Сначала я обвинил во всем Сашку, втянувшего меня в эту историю. Но в конце концов понял, что я не прав. Сашка здесь ни при чем. Его ведь самого прижали, и прижали крепко. Единственным человеком, который мог реально помочь ему в тот момент, был я. К тому же нельзя забывать: Сашка вел честную игру. Сразу предупредил: он не знает, кого, куда и зачем нужно подвозить. Так что я мог бы отказаться, если бы захотел. Конечно, я бы не отказался. Но это уже совсем другой разговор.
Некоторое время я размышлял о гонораре, полученном от Веры. Конечно, я ожидал что-то получить за эту поездку. Но все же честно я могу сказать сам себе: для меня, лично для меня, главное было совсем в другом. Главное было в том, что Сашка просил о помощи. Сашка, мой друг, попавший в трудное положение. Я должен был ему помочь. Независимо ни от чего. Что же до сделки с Верой, с этим все ясно. Сашка — он такой! Он не мог позволить себе попросить меня о той услуге просто так. Он считал себя обязанным что-то предложить мне за это. Вот и предложил посредничество между мной и покупателем. Но мы оба знали: если бы кто-то из нас попросил другого оказать ему любую услугу просто так, тот, не задумываясь, ее бы оказал. Правда, это тоже совсем другой разговор.
…Самое главное, я ведь действительно не знал, что везу двух убийц. Да, я видел, что Юра и Женя темнят. Но мало ли по какой причине могут темнить люди. Во время поездки я был уверен: это всего лишь какая-то махинация с грузом, не более. Теперь-то понимаю: у них все было рассчитано. Все до последнего движения. Но понял я это только сейчас, задним числом. Зато я спас Сашку. Спас…
Поневоле начал размышлять о Сашке. Видно, он здорово влип с этим Вадимом Павловичем. Поэтому с самого начала не хотел меня подставлять. И все для этого делал. И добился своего. Рахманов наверняка допросит этого сторожа из «Рыболова Сенежья», но тот подтвердит, что с девятого по двенадцатое июля я в самом деле был на Сенеже. Так что со мной все в порядке. У меня — алиби. Железное, неопровержимое алиби. Сашке я могу сказать за это только спасибо.
Неожиданно пришло в голову: ведь надеясь на свое алиби, я повторяю старую ошибку — пытаюсь плыть по течению. Причем делаю это лишь по одной причине: так легче. В июле, когда Сашка попросил кого-то куда-то подвезти, я даже не попытался выяснить, что это могут быть за люди, что это вообще за предприятие. А потом, когда по просьбе Юры и Жени начал на своей шестерке преследовать трейлер? Я даже не задумался, что происходит! Я слушал, что они мне говорили, делал, что они мне говорили. Как последний лопух. Опять всего-навсего плыл по течению. Плыл, потому что так было легче.
Разумеется, Сашка мой друг. И все же мне никогда не нравилась его привычка чрезмерно темнить, все скрывать от меня. Даже то, что очевидно. Но я ни разу ему ничего об этом не сказал! Я не только не сказал, даже не пытался понять, что стоит за этим умолчанием, за теми фактами, которые были на виду! Но мог ли я что-нибудь понять раньше? А теперь?
Что я теперь могу понять из того, что знаю? Немногое. Могу предположить, что Юра и Женя арестованы или будут вот-вот арестованы. А вот арестован ли Вадим Павлович, неясно. Скорее всего на свободе, но его активно ищут.
Почему Рахманов сказал, что Вадим Павлович может входить в окружение Веры? Что-то совсем уж непонятное. Ведь если Вера знает Вадима Павловича, значит, она может быть связана с Юрой и Женей? С двумя убийцами? Но так можно договориться до того, что Вера — самая обычная уголовница. Разве похоже это на Веру? Но если исходить из вопроса Рахманова, так оно и есть. Ну и история! Стоит попасть к следователю, как тебя уже начинают подозревать в самых немыслимых вещах. Хотя откуда у Веры такие деньги? Пятнадцать тысяч отдала, даже не моргнув. А с другой стороны, у нее так много антиквариата, картин. Все это со временем дорожает. Она может продавать что-то.
Нет, во всем этом мне не разобраться, подумал я. Только с помощью Сашки. И то если не будет темнить. Надо поговорить с ним всерьез. Начистоту. Чтобы не осталось никаких недоразумений.
Выпив четвертую чашку кофе, я расплатился и вышел из кафе.
К «Форуму» подъехал без четверти шесть. Без пяти в зеркале возник радиатор девятки. Выйдя из своей машины, Сашка обошел мой багажник, сел рядом. Посмотрел испытующе:
— Серега, ну как?
Я промолчал.
— Плохо? Или терпимо?
— Смотря что считать терпимым. Мне многое неясно. И я хотел бы кое-что выяснить. Хотя, Сань, я понимаю, как тебе сейчас тяжело.
— Выяснить что?
— Ну насчет всей этой истории.
— Какой?
— Ну, с Вадимом Павловичем. Юрой, Женей. И… остальными.
Довольно долго Сашка сидел, глядя на улицу. Потом вздохнул:
— Ты говоришь так, будто я пытаюсь что-то скрыть. Я ведь как раз и хочу выяснить все. Вместе с тобой.
— Что-то я этого не заметил. Во всяком случае, раньше.
Сашка поправил волосы. Сказал, явно сдерживаясь:
— А где ты был сам раньше? В Дагомысе? На Рижском взморье? Вспомни: хоть раз ты пытался завести об этом разговор? Как ты выражаешься, «раньше». Хоть раз поинтересовался, что происходит?
Сашка был абсолютно прав: до сегодняшнего дня вся эта история меня не интересовала. Ответить мне было нечего. Я лишь посмотрел на него и промолчал. А он вдруг резко повернулся ко мне, сказал:
— А вот если бы ты поинтересовался, я мог бы кое-что сообщить!
— Что?
— Например, то, что Вадим Павлович не оставил меня в покое. И вряд ли оставит.
— Серьезно?
— Серьезно. Он мне в эти месяцы несколько раз звонил. И кстати, сегодня.
Я молчал, подавленный этой вестью.
Сашка откинулся на сиденье:
— Ладно. Будем исходить из твоего разговора со следователем. Долго он тебя терзал?
— Не очень. Чуть больше часа.
— Что хоть из себя представляет этот следователь?
— В каком смысле?
— Ну, какой он из себя внешне? Как держится?
— Такой круглолицый, добродушный. А держится вежливо, спокойно. Вопросы задает тихим голосом.
— Понятно. Таких как раз и надо бояться. Как его зовут?
— Фамилия Рахманов. Зовут Андрей Викторович.
— Как они на тебя вышли?
— Из-за контрамарки.
— Из-за какой контрамарки?
— Из-за обычной контрамарки.
Выслушав мой рассказ, Сашка посидел в задумчивости. Печально сказал:
— Надо же. Я допускал, что ты засветишься из-за номеров. Но не из-за этого!
— Какая разница, из-за чего я засветился?
— Контрамарка потянет за собой Алену. Ладно, давай дальше.
— Дальше следователь спросил, где я был девятого июля и что делал в тот день. Я сказал, что с девятого июля был на Сенеже. Без машины. Поехал туда на этюды. Расположился около базы «Рыболов Сенежья». И пробыл до понедельника двенадцатого.
— О Вере он не спрашивал?
— Мне самому пришлось о ней сказать. Следователь поинтересовался, где я был восьмого июля. Я сказал — в Москве. Он потребовал подтверждения. Ну и пришлось сказать, что в тот день я отвозил свою картину одной знакомой, которая собиралась ее купить.
— И ты ему все рассказал?
— Все. Мы же договорились: скрывать ничего не нужно. Кроме того, что было девятого.
— Ну и как он прореагировал, узнав, что ты получил пятнадцать штук?
— Без особых эмоций. Чуть удивился. Но не больше.
— Что было дальше?
— Дальше он показал мне фото Юры и Жени и спросил, знаю ли я их. Я ответил, что не знаю. Потом спросил о Вадиме Павловиче.
— Все-таки спросил…
— Да. Даже подробно описал его внешность. И почему-то сказал при этом: «Это имя-отчество вы могли слышать среди окружения Новлянской».
Сашка даже присвистнул и опять резко развернулся ко мне:
— Интересно. А он не говорил, откуда они это взяли? Про окружение Новлянской?
— Нет. Я думал, ты знаешь это лучше.
— Да для меня это вообще как снег на голову. Обо мне разговор тоже заходил?
— О тебе нет. Следователь не спрашивал. Я молчал.
— Хорошо хоть это. А следователь не сообщил, что там было? С этим трейлером?
— Сообщил. Убийство. — Я нарочно сказал это бесстрастным голосом.
Сашка внимательно посмотрел на меня:
— Убийство? И… кого же убили?
— Кого, следователь не сказал. Но ясно и так: водителя трейлера.
— Значит, это все же было убийство… — Сашка откинулся на сиденье. Сволочь! Ну и сволочь! Он же обещал, что все будет чисто.
— Кто сволочь?
— Вадим Павлович. Кусочник. Портяночник. Гадюка… — Сашка застыл, вглядываясь вперед. — Вообще, Серега, я перед тобой виноват. Но клянусь, я не знал, что дело дойдет до такого.
— До чего?
— Ну до убийства.
Сашка мог бы и не виниться. Я знал и без него: а любом случае, что бы с ним ни случилось, он не мог бы поступить по отношению ко мне плохо. Поэтому сказал:
— Ладно, Сань. Что было, то было.
— Спасибо. Но я должен тебе все рассказать. Потому что может быть кое-что и похуже.
