бы кто-нибудь в этой семье вытянул счастливый билет.
– Но он же не один из нас, мама?
– Я тоже так считаю. Лучше нам о нем забыть. Кира поправится, придет в себя, станет как новенькая, пойдет в школу в Оксфорде. Там ни одна живая душа не узнает, что она родила.
– Я когда-нибудь его увижу?
– Вряд ли. Джейк – спец в усыновлениях, он полагает, что нам лучше никогда не видеть ребенка. Это бы только все усложнило.
Дрю отхлебнул из бутылки и задумался.
– Хочешь печенье?
– Нет, спасибо. Знаешь, мам, я не уверен, что хочу видеть ребенка. Вдруг он будет похож на Стюарта?
– Нет. Он будет красавчик, весь в Киру.
Еще глоток, новая долгая пауза.
– Мам, мне все еще не жаль, что я его прикончил.
– А мне жаль. Если бы ты этого не сделал, то не сидел бы тут.
– Если бы я этого не сделал, то мы все могли бы сыграть в ящик.
– Хочу задать тебе один вопрос, Дрю. Он давно меня мучает. Джейк тоже желает услышать ответ, но он тебя еще не спрашивал. Кира говорит, ты не знал, что Стюарт ее насиловал.
Он покачал головой:
– Нет, не знал. Она никому не рассказывала. Теперь я понимаю, что Стюарт выжидал, пока все уйдут из дома. Если бы я знал, я бы раньше его убил.
– Не говори так!
– Это правда, мама. Кому-то нужно было нас защитить. Стюарт всех нас прикончил бы. В ту ночь я решил, что ты убита, и, наверное, сбрендил. У меня не было выбора, мама. – У него искривились губы, в глазах заблестели слезы.
Джози уже вытирала глаза, глядя на своего тщедушного сына. Какой он жалкий! Какая трагедия, какая беда, во что она втравила своих детей! Она горбилась под тяжестью сотен неверных решений и мучилась от чувства вины за то, что оказалась негодной матерью.
– Не плачь, мама! – воскликнул Дрю. – Рано или поздно я выйду отсюда, и мы снова будем вместе, втроем.
– Я очень на это надеюсь. Дня не проходит, чтобы я не молилась о чуде.
36
Через восемь дней после побоев Джейк провел полдня в кресле у хирурга-стоматолога, долбившего, сверлившего, ремонтировавшего ему зубы чем-то вроде цемента. Он с трудом, морщась от боли, встал из кресла, совершенно не обрадованный сообщением, что через три недели придется заменять временные коронки на постоянные. На следующий день доктор Пендергаст удалил швы и остался доволен своей работой. Шрамы должны были остаться крохотными, добавляющими облику Джейка «характера». Нос принял обычный размер, но припухлость вокруг глаз еще держалась, хуже того, поменяла оттенок на пугающий темно-желтый. Мучительница-сиделка не зря терзала Джейка пакетами со льдом, прикладываемыми ко всем отекам: теперь они почти сошли. Уролог и тот не нашел, в чем упрекнуть строптивого пациента.
Джейк задумал вернуться на работу особым образом: оставить машину за зданием и проникнуть внутрь через черный ход. Меньше всего на свете ему хотелось быть замеченным крадущимся и прячущим свою личность под головным убором и темными очками в пол-лица. План удался: Джейк благополучно очутился внутри, обнял Порсию, поприветствовал Беверли, непрерывно курившую в своем пропитанном никотином закутке за кухней, и нетвердым шагом поднялся к себе в кабинет. Опустившись в кресло, он почувствовал, что полностью выдохся. Порсия принесла ему чашечку свежесваренного кофе, вручила длинный список адвокатов, судей и клиентов, которым ему требовалось позвонить, и оставила его одного.
Было 28 июня, до судебного процесса над Дрю Алленом Гэмблом, обвиняемым в тяжком убийстве, караемом смертной казнью, оставалось пять недель. Обычно у Джейка уже должна была состояться беседа с окружным прокурором о возможности сделки о признании вины, которая отменила бы судебный процесс и соответствующие приготовления. Но отменялся сам этот разговор. Лоуэлл Дайер мог предложить лишь полное признание обвиняемым вины, но не родился еще такой адвокат, который посоветовал бы подзащитному рискнуть и признать вину, караемую смертью. Поступи Дрю так, приговор ему зависел бы только от судьи Омара Нуза. Тот мог отправить его в газовую камеру, посадить пожизненно, без права на досрочное освобождение, или довольствоваться более коротким сроком. Джейк еще не обсуждал этого с Нузом и не был уверен, что решится на подобное обсуждение. Судья не хотел подвергаться дополнительному давлению в виде вынесения приговора им самим. Лучше пусть это сделают двенадцать присяжных, избавленных от заботы о своем переизбрании. Джейк сомневался, что Нуз способен на сочувствие к убийце полицейского, даже если закрыть глаза на политику. О снисхождении не могло идти речи независимо от фактов.
Какие предложения имелись у Джейка? 30 лет? 40 лет? Шестнадцатилетние не размышляют в таких категориях. Джейк сомневался, что Дрю и Джози согласятся на признание вины. Что рекомендовать клиенту? Бросить кости, рискнуть с судом присяжных? Хватило бы одного несогласного, к которому будут склоняться остальные присяжные, чтобы загнать все жюри в тупик. Найдет ли он такого? Жюри, не достигшее единогласного решения, – это новый суд. Еще и еще. Тоскливый сценарий.
Хмуро изучив список, адвокат снял телефонную трубку.
Стоило уйти Порсии, как явился Люсьен и рухнул в кожаное кресло напротив Джейка. Странно, но он пил только кофе, хотя было уже почти пять часов. Люсьен пребывал в хорошем настроении и, забыв про свой обычный сарказм, был почти готов посочувствовать пострадавшему. В период выздоровления Джейка они дважды беседовали по телефону. После короткого обмена репликами Люсьен произнес:
– Знаешь, Джейк, целую неделю я бывал здесь ежедневно и убедился, что телефон звонит реже, чем следует. Я беспокоюсь за твою адвокатскую практику.
Джейк пожал плечами и попробовал улыбнуться.
– В этом ты не одинок. Порсия открыла за июнь месяц всего четыре новых дела. Это место загибается.
– Боюсь, теперь весь город – твои враги.
– Похоже. Чтобы оставаться в деле, нужно барахтаться. В этом я не силен.
– Ты никогда не просил у меня денег, Джейк.
– Не приходило в голову.
– Позволь открыть тебе одну тайну. В 1880 году мой дед основал «Первый национальный банк» и превратил его в крупнейший банк округа. Ему нравилось банковское дело, а на закон он плевать хотел. В 1965 году, когда умер мой отец, я унаследовал бо́льшую часть активов. Я ненавидел банк и тех, кто им управлял, поэтому быстро распродал все. Мою долю купил «Коммерческий банк» из Тупело. Я не бизнесмен, но провернул одно хитроумное дельце, до сих пор меня удивляющее. Я не брал наличные, они были мне ни к чему. Юридическая фирма включила максимальную скорость, я трудился вот здесь, за этим самым столом. «Коммерческий банк», как положено банку, все распродал и с кем-то слился, и мне досталась при этом немалая доля. Теперь я – второй по важности владелец акций «Третьего федерального банка». Каждый квартал мне платят дивиденды, держащие меня на плаву. У
