как Гришин, — подумал Богданов. — Росомаха норовит украсть чужое. Полковник такой же хитрый, изворотливый, несмотря на возраст, силён физически, неутомим в действиях, целеустремлён».
Звонок телефона заставил протянуть руку к лежащему рядом мобильнику. До того, как пальцы коснулись трубки, глаза поймали высветившееся на дисплее имя абонента «Гришин».
Вчера истекли шесть дней после встречи в баре, за полковником осталось право напомнить об имеющейся между ними договорённости.
Собравшись с духом, Богданов поднёс трубку к уху.
— Говорите.
— Здравствуйте, Илья Николаевич! Гришин беспокоит.
— Здравствуйте, господин полковник!
Богданов сознательно не стал называть Гришина по имени — отчеству, чтобы лишний раз напомнить, что не испытывает к тому должного уважения.
— Вы обещали позвонить.
— Помню.
— Почему не позвонили?
— Потому, что матушка только сегодня приняла решение по поводу отъезда в Москву.
— И когда намерена покинуть Никольское?
— Послезавтра.
— Послезавтра?! Отлично!
Сладковатое на слух причмокивание в трубке означало, что сообщение Ильи произвело впечатление предстоящего праздника. Как правило в таких случаях, следующий вопрос можно было предугадать заранее.
— Как насчёт всего остального?
— Что вы имеете в виду?
— Ознакомление с архивом.
— В силе. Богдановы привыкли отвечать за слова.
— Отрадно слышать.
Голос в трубке исчез, словно у сотовой связи одна из сот выпала из общего числа сородичей, прервав разговор на самом интересном месте.
Возник голос спустя несколько секунд, но уже в иной тональности. Хитровато — заискивающий он старался пройтись по нервам, чтобы зародить в сознании противника пусть незначительные, но всё же сомнения.
Почувствовав это, Богданов подумал: «Сейчас последует пауза. Затем наезд».
И он не ошибся.
Кашлянув, Гришин пробубнил что-то вроде извинений, после чего чётко и ясно произнёс: «Говоря, что ничего не произошло, вы, господин Илья Николаевич, не только кривили душой, но и откровенно солгали».
— Вы о чём?
— О том, что некоторые изменения в вашей жизни всё же произошли.
— Вы что ясновидящий?
— Нет.
— В таком случае, откуда у вас такая информация?
— От Рученкова.
— От Ручи?
Взяв паузу, Илья пытался понять, зачем Гришин затеял разговор о том, о чём не должен был говорить по определению. Проще было промолчать или сделать вид, что отношения между друзьями его интересуют меньше всего.
— Виктор рассказал, чем закончилось выяснение наших с ним отношений?
— Вас это удивляет? До встречи в баре, вы Виктора человеком не считали, не говоря уже о том, чтобы признать родственником.
— Ошибался. С кем не бывает. Теперь я и Виктор — одна семья.
— Семья? — смех, подступив к горлу, сдавил гортань так, что Илье пришлось прикрыть ладонью рот, дабы не расхохотаться и тем самым не разбудить в противнике гнев. — С чего бы это? Столько лет неприязни и вдруг прозрение?
— От усталости войны с самим собой. Разум капитулировал перед чувствами.
— В таком случае, зачем вам понадобилось вводить в заблуждение меня, говоря, что Виктор решил предать нашу с ним дружбу?
— Затем, чтобы посеять между друзьями раздор.
— Раздор?
Почувствовав в голосе Богданова перемену настроения, полковник поспешил перейти к объяснениям.
— Вы умный человек, Илья Николаевич?! Должны были понимать, один противник — тележка проблем, но не вагон же. Когда выяснилось, что вы и Виктор объединились, возникла опасность потерять архив. Следовало действовать, и я не нашёл ничего лучше, как предпринять попытку развести вас.
— Ход конём? Наплевать на людей, на то, что сохранялось и оберегалось на протяжении двадцати лет? Взять и разрушить.
— И как я должен был, по-вашему, поступить?
— Если вам и вправду интересно знать моё мнение, могу поделиться. Вот только боюсь, что оно скорее огорчит, чем обрадует.
— В таком случае не стоит.
— Я тоже так думаю. Мы с Ручей, как и раньше, в одной упряжке, за что, как бы это не выглядело странным, должны благодарить вас.
— Прекрасно, — неестественно холодно прохохотал в трубку Гришин. — Благодарность принимается. Мало того я рад, что всё разрешилось столь чинно, а главное без потерь. У меня нормализовались отношения с дочерью, отчего дома полный восторг. Вы вновь обрели друга. Процесс ознакомления с архивом, хотя и получил задержку, продвигается к конечной остановке своего нескончаемого пути. Осталось выяснить день и час, когда мы сможем засвидетельствовать его второе рождение.
— Послезавтра, в четырнадцать.
— В четырнадцать? Прекрасно.
— И помните, ни сопровождающих лиц, ни оружия, ни записывающих устройств, ни видеокамер.
— Да, да. Я помню.
Прозвучавшие в мобильнике гудки означали переход к главному этапу задуманной Богдановым игры.
Шестью днями раньше, ночью, на кухне Илья, Кузнецов и Рученков выработали план действий, согласно которому Богданов должен был отодвинуть срок появления Гришина в Никольском на два дня. Требовалось время для того, чтобы подготовиться к встрече «гостя». И друзья его получили. Сорок восемь часов, ровно столько требовалось на отслеживание действий противника. Теперь Рученков не спеша мог проработать варианты, гарантируя, что Гришин не выкинет фокус, который застанет Богданова врасплох.
Что касалось Кузнецова, в силу профессиональной деятельности Дмитрий мог быть полезным только в отношении контроля за действиями Жака. Рано или поздно Лемье — младший должен был войти в игру. Это означало, что на охранника ляжет груз ответственности нисколько не меньше, чем тот, которую испытывал Виктор.
Всё, казалось, было понятно.
Однако, как не тешил себя спокойствием Илья, как не пытался уверовать сердце в том, что все пути просчитаны, одна мысль никак не хотела оставлять сознание в покое.
«Про кого намекал Кузнецов, говоря о том, что человек этот отслеживает всё, что касается архива? Кто эта таинственная личность, вставшая на путь защиты тайника, при этом не имеющая интереса, кроме как сохранить «луч смерти» в недосягаемости от нечистых на руку людей? Почему Дмитрий не захотел рассказать об этом человеке, аргументируя отсутствием полномочий?»
Все связанные с таинственной личностью вопросы образовывали что — то вроде кроссворда, не на один, из пунктов которого у Богданова не было ответа.
Пружина интриги, которую тот завёл в себе сам, могла лопнуть в любой момент. Зная это, Илья понимал, лучший способ уберечься от ненужной траты нервов — заняться решением первоочередных задач. Дав оценку телефонному разговору с Гришиным, он спустя минуты набирал на компьютере текст, чтобы при помощи электронной почты известить коллег о том, что лёд тронулся. При получении отмашки Кузнецов и Рученков должны были начать действовать.
В том, что и тот, и другой сделают всё, как надо, Богданов не только не сомневался, но и не задумывался над тем, что что-то может пойти не так. Главное было, не совершить ошибку самому. Учитывая, что соперник достался более чем серьёзный, подвох мог оказаться в чём угодно. Отсюда и требование — держать ухо востро.
