человеческого достоинства. «Надеюсь, ты попрощалась…» Я горько плакала в подземном переходе метро, стоя у мраморной темной стены. Плакала, не пытаясь скрыть слез. Сначала, как в детстве, я пыталась размазать их по лицу кулаком, но соленая жидкость скатывалась за рукава куртки, и я перестала замечать их совсем.
— Девушка, кто вас обидел?
Мужское лицо, внимательный взгляд карих глаз. Я заметила его фигуру еще несколько минут назад. Этот тип наблюдал за мной, держа руки в карманах кожаной куртки. Расплывшаяся развратная морда. Неужели никогда, никогда мне не суждено избавиться от обилия потных, похотливых рук, от грязных прикосновений, калечащих мою душу. Я была рождена женщиной, а значит, с рождения носила на себе проклятие.
— Девушка, я могу вам чем-то помочь?
— Нет! Нечего за мной ходить…
— Девушка, и все-таки…
— Я сейчас закричу! Или брошусь под поезд! Я…
Боль становилась сильней, мне стало нечем дышать, кажется, я протягивала руку к какому-то свету… В глазах стало темно, я пыталась что-то сказать, но не могла… Расплывались радужными кругами огоньки ламп. Расплывалось все вокруг в этом мире. Только боль оставалась со мной (навсегда?). Я хотела это сказать! Я хотела сказать, что ничего не вижу, не помню, не чувствую… Лампы кружились в хороводе, вместо рук сжимая друг друга вырванными электрическими проводами… Боль… Соленая жидкость слез…
Я очнулась от резкого запаха камфары, открыла глаза и увидела неясные очертания фигуры в белом халате. И сзади — еще одной, темной. Постепенно четкость зрения вернулась ко мне, и я разглядела, что лежу на кровати в какой-то комнате, а рядом на стуле висит моя куртка (я в джинсах и свитере, один рукав задран до плеча), а надо мной склонились двое мужчин, один из них врач.
— Ну вот, видите, она приходит в себя. Опасность миновала, — сказал тот, кто был в белом халате.
Второй тихо задал какой-то вопрос, и врач ответил:
— У нее больное сердце, и ей нельзя испытывать сильное нервное напряжение. Я сделал укол, ничего страшного уже нет, но желательно, чтобы несколько часов она не вставала. Очевидно, она испытала сильный нервный шок.
Врач куда-то ушел, второй остался.
— Где я?
— Не волнуйтесь, вы у меня дома. — Я узнала того типа, который приставал ко мне в метро. Гнев и возмущение сдавили меня с новой силой.
— Ах, это ты, мразь… Ты воспользовался тем, что мне плохо… Что ты со мной сделал?!
Я начала истерически кричать и рваться с места так, что он держал меня с необычайной силой.
— Танечка, успокойтесь, я сейчас все объясню!
— Откуда вы Знаете мое имя?!
— Я вас знаю. Вы — Татьяна Каюнова! Нет, не волнуйтесь. Я журналист, работаю в одной газете с Китиным. Мой кабинет находится рядом. Несколько дней назад я столкнулся с вами, когда вы выходили из его кабинета в редакции. Вы очень нервничали и меня не заметили. Но я сразу вас узнал. Вы подумали, что там, в метро, я к вам клеюсь, но я просто хотел с вами поговорить. Когда вы вышли от Китина, я зашел к нему и спросил, почему вы приходили. Он сказал, что вы помешались на реабилитации вашего мужа. Дело Каюнова я знаю в подробностях, потому что писал об этом несколько статей. Я спросил его, почему он не направил вас ко мне, ведь я занимался процессом вашего мужа, а не он, но Китин ответил, что не захотел связываться. Тогда я стал за вами следить. То есть вычислил, куда вы примерно пойдете, и наконец вас нашел. И вот в метро я подошел к вам, чтобы представиться и поговорить с вами, но выбрал совершенно неудачный тон. Простите меня, пожалуйста. Но я не заметил сначала, что вы плачете. А потом вы потеряли сознание. Я отнес вас в свою квартиру, потому что я живу через два дома от метро. Вызвал «Скорую». Вот и вся история. А теперь успокойтесь — вы в полной безопасности.
Он показал мне редакционное удостоверение.
— Доктор сказал, что вы должны лежать. Вот и лежите. Скажите, как я могу предупредить ваших друзей, чтобы они не беспокоились о вас?
— Друзей у меня нет. У меня никого нет — ни в Москве, ни в Н.
— А где вы остановились?
— Нигде.
— Вам некуда идти?
— Некуда.
— Тогда вы останетесь у меня. Не волнуйтесь, вы в полнейшей безопасности. А теперь расскажите мне все. Я обещаю вам свою помощь.
Не знаю, что подействовало на меня так сильно. Может, его мягкий голос или успокаивающий взгляд карих глаз. Может, мысль, что, если я умру (я уже испытала смерть), ни один человек не будет знать правду. Короче, я рассказала ему все, не утаив ни малейшей подробности. Показала содержимое сумки.
Он сказал:
— Пересмотр дела будет. Я этого добьюсь. Ваш муж выйдет из тюрьмы. А этого высокопоставленного подонка мы поставим на место. И убийца будет наказан.
Он написал статью обо всем — такую, как я и хотела. Статья называлась «Право на справедливость».
Статья называлась «Право на справедливость». Она появилась в субботнем номере газеты. Игорь (так звали моего нового друга) мастерски описал все, что рассказала ему я. Публикация заняла целый газетный разворот. Статью никто не заметил. Было полное молчание. Полное отсутствие резонанса заставило меня подумать, что выход этот был ошибкой.
А во вторник вечером раздался телефонный звонок. Игорю звонил один из главарей мафии Н., недосягаемый для закона. Игоря он хорошо знал. Позже Игорь рассказал, что отношения с мафией лучше не портить, просто рассказать им все, как есть. Выслушав изложение событий, главарь дал понять, что нам предоставлена полная свобода действий, он умывает руки. После этого все началось.
Дней через пять после выхода статьи раздался вопль. Первым откликнулся «Столичный вестник» длинной возмущенной статьей, в которой меня называли сумасшедшей и наркоманкой. В ответ на это «Вечерняя Москва» написала, что факты по делу Каюнова следствием не подтверждены. А еще через неделю не осталось ни одной газеты, не посвятившей делу Каюнова хотя бы двух строк.
По совету Игоря на улицу я не выходила. О том, где я скрываюсь, никто не знал. Игорь женат не был (вернее, жена ушла ровно месяц назад, прихватив с собой двухлетнюю дочку, которую он обожал). Игорь очень страдал, и мое присутствие в квартире не давало ему сойти с ума. Так что это было выгодно для обеих сторон. Меня искали. Некоторые газеты вышли на бывшую подругу, но там мои следы были окончательно потеряны. Жизнь снова стала казаться дурным сном. Каждую ночь я просыпалась в холодном поту. Молчаливую неприступность сохраняли только официальные органы. Только те, кто был нужен мне больше всего, те, ради кого я и затеяла этот кошмар. Я жила в отвратительном, липком бреду. Время шло, и два отрывистых слова — «исполнение приговора» железными плитами весом в тонну падали на грудь. Мне не удавалось добиться официального пересмотра. Наверное, газетные высказывания воспринимались просто очередной уткой. Может быть, считали даже, что меня уже нет. Игорь в недоумении разводил руками. И тогда мы решили снять небольшой сюжет для показа по телевизору. Я собиралась перед камерой обратиться к официальным инстанциям. Были найдены концы и деньги. Мне требовалось несколько минут и самые простые слова.
Наверное, мне следует сказать, что за все время, пока я жила в квартире Игоря, ничего не было между нами. Я знаю, как тяжело опровергать сплетни, особенно если оснований для них нет. Нельзя сказать, что Игорь помогал мне бескорыстно. Воспользовавшись газетной шумихой, он вышвырнул Китина из газеты, заняв его должность (он давно его ненавидел). За право поставки информации обо мне он брал бешеные деньги и продавал липовые интервью — я о них понятия не имела. Он фотографировал меня полуобнаженной (когда я выходила из ванной, не зная, что меня снимают) и продавал фотографии в порнографические журналы. Я принесла ему легкие деньги. Он купил себе две машины, заново обставил квартиру и отложил приличную сумму. Конечно же, я не получила от него ни копейки. Но несмотря на все это, если бы меня попросили назвать своего самого лучшего друга, я без зазрения совести назвала бы Игоря. Я благодарна ему за то, что он для меня сделал. Помог вытащить Андрея из тюрьмы.
Накануне съемок я не спала. Это был мой последний и единственный шанс. Я не могла думать, что будет, если он сорвется. Игорь купил мне черное бархатное платье, я сделала прическу и макияж. Приятно было после вокзала и собачьего матраса в прихожей почувствовать себя прежней. Позже Юля рассказывала о моем сюжете так: «Я включила телевизор и увидела твое лицо на экране. Это была ты — и одновременно не ты. Женщина с экрана была другой, я ее не узнавала. Она была более уверенной и мужественной, худой и дьявольски красивой. Ты была похожа на голодную бродячую кошку, закаленную в уличных битвах. От твоих слов на глазах выступали слезы. Я поняла, что ты знаешь о жизни то, что мне никогда не доведется узнать».
