- Нет, хотел вместе с вами, генерал, обсудить сложившуюся ситуацию, касаемую государства Ичкерия и России, - непоколебимо сказал Диктатор. Спрогнозировать будущие отношения.
- Ситуация довольно проста: вы в плену, Чечня обезглавлена. Восстановление законности и порядка - дело времени и политиков.
На "арапа" его было не взять и не загнать в угол безвыходностью положения; он что-то знал большее, был посвящен в тайны власти и, даже находясь в плену, чего-то ждал и на что-то рассчитывал.
- Не упрощайте, генерал, - откликнулся он. - Вы профессионал и понимаете, что это лишь начало, прелюдия. Большой войны не избежать. Россия и Ичкерия находятся в состоянии войны уже четыреста двадцать семь лет. Иногда этот огонь уходил вглубь, а сейчас настало время, когда он вырывается наружу.
- Вы что, не навоевались в Афгане? - усмехнулся дед Мазай. Не дает спокойно жить слава Шамиля?
- А не во мне дело, генерал. Я уже ничего не решаю. В принципе можете меня расстрелять - ничего не изменится. Придет другой, и все равно будет пожар. Когда война выгодна всем - она будет, и независимо от личностей, условий, целесообразности. На земле много велось и ведется бессмысленных войн. Бессмысленных для тех, кто не видит либо не знает смысла.
- С вашей точки зрения, смысл - создать Кавказскую империю?
- Да, и таким образом сохранить кавказские народы от гибельной американизации. Россия продалась Штатам со всеми потрохами, побежала за "общечеловеческими ценностями", за "цивилизованными отношениями" и стала походить на самоубийцу. Она сейчас опасна для горцев, потому что оказывала и оказывает на Кавказ большое влияние. - Диктатор говорил бесстрастно, как говорят о вещах, давно сформулированных, привычных языку и разуму. - Я хочу, генерал, чтобы вы понимали это. Смысл - объединить Кавказ, чтобы выжить, сохранить свое лицо, свой образ жизни, религию и традиции.
- Но кто еще хочет такого объединения, кроме Чечни? - спросил генерал. На Кавказе десятки народов.
- Захотят, когда увидят сильную Ичкерию.
- Способную противостоять России? Угрожать ей? Держать в напряжении бесконечным террором?
- Это не цель, а лишь одно из средств достижения цели, - пояснил Диктатор. - Я понимаю вашу заботу об Отечестве. Но не моя вина, что Россия бежит к своей гибели, ориентируется только на Запад, ждет от него подаяния, как нищая. Клянусь, мне стыдно!
- А гнать потоками фальшивые деньги, наркотики - не стыдно? Готовить диверсии на ядерных объектах?.. Я этого никогда не пойму. Спасаться за счет других - дело не благородное. Разжигать войну во имя сохранения - абсурд. Чечня может и сгореть в этом огне.
- Все в руках Аллаха!.. - Он пошевелился, переставил ноги - в тесноте броника скоро затекали мышцы. - Но согласитесь, генерал, пока сильна Россия, на Кавказе спокойно. Так было во все времена. К сожалению, это бывает редко, и тогда пожар вырывается из глубин. Сейчас тот самый случай. Невозможно противостоять вещам, которые развиваются с исторической закономерностью. Не советовал бы вам ввязываться в эту войну, и по одной причине: вы профессионал, а чеченский пожар - война интересов многих... политиков. Это темное дело, генерал, бессмысленное для непосвященных и профессионалов.
- Почему же вы считаете, что я непосвященный? - спросил генерал.
- Вы - не политик!
- До недавнего времени и вы не значились в политиках.
Диктатор поправил пилотку, что-то вроде улыбки появилось в уголках его рта, прикрытых усами.
- Послушайте моего совета, я знаю, о чем говорю. Уходите в Россию, защищайте ее интересы в другом месте. Например, в Москве. Ваш опыт больше бы пригодился в столице. Вы же не страдаете предрассудками, как мой народ, не отягощены обычаями кровной мести...
- Отягощен, - глухо проговорил дед Мазай. - И завет получил... Люди Кархана изнасиловали мою дочь. А Кархан был вашим человеком.
Этого он не ожидал и в первый раз на короткий миг смутился, потерял нить своих размышлений, сломался строй аргументов.
- Назовите мне, кто это сделал, - после паузы сказал Диктатор. - Вам не пристало мстить. Я прикажу своим. Они умеют брать кровь за кровь.
- Спасибо, я сам, - бросил генерал. - Придется и этому научиться.
Он повернул запор на двери, толкнул створку броника: на улице светало и снова моросил осенний дождь.
- Я бы и вам отомстил, - сказал генерал, выбираясь наружу. - Но не могу убить безоружного. И драться с вами в поединке тоже не могу, хотя руки чешутся. Я князь Барклай-де-Толли, и, по традиции нашего рода, стреляться с вами - ниже моего достоинства. Откровенно сказать, я пока не знаю, что делать. Вы уже второй пленник в "Молнии", а в гражданской войне в плен лучше никого не брать. Никак не привыкну к реальности, все, как дурной сон...
Захлопнув дверь, он знаком подозвал офицера-охранника, прошептал в ухо:
- Принеси ему воды. Он хочет пить, но никогда не попросит.
Генерал вернулся в овощехранилище и застал Шутова с Головеровым за столом из картофельных ящиков. Бывший начальник штаба что-то рассказывал суперснайперу, тыча пальцем в карту.
- Может, тебе рапорт вернуть? - спросил дед Мазай.
- Нет, не хочу больше, - проронил тот. - И так два раза в одну реку. Через двадцать минут к нам сядет борт из Моздока. Разрешите убыть, товарищ генерал.
- Борт? Чей? Почему? - опешил генерал.
- Только что передали, - объяснил Шутов. - Просили координаты. Сам "брандмайор" летит! Должно быть, ордена везет, сверлите дырки, господа диверсанты.
Ровно через двадцать минут, прижимаясь из-за низкой облачности к земле, показался вертолет Ми-8 в сопровождении трех боевых зелено-пятнистых "крокодилов". Не прицеливаясь, он с ходу опустился у лесополосы, а тройка прикрытия осталась барражировать в воздухе, отстреливая тепловые ракеты. Генерал вышел из "зеленки" и лесополосой направился к вертолету, откуда, в свою очередь, появились четыре фигуры в камуфляже и двинулись навстречу. За спиной деда Мазая, чуть приотстав, чтобы избавиться от разговоров, шагал Глеб Головеров, безоружный, в черной от грязи и копоти полевой форме, без знаков отличия.
"Молния" на всякий случай была приведена в боевую готовность и растворилась в окрестностях места посадки.
Встретились на середине лесополосы. Генерал ничего не докладывал, а лишь представился, поскольку они впервые виделись с "брандмайором". Над головой вились "крокодилы" - предвестники войны...
- Диктатор у вас? - спросил "брандмайор", пожимая руку.
- У нас, - не спеша отозвался дед Мазай.
- Как же удалось взять его? - поинтересовался директор.
- Спросите вот у Головерова. По дороге расскажет, если прихватите с собой до Моздока.
"Брандмайор" смерил взглядом фигуру Глеба, с каким-то запозданием подал ему руку.
- Вы взяли Диктатора?.. Ну, поздравляю! А где же он? Я прилетел за Диктатором.
Три охранника директора ФСК стояли полукругом возле генерала и Головерова, нагло уперев стволы автоматов чуть ли не в животы. И не подозревали того, что голова каждого давно уже была в прицелах "винторезов"...
Дед Мазай нажал тангенту оперативной радиостанции, приказал привести "груз".
- Так вот вы какой, князь Барклай-де-Толли, - проговорил "брандмайор". Много слышал о вас... Все-таки утерли нос... некоторым! Знали бы вы, какой ажиотаж поднялся!.. Но пока тихо. Знайте, генерал, я всегда поддержу вас. В любом случае... Понимаете, о чем говорю?
- Понимаю, - кивнул дед Мазай.
- В любом случае! - повторил он. - Ценю ваш подвиг и благодарю за службу.
Генерал едва удержался, чтобы не сказать - "Рад стараться!"...
- Но сейчас выводите свое подразделение в Моздок, - продолжил директор. Так нужно. Это приказ.
- Не уйду, пока не соберу всех, - заявил дед Мазай. - Еще не установлено, где находятся пятнадцать моих бойцов.
Это слегка озадачило "брандмайора", видимо, кому-то дал обещание вывести "Молнию" из игры немедленно.
- Хорошо, - подумав, согласился он. - Собирайте и уходите.
Шутов привел Диктатора, поставил рядом с генералом, и один из охранников мгновенно пристегнул наручником свою руку к руке пленника. Тот обернулся к деду Мазаю, сказал через плечо:
- И у вас не все генералы - князья, господин Барклай-де-Толли.
- Да, к сожалению, - проронил дед Мазай. - Но это говорит о том, что стало слишком много... генералов.
Директор ФСК перевел взгляд с одного на другого - ничего не понял из этого диалога. Но спрашивать уже не было времени, охранники повели Диктатора к вертолету.
- Собирайте своих и уходите, - еще раз повторил он, уже на ходу.
Головеров еще стоял, смотрел им в спины и жевал яблоко.
- Иди, Глеб, - подтолкнул его генерал. - Ступай с Богом.
- Прости, Дед, - не глядя бросил тот и быстрым шагом нагнал уходящих.
Дед Мазай круто развернулся и пошел в свою сторону. На ходу он слизывал дождь, капли которого били в лицо, и отмечал, что дождь в Чечне уже давно имеет солоноватый привкус...
Группа Крестинина напоролась в Аргуне на диктаторский спецназ, численностью примерно до полусотни человек, хорошо подготовленный, экипированный и вооруженный вплоть до боевых машин пехоты со скорострельными пушками, "стингеров" и минометов. Скорее всего, он был выслан в Грозный после начала штурма, однако единственный из всех отступавших отрядов режима сумел точно определить тактику "Молнии" в Аргуне и ввязался с нею в бой. Среди всей неразберихи, беспорядочной стрельбы и суеты в ночном городе можно было довольно легко уйти, однако Крестинин еще пытался выполнить задачу: вывести из строя электроподстанцию, отрубить связь и захватить либо приготовиться к захвату административных зданий. Спецназ вычислил и эти намерения, поскольку все объекты оказались под охраной бронетехники противника, а мобильные его группы уже организовали поиск подразделения "Молнии". В результате, когда Крестинин решил уходить из города, на "хвосте" уже прочно сидели тренированные для таких целей ребята, снабженные аппаратурой для перехвата оперативных переговоров. Пришлось объявить радиомолчание, чтобы оторваться от преследования, сбить с толку и кружным путем вернуться в Грозный: на дорогах могли устроить засады.
