Если это спектакль, значит, выгодно подставляли не только ФСК, но еще и Чеченца, навсегда избавляясь от него, как от политического трупа. Чтобы, не дай Бог, когда одурманенный Диктатором чеченский народ, изуродованный и обескровленный "заказной" войной, вдруг очнется, не вспомнил бы он о своем соплеменнике, гордом, мудром и тонком политике, некогда имевшем высшую власть в России.
Подобный спектакль могли спланировать и разыграть эксперты и аналитики уровнем повыше московского...
Ситуацию прояснил радиоперехват шифрованных переговоров из дворца с Москвой. Полевой командир, примерявший себе президентское кресло, получил жесткий приказ: немедленно вывести все войска и оставить город. И ни в коем случае не приводить к власти Чеченца!
Было понятно, от кого исходил этот приказ...
"Молнии" следовало уходить, однако до сих пор не обнаружилась аргунская группа во главе с Крестининым. От матушки-"Альфы" унаследовала "Молния" железный закон, о котором знал и в который верил каждый боец: даже изорванное в клочья взрывом тело никогда не останется брошенным, забытым и тем более никогда не достанется врагу. И никто никогда не будет похоронен в чужой земле.
Что же говорить о живых...
Генерал запросил о результатах поисков исчезнувших "зайцев" и, получив отрицательный ответ, приказал "седлать" три оставшиеся БМП и на большой скорости погнал к Аргуну. Ветер нес по Грозному листья, брошенное впопыхах и растерянное тряпье, награбленное в магазинах, какие-то бумаги и... деньги. Множество купюр, напоминающих палые листья, видимо случайно выпавших из транспорта убегающих отрядов, несло по улице, поднимало на уровень вторых этажей, набивало к бордюрам, лепило к гусеницам броневиков. Под утро разыгрался сильный ветер, готовый перейти в ураганный. Уже ломало сучья на деревьях, срывало железо с крыш и опрокидывало разбитые, разграбленные киоски. Природа, словно возмутившись, довершала то, что не успели сделать люди. Город казался огромным брошенным кораблем, медленно идущим ко дну, и было полное ощущение, что спасти его уже невозможно, что люди, забившиеся в свои дома, не единожды обворованные и ограбленные, так и будут сидеть за хлипкими дверями, ожидая своей гибели, поскольку их ничто уже не ждало на этом свете. Здесь еще не прошла настоящая война, однако дух ее поселился давно и прочно и сейчас воплощался в этом дурном ветре, несущем вместе с листьями деньги - те обманчивые, призрачные предметы, из-за которых и во имя которых совершались многие войны.
Перед мостом через реку Аргун колонну неожиданно обстреляли из КПВТ. Еще не закончилась последняя очередь, как в сторону нападавших заработала скорострельная пушка БМП, однако лишь взъерошила песчаные и гравийные бурты на берегу. Огонь в тот же миг прекратился, искать и наказывать стрелявших не было времени.
И этот город тоже напоминал тонущий корабль... Генерал исколесил много улиц, прежде чем отыскал рыщущих по городу бойцов "Молнии" на БТРах. Здесь были заметны следы боев: еще догорала подбитая техника войск Диктатора, кое-где валялись трупы, раскатанные по асфальту колесами грузовиков и бронетранспортеров, горели дома, зажженные беспорядочной стрельбой, и голосили скорбные чеченские женщины в черном.
Становилось ясно, что аргунских "зайцев" в городе нет, иначе бы дали о себе знать, вышли бы к своим, заметив их на улице, или связались по радио. И среди убитых никого не было. Взять в плен группу в пятнадцать человек никто бы не смог по одной причине - офицеры "Молнии" живыми не сдавались, даже если бы кончились боеприпасы. На этот случай в спецподразделении существовал обычай, доставшийся по наследству от древних варваров-славян, как вид ритуального рукопашного боя. Офицеры сбрасывали бронежилеты и каски-сферы, обнажались до пояса и шли в атаку с десантными ножами. Так погибла одна "тройка" в Карабахе...
Ветер сделал свое дело: с севера, из России, потянуло низкие, дождевые тучи, накрыло горы на горизонте и начался долгий моросящий дождь. Генерал увел подразделение из города вниз по реке Аргун на несколько километров, нашел удобное место и стал, чтобы дать бойцам передышку, - двое суток без сна и в постоянном напряжении уже начинали сказываться, мужики нервничали, плохо соображали и заметно суетились, намереваясь сейчас же прочесать все дороги с выходом в Дагестан.
Первые четыре часа стояли без разведки, только с боевым охранением, выдвинутым в три стороны, затем дед Мазай послал "тройку" Шутова, хорошо уже знавшего эти места, проверить состояние базы, подготовленной им еще летом, с прицелом на несостоявшуюся операцию "Дэла". После отдыха следовало перебраться в более надежное место и оттуда вести поиск. На ходу Шутов передавал, что национальная гвардия пришла в себя и небольшими группами, численностью до взвода, движется в сторону Аргуна и Грозного, что он уже дважды сталкивался с чеченской разведкой, невероятно обозленной и умеющей весьма достойно вести бой.
Ничего иного генерал и не ожидал. Этот странный штурм и взятие Грозного были отличной школой для вооруженных сил режима. Сейчас в них восстанет воинский дух, появятся способность "держать удар" и нормальная злоба к противнику - две составляющие боевых качеств войск. И еще будет грызть сознание их командиров самый беспощадный червь - пережитый позор.
Шли разоружать незаконные вооруженные формирования, а научили воевать...
Сыч не выполнил своей задачи, не сумел блокировать Москву от всякой информации из Чечни, не отследил, не просчитал все возможные каналы связи. Двуликая оппозиция вела свои игры и держала прочные контакты с Кремлем, скорее всего, через министерство, которое перекачивало оружие оппозиции и решало вопросы жизни и смерти целых народов.
Впервые в жизни верный товарищ Коля Сыч не сдержал слова. И если он однажды вернулся с того света, чтобы не подвести соратников, значит, нынче были у него причины куда более веские, чем жизнь.
Генерал не хотел сейчас устраивать "разбора полетов", даже с самим собой, - после драки кулаками не машут, не позволял зажатой, затаенной обиде вырываться наружу и захватывать воображение. И не стремился никого осудить, ибо перед ним стояла задача куда важнее, чем все эти дрязги: надо было выручать "зайцев", оставшихся где-то на островках среди дурного половодья войны.
Вечером генерал выслал разведку в Аргун и сразу же получил информацию, что в Грозный вновь вошли войска режима, что сейчас на площади кипит огромный восторженный и стреляющий митинг и что, по некоторым сведениям, Диктатор вылетел в Москву, вероятно, учинять разборки - кто и по какому праву его выгонял из столицы и хотел лишить президентского дворца...
И почти следом за этим сообщением генерал получил другое, от "тройки" Шутова, и вначале ушам своим не поверил, отнес все к злой шутке, на что был мастак суперснайпер и сиделец Бутырки, который не доверял кодированной радиосвязи и вел переговоры на эзоповом языке.
- Говори по-русски! - прикрикнул дед Мазай, хотя кричать в микрофон было бессмысленно - чувств он не передавал.
Шутов доложил по-русски, используя в длинной речи всего два слова, однако сразу же стало понятно...
8
По опыту Глеб знал, что, когда из засады бьют колонну на шоссе, в первые мгновения совладать с собой и оказать сопротивление может и в состоянии только профессионал высочайшего класса, либо летчик, по которому все время бьют неожиданно и на размышления остаются доли секунды - ответить огнем или рвануть ручку катапульты.
После первого гранатометного выстрела из всех дыр БТРа ударил огонь, в один миг обратив боевую машину в братский гроб. Головеров вскинул на плечо вторую трубу, чтобы засадить в "Мерседес", как из БРДМ ударил крупнокалиберный пулемет, причем довольно прицельно, так что на голову посыпался тальник, остриженный пулями.
- Здесь! - радостно выкрикнул он и, сменив позицию, разнес вдребезги ЗИЛ-кормовоз, замыкавший колонну.
Теперь БРДМ и "Мерседес" были заперты на дороге. Вырваться можно было, лишь съехав с полотна в грязный, глинистый кювет: дождь уже сделал свое дело.
Поливая огнем кусты, броневичок попытался это проделать и тотчас же прочно увяз, сел на брюхо, тем самым лишившись и сектора обстрела, заслоненный высокой дорожной насыпью. Наконец, в "Мерседесе" "проснулись", ударило враз несколько автоматов. Глеб еще раз незаметно сменил позицию и гранатой из подствольника заткнул все лающие пасти в роскошном лимузине.
А броневик в кювете бессильно выл двигателем, словно попавший в капкан одинокий волк. И даже лапу отгрызть было невозможно...
Уже не спеша, будто смакуя исторический миг, Глеб потянул из-за спины последнюю трубу гранатомета и, не скрываясь, поднялся на дорожное полотно возле коптящего черным дымом БТРа, чтобы в любой момент уйти за его броню. БРДМ еще дергался, елозил в раскисшем суглинке и лишь глубже погружался в трясину.
