Александр Содерберг - Ее андалузский друг

Выехав из города, они направились в горы. Машина покатилась по сельской местности, миновала городок Охен и снова углубилась в темноту. Примерно через час скорость замедлилась, они остановились. София услышала, как открылись и закрылись передние дверцы. Затем врач распахнул задние двери, теплый вечерний воздух ударил ей в лицо. Врач показал рукой, что можно выйти.

Перед ними была старинная ферма, только что отреставрированная: белые стены, красная крыша. Перед домом стояла легковая машина, какие бывают у одиноких людей, — непритязательная, с маленькими колесами и тонкими дверями. Внутри их ждали. Дверь открыла женщина.

Гектора внесли на носилках, София и Соня последовали за ним. Женщина быстро осмотрела его прямо в холле и указала, чтобы несли в гостиную. Это была большая комната с белыми кирпичными стенами, терракотовой плиткой на полу и типично испанской меблировкой, простая и немного унылая. София сразу заметила медицинское оборудование: дефибриллятор, две стойки для капельниц, прибор искусственной вентиляции легких и большую больничную койку.

Гектора положили на кровать. Женщина подкатила оборудование, поставила ему капельницу, ввела под покрывалом катетер. Врач и медбрат подключили приборы, обменялись с женщиной несколькими фразами, вышли из дома, сели в машину «Скорой помощи» и уехали.

Женщина еще раз проверила состояние Гектора и обернулась к Софии и Соне.

— Меня зовут Раймунда, я позабочусь о Гекторе. С настоящего момента мое рабочее место здесь. До этого я работала в частной клинике, но уволилась оттуда четыре часа назад, когда мне позвонили. — Она говорила тихо и четко. — Это надежное место, о его существовании знают лишь немногие. Пусть так и будет.

София оглядела Раймунду. Невысокая, худенькая, на вид лет тридцати, с прямыми черными волосами до плеч, корректная и строгая. Она располагала к себе, вызывала доверие.

— Спасибо! — прошептала София.

Цикады играли в ночи свои мелодии, когда София пошла и улеглась в одной из комнат. Из ее сумочки, лежавшей на стуле, послышалось жужжание. Она поднялась и подошла. Телефон, полученный от Йенса, светился среди косметики, бумажника, украшений и квитанций.

— Йенс?

— Нет, Арон.

— С Гектором случилось…

— Все знаю. Где ты сейчас?

— На ферме… в горах.

— Кто там находится?

— Раймунда, Гектор, я и Соня.

— Оставайтесь там. Полиция оцепила виллу Адальберто. Лежек едет к вам.

— А ты?

— Приеду, как только смогу. Меня разыскивают, мне придется ехать кружным путем.

— Как Йенс?

— Я собрал его, насколько мог… он выживет.

Наступила пауза.

— София!

— Да?

— У меня к тебе разговор. Поговорим, когда увидимся.

Он положил трубку.

Лучи солнца медленно передвигались по паркету. Гунилла спокойно следила за ними. Он лежал на полу без одеяла, свернувшись калачиком, как младенец в чреве матери. Медленно-медленно лучи солнца достигли его плеча, тронули подбородок. Путь света по лицу Ларса Винге напоминал ей симфонию — беззвучную симфонию. Лучи перебрались на щеку и достигли опущенных век. Она отметила легкое шевеление под ними. Потом он сглотнул, открыл глаза, уставился в пол, снова закрыл глаза, еще раз сглотнул.

— Доброе утро! — мягко прошептала она.

Ларс увидел ее, сидевшую на стуле, глядевшую на него сверху вниз. Он приподнялся, не в силах до конца оторваться от пола, сонный, с морфинового похмелья. В голове был полный вакуум.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло проговорил он.

— Я искала тебя, ты не отвечал на телефон. Хотела узнать, как ты себя чувствуешь.

Он посмотрел на нее мутными глазами.

— Как я себя чувствую?

— Да.

Ларс пытался понять: как она вошла? Значит, за ним следили прошлой ночью?

— Ларс!

Он посмотрел на нее, мечтая в душе, чтобы у него было побольше времени. Надо было составить план, выработать линию поведения.

— Я не совсем в форме, — тихо проговорил он.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, переработал.

Она пристально посмотрела на него, показала пакет с таблетками, лежавший у нее на коленях.

— Что это?

— Ничего особенного. Лекарства.

— У тебя их полный ящик.

Он ничего не ответил.

— Это не обычные лекарства, Ларс… Ты болен?

Ему хотелось сказать «рак в последней стадии». Таким больным можно делать, что они хотят. Но ей все о нем известно.

— Нет.

— Тогда зачем ты принимаешь морфин?

— Это мое личное дело.

Гунилла покачала головой:

— Нет. Пока ты работаешь на меня, это не так.

Теперь он заглянул в ее глаза. Там произошла странная перемена, они казались пустыми и мертвыми. Словно кто-то забрался внутрь и опустил шторы. Неужели у нее всегда были такие глаза? Этого Ларс не знал. Знал только, что она сейчас здесь, в его квартире, что она смертельно опасна и, скорее всего, пришла не одна. А его пистолет вне досягаемости. Возможно, она знает, что ему все известно. Если она нашла микрофон в конторе на Брахегатан, его убьют прямо сейчас…

Винге посмотрел на коробочки с таблетками, лежавшие у нее на коленях. Он вспомнил, как лгал пастору из «Счастливой лужайки». Как легко было врать, когда он использовал кусочки реальности. Правда — лучшая ложь…

— Ларс, ответь на мой вопрос.

Сидя на полу, он стал тереть глаза.

— Что ты хочешь узнать?

— Я хочу знать, что ты делал в последние дни. И еще я хочу узнать, почему ты мешаешь морфин, бензодиазепины и лекарства от нервных болезней?

Винге выдержал паузу.

— Прости меня, Гунилла, — прошептал он.

Она внимательно разглядывала его.

— За что тебя простить, Ларс?

— Я обманул тебя…

Ее спокойствие сменилось напряженным любопытством.

— В чем ты обманул меня? — теперь она тоже перешла на шепот.

Ларс несколько раз тяжело вздохнул.

— Когда я был маленьким… — начал он, — мне было лет десять-одиннадцать, я плохо спал, и мне давали лекарства. Маме удавалось получать на них рецепты… Я быстро попал в зависимость. Потом — я уже был постарше — мне помогли от нее избавиться… Но от такого невозможно избавиться навсегда. Большую часть жизни я воздерживался. Избегал алкоголя, не принимал сильнодействующих препаратов. Недавно я пошел к врачу, у меня болела спина, — продолжал Ларс, — а когда он спросил, нет ли у меня других жалоб, я упомянул, что страдаю бессонницей. У меня всегда были проблемы со сном, вот и ляпнул, не подумав. Он выписал мне что-то болеутоляющее и успокоительное. Я начал принимать…

Он поднял на нее глаза. Гунилла по-прежнему внимательно слушала его.

— Это были достаточно безобидные лекарства, но во мне как будто что-то сдвинулось с места. Я наслаждался… наслаждался, как ни разу с тех пор, как… даже не помню, с каких пор. А дальше все пошло вразнос. За пару недель я снова подсел. Достал более сильные препараты. И теперь сижу на них.

— Ты сказал, что обманул меня…

Опустив глаза в пол, он чуть заметно кивнул:

— Я не выполнял свою работу. В последние несколько дней я валялся тут в совершенно разваленном состоянии… Я звонил тебе отсюда. Сказал, что искал Софию, но я обманул тебя.

Гунилла глядела на него во все глаза, пытаясь понять, лжет он или говорит правду. Однако через некоторое время она расслабилась, он заметил это.

— Ничего страшного, Ларс, — проговорила Гунилла. — Ничего страшного.

Она поднялась, посмотрела на него. Казалось, начальница хочет еще что-то сказать. Но вместо этого она повернулась и пошла прочь из комнаты. Ларс смотрел ей вслед.

— Гунилла! — окликнул он ее.

Она обернулась.

— Прости меня!

Она мысленно взвешивала его слова.

— Я не хочу потерять работу. Ты дала мне шанс… дай мне еще один шанс, умоляю тебя!

Гунилла не ответила, вышла в холл. Ларс услышал, как открылась входная дверь. Андерс Аск прошел мимо двери кабинета, улыбнулся Ларсу, шутливо «пульнул» в него указательным пальцем и вышел вслед за Гуниллой на лестницу. Входная дверь захлопнулась, в квартире стало тихо.

Винге лежал неподвижно, пока звуки их шагов не стихли на лестнице. Потом Ларс вскочил, собрал свои таблетки, выждал еще немного, покинул квартиру и спустился в метро. Как в припадке паранойи, он ездил туда-сюда, перескакивая из одного поезда в другой, ожидая, что за ним следят. Убедившись, что слежки нет, Винге добрался до своего номера в отеле и повесил на дверь табличку «не беспокоить». У него дрожали поджилки. Ларс понимал, что его жизнь только что висела на волоске. И что фактор времени является определяющим. Он тут же взялся за дело: начал разрабатывать план дальнейших действий.