— Отлично, — Михал Экснер уселся на лавочке. — Еще бы подлокотники.
Мартин Калаб вспыхнул.
— Ну, садитесь, Вера. Слушай, Мартин, ты ведь говорил, что отсюда открывается прекрасный вид. А завел меня в какой-то тайник. В логово. Господи боже, да это ж просто убежище разбойника… — Капитан Экснер вдруг запнулся посреди фразы. Пригладил волосы, почесал нос — Отсюда и лестницу не видно…
— Мы их услышали и пошли посмотреть, — сказала она.
— Лестницы, — повторил капитан Экснер, — и тропинки отсюда не видно. Это верно. Зато… видно другое место… Но тогда ведь была ночь. Допустим, ясная ночь. Ночь перед грозой. В субботу ночь была ясная?
— Да, — ответил Мартин Калаб, кусая губы. Экснер взглянул на Веру Финкову.
— Понимаете, — медленно проговорила она, опустив глаза, — у нас дома понятия не имеют, что мы тогда были тут.
— И не будут иметь, — серьезно успокоил их капитан Экснер.
87Двери запасника на третьем этаже замка распахнулись настежь.
— Коньяку! — крикнул, вваливаясь в комнату, доктор Яромир Медек, — меня только что подвергли допросу третьей степени! Спасайся, кто может!
Эрих подавился куском холодного цыпленка и так закашлялся, что у него даже очки запотели. Его сестра облизала пальцы и укоризненно взглянула на доктора Медека.
— Мне жаль вас, пан доктор, — сказала она. — Коньяк вам и впрямь бы не повредил. Но только в данный момент коньяка у нас нет.
— Тогда я сбегаю за бутылкой в галерею! — Доктор Медек повернулся на каблуках и исчез.
Эрих Мурш откашлялся и протер очки.
— Ишь ты, а мне не сказал, что у него там коньяк. Да, вот что мне пришло в голову… Что же ты приехала только после полудня, хотя обещала привезти обед? Не грозы же испугалась…
— Грозы.
— Врешь, — спокойно сказал он. — Иной раз по-страшному. И всегда ужасно глупо.
Она опять принялась за куриную ножку.
— Ты, наверно, удивишься, но вчера вечером допросу третьей степени подвергли меня.
— Я так и думал, — холодно ответил Эрих. — Вечером и ночью. Представляю.
Она улыбнулась и облизала губы.
— Нет, не представляешь…
Эрих Мурш добродушно проворчал:
— Паршивка…
Она подняла кость, словно защищаясь. В запасник вплыл доктор Медек с бутылкой.
Он разлил коньяк по рюмкам, все выпили.
— Тяжко, — подытожил доктор Медек. — Тяжелее, чем я вообще мог себе представить. — И разочарованно добавил: — Поговорили, и все…
— Ну, у нас есть некоторый опыт, и мы знаем, как ведут допрос некоторые криминалисты, — объявил Эрих Мурш.
— Конечно, знаем, — сказала Лида с напускной и все равно очаровательной кротостью. — Как он вам понравился?
— Строит из себя пижона, — ответил доктор Медек. — Я бы сказал, Лида, он весьма похож на того типа, с которым вы вчера разговаривали на другом берегу пруда. Он еще спрашивал дорогу.
— Тот был совсем недурен, — сказала Лида Муршова. — Пожалуй, надо сходить взглянуть на него.
— Лучше не надо, — заботливо, чуть ли не отеческим тоном проговорил Яромир Медек. — Лучше не надо. От таких людей лучше держаться подальше.
— Каких таких? — поинтересовалась она.
— Я имею в виду криминалистов.
Эрих Мурш быстро допил коньяк и снова закашлялся.
88Любой другой по меньшей мере удивился бы, вернулся и спросил стража, стерегущего вход, куда делся человек, который должен находиться в помещении и которого там почему-то не оказалось. Может, караульщик ошибся или не заметил, как тот ушел?
Словом, любой другой, но только не поручик Беранек, который, войдя в квартиру Болеслава Рамбоусека, не нашел там капитана Экснера. Он спокойно огляделся, осмотрел забытую на столе пачку сигарет, подошел к окну, выглянул и увидел приставленную лестницу. Вздохнул понимающе.
Вернулся к двери и приоткрыл ее.
— Товарищ вахмистр!
— Да, товарищ поручик?..
— В бистро продают пльзеньское. Поужинать мне сегодня не удастся. Может, принесете мне два пива и сосиски с рогаликом? Или сардельки с рогаликом.
— А товарищу капитану?
— Его тут нет.
— Не понимаю, товарищ поручик, как это «нет»?
Беранек широко распахнул дверь.
— Смотрите, его тут нет. Я должен его дождаться.
— Но… — заикаясь, начал бедняга. — Он же не выходил. Товарищ поручик, — почти выкрикнул он, — он никуда не уходил! Не сплю же я, господи!
— Все в порядке, — успокоил его Беранек. — Вот вам двадцать крон. Я его подожду. Наверняка придет.
И поручик Беранек похлопал вахмистра по плечу.
— Капитан не пропадет, — сказал он с легкой грустью. И покачал головой. — Где там… Такое, наверно, вообще невозможно…
89Поручик Беранек знал, что говорил: в эту самую минуту капитан сидел на лавочке, которую смастерил Мартин Калаб.
— Вы, наверно, испугались? — спросил Экснер.
— Еще бы, — прошептала Вера. — Страшно было — жуть.
— Почему?
— Та фигура… шла одна. Здесь в парке ходят и ночью. И вечером. Но редко в одиночку.
— Да нет, — проговорил Мартин Калаб. — Не в этом дело, Вера. Жутко было не потому, что фигура была одна…
— Стоп, — перебил их капитан Экснер. — Итак, прежде всего: шел, шла или шло. Договоритесь насчет рода.
— По-моему, шел, — сказал Мартин. — Но… это могла быть и женщина.
— Или привидение.
— Ну нет, какое там привидение. — Мартин Калаб смущенно засмеялся. — Хоть я и не знаю, как выглядит привидение. А ведь я родился в замке.
— Привидения выглядят жутко, — поучительно изрек Михал Экснер.
— При чем тут привидения, — проговорила Вера. — Скорей всего, это был мужчина, потому что у него были короткие волосы. То есть у этой фигуры волосы были не длинные, не до плеч. Может, у него даже было что-то на голове. Фуражка или вроде того. И я знаю, почему было так жутко.
— Ну?
— Потому что он шел ужасно медленно.
— Ладно, — вздохнул капитан Экснер, — повторим все сначала: вы сидели здесь и разговаривали. Но как же тогда вы услышали шум и шаги внизу? Что это был за шум?
— Да мы, собственно… не разговаривали… — смутился Мартин Калаб.
— Да, мы как раз молчали, а шум… Его трудно описать. — Вера даже вздрогнула. — Хруст веток, словно что-то волокли, шаги, дыхание, такое громкое, будто человек запыхался. Вот мы и посмотрели вниз, нас это сначала не слишком удивило…
— Почему?
— Мы бываем здесь довольно часто, — объяснил Мартин Калаб. — Из «Лесовны» после танцев проходит много народу. Мы стали смотреть, что там такое. Та фигура вышла на дорогу вон там, у лестницы, наклонилась…
— Наклонилась?
— Да. Вроде бы. Словно шнурки завязывала.
— Минутку! Где наклонилась эта фигура?
— Вон там. У самой лестницы. Возле нижних ступенек. Потому я и подумал, что шнурок. Шнурок ведь завязывают на ступеньке.
— Пожалуй, — согласился Экснер. — И что же дальше?
— Потом эта фигура пошла вверх по лестнице. Довольно медленно. Но не слишком, не то чтобы еле тащилась. Постояла немного на второй площадке. А потом поднялась уже до самого верха, до двора.
— Замок в это время закрыт?
— Да.
— И вам не показалось странным, что туда кто-то идет?
Они переглянулись.
— Показалось, — ответила Вера Финкова. — Но потом загорелся свет у пана Рамбоусека. И мы решили, что это был он.
— А потом?
— Потом свет у пана Рамбоусека погас. И тогда опять было тихо, и мы услышали, что кто-то спускается по лестнице. Мы снова посмотрели. Тот человек был уже почти внизу, — объяснила она. — Нес какую-то белую тряпку. Вдруг споткнулся и схватился за перила.
— И все озирался по сторонам, — добавил Мартин Калаб. — После я подумал, что это был вор, который в субботу вечером украл у матери скатерть. И он все поправлял этот белый сверток.
— Вот как! В субботу вечером у мамы пропала скатерть? — удивился капитан Экснер.
— Да.
— А откуда? Со стола?
— Нет. Она повесила ее сушить на балюстраду.
— Мама по ночам сушит скатерти на балюстраде?
— Нет, — ответил Мартин Калаб. — Но в субботу у нас были гости, играли в карты и залили скатерть вином. Ну, мама постирала ее и повесила на балюстраду, а к утру она исчезла.
— Та-ак. А дальше? Что этот мужчина делал дальше?
— Он опять стал возиться с чем-то внизу у лестницы. Опять вроде бы завязывал шнурок.
— А потом?
— Ушел из парка с белым свертком под мышкой.
— Прямо по дороге?
— Ага.
— Сколько было времени?
— Это по чистой случайности мы знаем точно, — сказала Вера Финкова. — У Мартина на часах было полдвенадцатого.
— Долго горел свет у пана Рамбоусека?
— Долго… А сколько именно, мы не знаем. Очень долго. Когда лампа загорится или погаснет, сразу видно. Свет из окон падает вон на те деревья.