-- Я сразу, еще в Ростове, почувствовала, что в твоей жизни есть какая-то тайна, но никогда не думала, что это может быть связано с твоей фамилией, с родословной, -- призналась неожиданно Наталья, прильнув к нему. -- Еще на выставке у Вартазарова, когда все так восхищались твоими рисунками, мог бы признаться, что ты из семьи известных русских художников.
-- Зачем? Тогда мы с тобой были еще мало знакомы, а родословную человека не всякому следует знать, это глубоко личное. Теперь-то другое дело... Не поверишь, мой дед пятьдесят лет был под запретом. Слава Богу, что не уничтожили его работы в запасниках. Только теперь по-настоящему у него начинается жизнь в новой России. К сожалению, до сих пор он известен только узкому кругу специалистов, искусствоведов, да, пожалуй, жителям Казани. Там его знают и любят. До сих пор нет ни одного каталога его работ... Этим мы с тобой займемся в ближайшее время...
-- Значит, в тебе тоже живут гены художника, раз твои рисунки вызвали восторг у Игоря, моего одноклассника, -- он не всякому скажет комплимент, тем более коллеге по цеху...
-- Да, пожалуй, так оно и есть. Я чувствую тягу к живописи, хочу рисовать. Раньше жизнь складывалась иначе, не до холстов и мольбертов было. Теперь и я хочу попытать свой шанс, может, что и получится, не возражаешь? -- шутливо спросил он.
-- Нет, конечно, -- задумчиво ответила Наталья, уж очень все это было неожиданно для нее. -- Рисуй на здоровье, если душа лежит. Да и грех, наверное, с такой родословной не попробовать себя в живописи. -- Она огляделась вокруг. -- И мастерская твоя мне нравится, здесь так удобно, уютно, красиво, столько света!
-- Тогда давай продолжим осмотр квартиры, ведь тебе предстоит решать, подходит она нам или нет? -- шутливо предложил Тоглар невесте. -- Нам немного осталось инспектировать, хотя и в этой половине есть и кухня, и ванная, и комната для гостей, если они вздумают у нас заночевать, или вдруг нагрянут твои родственники. Моих, американских, к сожалению, еще предстоит отыскать, а других у меня нет, -- закончил грустно Константин Николаевич.
-- Кухня -- моя слабость, -- загорелась будущая хозяйка фешенебельного дома, весело приказала: -- Веди!
Кухня в студии-мастерской оказалась гораздо меньше, не больше шестнадцати -- семнадцати метров, но и она вдвое превышала все известные до сих пор Наталье. И ванная комната, и кухня, и гостевая на этой половине дома были решены в другой цветовой гамме, по-иному обставлены и освещены. Например, кухня в мастерской была укомплектована фирмой "Бош", тоже немецкой. Константин Николаевич отдавал предпочтение технике из Германии, мебели из Италии, посуде из Англии, часам из Швейцарии, винам из Франции, и это будущей хозяйке следовало учесть.
Особенно понравилась Наталье просторная, хорошо освещенная прихожая, свет сюда попадал из огромной застекленной арки над входной дверью, из-за этого решения архитектора-дизайнера квартира оказалась полна воздуха, света. И разумеется, поражавшее ее только вчера жилье Городецких не шло ни в какое сравнение с тем, что задумал Константин Николаевич. Она запоздало поняла, почему он так настойчиво напоминал ей о сюрпризе. Такие сюрпризы, казалось ей, бывают только во сне или в мечтах, а тут... В какой-то момент на Наталью словно нашло озарение: она увидела эти двухквартирные апартаменты, соединенные тайным ходом, во всем убранстве и блеске, как подробно описал ей Константин Николаевич. Увидела и себя в доме, принимающей гостей, друзей, родню, воспитывающей будущих детей, ведь он сказал ей: начнем с тобой возрождать старинный русский род Фешиных, и ей стало так тепло и радостно, что она тут же бесхитростно выпалила:
-- Ну, если выбор зависит от меня, мне тут все нравится, и я не хотела бы ничего менять. Спасибо, дорогой, сюрприз действительно великолепный, так меня еще никогда не радовали.
-- Я счастлив, что в праздничный день мне удалось поднять тебе настроение и мой подарок пришелся тебе по душе, -- со старомодной галантностью ответствовал Тоглар и шутливо поклонился. -- Давай вернемся в гостиницу, оставим машину на стоянке и погуляем по Москве пешком. Я покажу тебе одну дивную антикварную лавочку, познакомлю с ее хозяином Кузьмой Митрофановичем, потом пообедаем в одном испанском ресторане, ты ведь в Ростове проговорилась, что Испания тебя чем-то притягивает...
И снова они одолели комнату за комнатой, и вновь Наталья постояла у понравившихся картин и гравюр, посмотрела на окрестности с высоты шестого этажа в огромное окно в большом каминном зале, включая и выключая диковинные люстры под высокими потолками, заглянула еще раз на кухню -- честно говоря, уходить ей совсем не хотелось... В какие-то минуты она была готова ликующе закричать в гулкой тишине пустых комнат: "Это мой дом! Это мой дом!"
Когда в прихожей он подавал ей манто из золотистой каракульчи, так поразившее пресыщенных французов в Париже, Тоглар, обняв и целуя ее в ухо, спросил:
-- Ну, так как, выходишь за меня замуж? Квартирный вопрос, как видишь, решен...
И она, повернув к нему счастливое лицо, прошептала:
-- Да, милый, я согласна продлить род Фешиных...
Поздний обед в испанском ресторане "Реал" плавно перетек в ужин, но Тоглар с Натальей не замечали времени, темени за окном, мокрого снега -- они были по-настоящему счастливы, потому как определили день свадьбы: 20 апреля, как раз в день ее рождения.
Суеверная Наталья вычитала в каком-то гороскопе, что браки, которые заключаются в день рождения невесты, оказываются необыкновенно счастливыми. Она уже однажды выходила замуж в мае и, опять же по поверью, -- промаялась. Теперь она не хотела рисковать. Константин Николаевич, с улыбкой выслушивающий доводы возлюбленной, был согласен на любые сроки. Наталья хотела непременно венчаться в какой-нибудь известной церкви или соборе, обязательно в белом свадебном платье с длинным шлейфом, чтобы этот день запомнился на всю жизнь. Видимо, она помнила свою первую свадьбу в студенческом общежитии и скучную регистрацию в районном загсе, в обшарпанной комнате, с задерганной жизнью заведующей, которая заодно выписывала и свидетельства о смерти. 5
Все почти так и получилось, как задумывала невеста, только заметно изменились сроки в грандиозных и пышных планах. В конце марта, когда Наталья сдавала свои дела в магазине "Астория", умерла в больнице ее мать, хотя врачи уверяли, что больная идет на поправку. Пришлось Константину Николаевичу срочно вылетать в Ростов, организовывать похороны и поминки -все, как положено у православных. Теперь, до истечения сорока дней и очередных поминок, о свадьбе не могло быть и речи, греховность такого поведения казалась очевидной обоим, впрочем, и поводов особых спешить не было. Виленкин, которому была названа дата свадьбы, к середине апреля подготовил дом к встрече молодой хозяйки: в обеих квартирах укомплектовал все, вплоть до обувных щеток для любого цвета обуви. Так что в квартиру на Кутузовском Наталья въехала невенчанной, вопреки задуманному. Поминки по матери, сороковины, отметили в Ростове, куда они поехали вдвоем и жили уже в гостинице "Редиссон-Ростов", где прошли первые счастливые свидания после побега Тоглара из чеченского плена.
С Ростовом, где родилась, училась и прожила все свои двадцать девять лет, Наталья расставалась без сожаления. Со смертью матери оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с этим городом. "Мы с тобой теперь оба сироты", -- сказала Наталья Тоглару после похорон матери. Отца своего она не знала вовсе, хотя носила его фамилию -- Зимина.
Отметив в апреле вместо назначенной свадьбы похороны и сороковины в мае, они задумались, когда же назначить венчание. Май невеста исключила наотрез, по уже известной причине. Лето выпадало как-то само по себе, эти месяцы, на взгляд невесты, тоже считались несчастливыми. Остановились на второй половине августа, ближе к осени, когда люди возвращаются из отпусков, отдохнувшие, загорелые, энергичные. И тут Георгий-Эйнштейн вновь выручил умным советом, предложив Тоглару оригинальный ход: сделать свадебное путешествие наоборот -- поехать покататься по ми-ру, отдохнуть где-нибудь на море, а потом уже венчаться в церкви, как пожелала ростовская невеста. Этот неожиданный план пришелся как нельзя по душе жениху и невесте, и они стали придумывать маршрут, чтобы сочетать приятное с полезным.
Когда-то Константину Николаевичу попался на глаза альбом знаменитого музея искусств Прадо, что находится в Мадриде, и он был восхищен испанской живописью. Испания, которая, кстати, занимала и Наталью, и дала толчок к началу путешествия. Решили вылететь в Мадрид, пожить там дней семь-восемь, походить по галереям, посетить достопримечательные места, католические храмы, затем переехать в Толедо, город оружейников, кузнецов, ювелиров, где находится музей Сальвадора Дали, потом поселиться на испанском берегу Средиземного моря, вблизи Барселоны, чтобы почаще бывать в знаменитом городе, посмотреть настоящую корриду, увидеть футбольные матчи на известном своей архитектурой стадионе "Бернабеу". Затем перелететь на остров Мадейра, где курортный сезон уже будет в разгаре. С Мадейры, где они собирались купаться и загорать не меньше двух недель, прямым рейсом перебраться в Лиссабон, познакомиться там с мало кому известным музеем искусств, основанным нашим соотечественником Гюльбекяном, бывшим крупнейшим нефтяным магнатом в двадцатых годах. Это тот самый Гюльбекян, который готов был построить в советской Армении город, дорогу, музей, все, что угодно, лишь бы это было названо его именем, но, как говаривали еще недавно: у советских собственная гордость, и власти, конечно, не разрешили. Тогда всю свою щедрость неутомимый Гюльбекян обрушил на Португалию: там расположен один из лучших в мире госпиталей, который он выстроил в Лиссабоне и который, естественно, носит его имя. Собрал симфонический оркестр своего имени, с условием, что там всегда будут несколько музыкантов из Армении, построил порт, создал танкерный флот, и после его смерти все содержится на его средства. В музее, открытом Гюльбекяном в Лиссабоне, самая большая в мире коллекция ковров, там есть ковры, которым по две тысячи лет и больше. Но Тоглар также знал, что в этом музее выставлено почти все уникальное столовое серебро Екатерины Второй и редчайшие картины, проданные большевиками в двадцатых годах из запасников Эрмитажа, Третьяковки, Музея изящных искусств, из музеев Саратова, Казани, Куйбышева, Минска, Киева. Планировали они посетить единственный в мире музей карет, да и вообще погулять по Лиссабону. Как-то Дантес, немало побродивший по миру, сказал, что Португалия произвела на него особое впечатление, и обязательно советовал попробовать там знаменитое коллекционное вино "Лансерс", белое и розовое. А о музее Гюльбекяна Тоглару когда-то рассказывал Рафик Сво, он успел побывать в Португалии в начале восьмидесятых, когда там ненадолго сформировалось левое правительство и у них с Москвой возникли дружеские отношения.
