а кафирские доллары, за что сейчас и будет наказан. После чего таджики (ну, или кто уж они там) подтащили поближе что-то плаксиво бормочущего себе под нос араба и, под аккомпанемент его воплей, быстро отрезали несчастному три пальца на правой руке, при этом «блатной» пояснил, что наказанный лишился по пальцу за каждый из выявленных случаев правонарушений. Камера сфокусировалась на лежащем на небольшом столике наборе монет, затем, напоследок, мазнула по валяющимся на земле пальцам и подвывающему торговцу, которому женщина в полной исламской форме одежды бинтовала руку.
Для Антона, имеющего представление о реалиях Шама, всё это выглядело как не слишком умелая постановка, и, скорее всего, таковой и являлось. Нет, понятно, что пальцы отрезали не понарошку, но с девяностодевятипроцентной вероятностью сцену срежиссировал Марат, всерьёз отнёсшийся к необходимости сделать пару видео «с антуражем».
Нумизмат не то чтоб сбледнул с лица, но в самоуверенности несколько поубавил.
– Ээ… впечатляет, да. То, что нужно. А остальные такие же..ээ.. атмосферные? – осторожно уточнил он. Антон, хмыкнув про себя, утвердительно кивнул:
– Даже лучше. Там всего пять, ещё два с их стороны, только покруче. И два с нашей – взятые позиции духов, двухсотые, монеты, вот это вот всё. – он не удержался и добавил. – Ещё атмосферней! Клиентам понравится. Фотографии ещё есть, тоже антуражные.
Если Данилов и почувствовал иронию, то виду не подал, и, тихо вздохнув, щёлкнул на следующий файл.
* * *
Антон вышел на улицу и, стараясь не выглядеть слишком уж по-идиотски, осмотрелся. Вроде ничего подозрительного. Да и вообще ничего, собственно – продуваемая холодным позднедекабрьским ветром Малая Ордынка пуста и почти безлюдна, редкие прохожие подозрений в плане коварных планов отнять нажитое непосильным трудом не внушают. Впечатление, конечно, может быть обманчиво, да и ждать его могут чуть в стороне, подальше от офиса, дабы уважаемый нумизмат не палился слишком уж откровенно, ну да тут уж ничего не поделаешь. Опять же – ну вот если он прямо сейчас узрит комитет по встрече, то что? С собой кроме ножа ничего, а им не отмахаешься. Впрочем…
Петренко нагнал его через два квартала и молча зашагал рядом.
– Норм? – для очистки совести спросил Антон. Крепыш утвердительно кивнул:
– Вроде да, никого. – он бессознательно мазнул рукой по едва заметной выпуклости под курткой, но тут же опомнился и почти натурально перевёл жест в извлечение из внутреннего кармана пачки сигарет и зажигалки. – У тебя как?
– Тоже норм. – Антон улыбнулся с чувством заслуженной гордости за хорошо проделанную работу. В конце концов, идея была его. – Кое-что забраковал, но даже меньше, чем я опасался. Сто пятьдесят две в итоге.
Шарьин извлёк из-за пазухи толстый конверт и протянул товарищу.
– Двадцать две восемьсот.
– С долей Марата что? – уточнил практичный Гриша, убирая конверт. – Сколько там?
– Девяносто одна двести. Положу пока в банковскую ячейку, у меня есть. Пусть год полежит. – Антон постарался вложить в тон максимум уведомления и минимум приглашения к дискуссии, оставаясь при это вежливым. То, что у напарника иное мнение, он знал и так. – Если за год не объявится, тогда половину бывшей его отдадим, на дитёнка, а половину делим.
Гриша недовольно пожевал губами, но спорить не стал и молча кивнул, на что Антон облегчённо вздохнул. Про себя, разумеется. Вообще, конечно, Марат слегка мудак – учитывая специфику работы, мог бы и сам заранее высказать пожелания на подобный случай, и не пришлось бы сейчас ничего выдумывать. Но, увы, сам Валеев инициативы не проявил, а Антон, хоть ему подобная мысль и приходила, счёл нетактичным её предлагать. Наверное, зря.
– Точно решил, что больше не поедешь? – сменил тему Петренко. – Так-то неплохо получилось по баблу.
Возвращение из отпуска им обоим назначили на двадцать седьмое января, при этом всем убывающим довели, что невыход в указанные сроки приравнивается к увольнению.
– Неплохо-то оно неплохо… – задумчиво протянул Шарьин. – Но больше что-то не тянет. Старый я уже для такого.
– Монет бы ещё собрали! – привёл аргумент крепыш. – Сейчас уже есть, на что покупать.
– Сейчас их там уже хрен найдёшь. – скептически отмахнулся Антон. – Но если вдруг что – не пропускай. Чувак этот готов ещё брать, на тех же условиях.
– Тебе проще было бы надыбать. – не преминул указать собеседник. – У вас там бардак в арте, по рынкам шастаете, когда в голову взбредёт. У нас-то хрена с два куда выберешься.
Своя доля правды в этом имелась, но Шарьин, секунду поколебавшись, решительно отмахнулся:
– Не, нафиг. Чуйка у меня.
На этот аргумент возразить было нечего, так что Петренко лишь сокрушённо пожал широкими плечами.
– Ну, смотри сам…
– Ага. – Шарьин кивнул на уходящий влево после «Театра Луны» переулок. – Там пиццерия хорошая, ты как насчёт вкусить благ цивилизации?
– Да нет, я на вокзал почапаю. С баблом и железкой не хочу лишний раз по городу шароёбиться… – покачал головой Гриша. – Ладно, что, давай тогда. Увидимся ещё перед моим отъездом. С наступающим.
Антон пожал протянутую руку, заодно полуобернувшись и бросив взгляд назад по улице. Нет, никого.
– Давай, с наступающим. Семейству привет.
По хорошим пицце и вину он, кстати, и правда дико соскучился, а ещё больше по уютным местам, где со всем этим можно посидеть.
* * *
– Шмурдяк собирают, наверное! – гоготнул Зубастик. – Цыгане ебучие!
Окружающие поддержали, посыпались умеренного остроумия шутки. Народу с юго́в у них было немало, и свою нелюбовь к курдам они успешно передали остальным, так что к перспективе слегка навалять «цыганам» личный состав отнёсся вполне воодушевлённо.
– Хорош пиздеть! – не разделил общего веселья Мордвин. – Булки не расслабляем, бдим по сторонам.
Гриша молча вздохнул. Особого веселья он тоже не чувствовал, и причин этому было сразу несколько. Во-первых, сидя в кузове под тентом особо не побдишь, и это его напрягало. Во-вторых, ещё больше напрягало то, что колонна грузовиков, набитых бойцами штурмовых отрядов «ᚱ» и «ᚢ», торчала посреди голой пустыни 243 уже часа два, привлекая всеобщее внимание. В-третьих, за это время где-то не то чтоб совсем рядом, но не сказать, чтоб далеко, было несколько прилётов, непонятно откуда и непонято чьих, что совсем уж не радовало.
– Если что – в темпе из машины, левый борт – налево, правый – направо. Морлок, на тебе левый фланг. – продолжал раздавать указания Мордвин.
Петренко кивнул, подтверждая приём команды. Вот, кстати, и четвёртая причина его скверного настроения – Рябчик всё-таки вернулся на должность комвзвода, соответственно, Мордвина подвинули обратно на командира отделения, а Гриша, пережив кратковременный карьерный взлёт, вновь стал помощником комода, то есть лишь чуть выше рядового. Дополнительно огорчало то, что подлечившийся Рябчик почему-то смотрел на чуть было не состоявшегося преемника весьма косо, зацепляя при этом и Морлока. Нет в жизни счастья…
Ладно, это уже лирика, пока что хватало более насущных проблем. Вся эта затея с «едем отжимать у курдов завод» ему не понравилась с самого начала. Особенно то, что, судя по всему, главным расчётом командования было «цыгане обосрутся и свалят без боя». Не то чтоб мелкой сошке вроде него или Мордвина кто-то доводил подобные детали, но они же не глухие, радиообмен слышат, тут выводы можно сделать и без семи пядей во лбу. «Кажется, что-то пошло не так», как в том анекдоте.
Курды никуда сваливать не стали, более того, разведосы докладывали, что видят на позициях у завода американцев, что делало перспективы силового решения вопроса совсем уж туманными. Начальство, похоже, от такого развития событий впало в ступор, в итоге три сотни русских наёмников, плюс раза в полтора большее число сирипутов и всякой прочей сволочи торчат тут у всех на виду, как прыщ на лбу.
Гриша, сидящий у откидного борта, вновь выглянул во тьму, игнорируя недовольный взгляд Мордвина. Того тоже можно понять – начальство по рации строго-настрого указало сидеть в машинах и не высовываться, соответственно, теперь прямая обязанность сержантского состава это указание выполнять. Вот только было это два часа
