— Я отвлеклась только на мгновение, но этого было достаточно. Конечно, я тут же все исправила.
— Значит, все обошлось?
— Естественно. Понимаете, линия передачи энергии осталась открытой.
Вошел Джордж, толкавший перед собой сервировочный столик. Главный инспектор отверг предложение, боясь, что его напоят каким-нибудь ведьминым варевом из внутренностей мертвеца, вырезанных под луной во второй четверти и сдобренных потом повешенного.
— «Сэйнсбери брекфест» или «Эрл Грей», сержант?
— Пожалуй, я тоже выпью чашечку, — сказал Барнеби.
Трой восхитился бисквитами размером с имбирное печенье, имевшими форму звезды и посыпанными сахарной пудрой. Он с благодарностью взял один бисквит и надкусил его. Ничего подобного сержант раньше не пробовал. Странный вкус, оставшийся во рту, никакого отношения к имбирю не имел.
Напоив и накормив гостей, а потом поудобнее устроив мать, Джордж спросил:
— Вы хотели поговорить со мной об Аве Гаррет?
— Думаю, вы хорошо знали ее, мистер Футскрей, — сказал Барнеби, заставив Эсмеральду фыркнуть.
— Верно. Я был наставником Авы и первым, кто открыл ее замечательный дар. Опекал и сопровождал ее во время церковных собраний. Во всяком случае, в первые месяцы.
Голос Джорджа тоже звучал необычно. Он был очень слабым и дрожащим, как у глубокого старика. Возможно, это объяснялось многолетним влиянием Эсмеральды. Она впитывала его энергию, чтобы поддерживать свою. «Другие люди», — подумал Барнеби, преисполнившись благодарности к Джойс, Калли и даже к Николасу.
— Вы никогда не сомневались в ее искренности?
— Ни на секунду, — ответил Джордж. — После каждой службы люди ждали возможности поговорить с ней и сказать спасибо. Часто они плакали.
— А групповые сеансы? Частные приемы?
— Тут ее нельзя было переубедить. Ава считала, что рождена для сцены.
— Вы были там в день, когда Деннис Бринкли… э-э…
— Проткнул небесную матрицу? Конечно. Могу сказать вам, мистер Барнеби, зрелище было обескураживающее.
Когда Джордж начал описывать случившееся, сержант Трой сделал первую из двух коротких записей. Честно сказать, он был рассеян. Его продолжал волновать странный вкус недавно съеденных бисквитов. Почему-то сержанту пришел на ум фильм «Ребенок Розмари». Он вспомнил колдовской корень, выращенный ведьмами и под видом аниса скормленный Миа Фэрроу [121]. Бисквиты явно отдавали анисом.
Трой рыгнул и с осуждением посмотрел на Джорджа, который описывал свое руководство Церковью-за-Углом. Длинное и овальное лицо Футскрея напоминало растекшееся яйцо. Сержант вспомнил вопящего болвана с собственной головой в руках, изображение которого украшало множество маек. Серовато-желтые волосы Джорджа были покрыты бриллиантином, цвет кожи напоминал рекламу морского курорта. Брюки падали от талии до каблуков, не встречая на пути ни одного препятствия. Трой вспомнил совет, который его мать дала одной из его двоюродных сестер, когда та начала встречаться с молодыми людьми: не доверяй мужчине без ягодиц. Может быть, в этом действительно что-то было? Кроме того, он заметил, что во время разговора Футскрей никогда не смыкал губ и негромко поскрипывал и пощелкивал фальшивыми зубами. Это напоминало танец мышей. Сержант заставил себя прислушаться к беседе, в которой теперь принимали участие трое.
Джордж сказал:
— Мама предвкушает встречу с духом. Правда, мама?
— Да, — подтвердила Эсмеральда. — Я знаю там куда больше людей, чем здесь.
— Мы находимся в постоянной связи, — продолжил Джордж. — Мало кто знает о существовании отличной телеграфной системы «Ариэль Кобвебс.плс» между внешним космосом и планетой Земля.
— Серьезно? — спросил Барнеби. Он никогда не мог понять, почему люди называют Землю планетой. Может быть, где-то во Вселенной есть другая Земля, которая не является планетой? Джордж продолжал пощелкивать зубами.
— У мамы есть в макушке парапсихическое отверстие.
— С миллиардами связей, — объяснила миссис Футскрей. — Вплоть до доисторических времен.
Ответить на это было нечего, и Барнеби мудро промолчал. Только улыбнулся старой леди и встал, готовясь уйти. Но тут она вскрикнула:
— Петля, Джордж! Петля!
Свет в белом шаре на секунду ослабел и затрепыхался, как большая бабочка. Джордж быстро подкатил столик с переносным телевизором и видеомагнитофоном и нажал на кнопку. Вдоль шеренги кавалеристов шла королева-мать, облаченная в вишневое и белое. Миссис Футскрей прижала к лампе средние пальцы правой руки, ладонь левой к экрану и начала что-то бормотать. А потом зачастила нараспев:
— Небесная любовь от меня к тебе… небесный свет от меня к тебе… небесная сила от меня к тебе…
Мужчины стояли рядом. Джордж серьезно кивал. Лицо Барнеби хранило бесстрастное выражение. Трой смотрел на чехол для чайника, представлявший собой странное переплетение светло-коричневой лески, и тоже пытался выглядеть бесстрастным.
Внезапно эктоплазмическое вмешательство кончилось. Эсмеральда широко улыбнулась всем и сказала:
— Лечение закончено. Теперь она снова будет здорова.
— До следующего раза, — вздохнул Джордж.
— Тут уж ничего не поделаешь, дорогой. В ее возрасте по-другому не бывает. Я надеюсь, — она повысила голос, увидев, что Барнеби шагнул к двери, — покинуть земную юдоль в один день с ней. Нужно будет помочь ей устроиться.
— Там другая иерархия, — объяснил Джордж.
— Я отдал за эту хрень целый фунт, — сказал Трой, отъезжая от дома номер пятнадцать по Кловер-стрит. В прихожей Джордж уговорил его взять газету с подноса дворецкого, потом перекрыл им дорогу, откашлялся и красноречиво посмотрел на объявление. Теперь эта газета, называвшаяся «Новости парапсихологии», торчала из кармана сержанта. — С такими людьми лучше не иметь дела, верно?
— Каждый, кто способен иметь с ними дело, — ответил Барнеби, — нуждается в помощи психиатра.
— Я хотел бы иметь проводника в потустороннем мире, — сказал Трой. — Интересно, что они тебе говорят?
— Подсказывают, когда нужно добавить в джин тоник.
— Я бы не прочь иметь проводника-китайца.
Завистливая нотка, прозвучавшая в голосе Троя, заставила главного инспектора взять себя в руки.
— Ло Хун Кон? — предположил Трой.
Барнеби не улыбнулся. Даже глазом не моргнул. Что ж, он, Трой сделал все. И уже не в первый раз. Может быть, пора посмотреть в лицо печальной правде. У его шефа нет чувства юмора.
К счастью, ни один прохожий не видел, как дверь Эпплби-хауса распахнулась с такой силой, что чуть не слетела с петель. Лицо Мэллори было искажено. Он подбежал к «гольфу» и начал жать на ручку. Потом громко выругался, похлопал себя по карманам и вывернул их наизнанку. Наконец достав ключ, он отпер замки. Машина со скрежетом дала задний ход, вырулила на улицу и исчезла.
Поднимая трубку, Мэллори не думал ни о чем особенном. Его досада на полицию прошла. Он хотел выйти в сад, но передумал. Можно было продолжить распаковывать вещи. Почитать. Или просто посидеть праздно.
— Алло, — сказал он и услышал в ответ:
— Говорит Дебби Хартогенсис. — Он тут же вспомнил это имя. Оно было написано на карточке, прикрепленной к двери квартиры в цокольном этаже. «Ффорбс-Снейт. Хартогенсис. Лоусон». По коже Мэллори побежали мурашки. — Полли? — крикнул он.
Теперь он мчался по шоссе. Во рту стояла горечь. От жары можно было расплавиться. Лицо Мэллори дергалось, но он не мог с ним справиться. Потные руки скользили по рулю. Боясь потерять управление, он стискивал их так, что костяшки едва не протыкали кожу.
Он бросил дочь. Не звонил, не приезжал. А когда приехал, то не проявил настойчивости. Не следил за ней. Решил, что она уехала на каникулы, только потому, что так сказала Бенни. Кто такая Бенни? Он забыл Полли. А теперь она…
Именно это его и мучило. Мэллори не знал, что с ней случилось. Дебби Хартогенсис что-то говорила, но он был так парализован страхом, что слышал только отдельные слова. Эти слова резали как нож: опасно… ужасно… неприятный запах… плачет… таблетки… плачет…
