Я вывернула на узкую дорожку, ведущую во двор дома.
Что за черт?
Во дворе собралась толпа народу и стояла машина милиции.
Я вышла из автомобиля и подняла голову. Одно из окон на третьем этаже было распахнуто.
Внизу суетились ребята в милицейской форме. Я подошла поближе и протиснулась сквозь толпу старушек.
На холодном асфальте лежал Войнович, раскинув руки в стороны. Спутанные седые волосы сбились на лицо, прикрывая безжизненные глаза, смотрящие в хмурое ноябрьское небо. Под головой несчастного расплылась черная лужица крови.
У старика, по всей видимости, кончилось спиртное. Выйти из квартиры он не мог и в припадке белой горячки выбросился из окна.
Вот тебе и клаустрофобия.
Я почувствовала себя опустошенной. Ниточка оборвалась, едва я прикоснулась к ней, и теперь уже поздно было о чем-либо сожалеть.
Я повернулась и выбралась из толпы.
Не оставалось ничего другого, как продолжить игру в послания.
На этот раз я решила немного ликвидировать свою безграмотность в стихосложении и от души начиталась Пушкина. Быть может, творения профессионала вдохновят меня на великие свершения?
Одолев полтора тома «огоньковского» издания тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, я исполнилась вдохновения и решила попробовать силы в создании маленьких шедевров.
Мое очередное послание имело следующее содержание:
…
«ТОМУ, КТО ТРЕБУЕТ ОТВЕТА:
Конечно, зависть лет былых порочна.
Певца соперник невиновен. Это точно.
ДЕТЕКТИВ».
Ну чем не Александр Сергеевич? Классно получилось, что скажете?
Я не была уверена, что мой оппонент был осведомлен о том, что в жизни Александра Пономаренко был некий Войнович. Тем не менее я просто обязана была упомянуть об этом. Вдруг убийца-игрок выдаст себя невольным отрицанием или, наоборот, подтверждением того, что свершилось.
Через неделю был получен ответ.
…
«ДЕТЕКТИВУ:
„Что жизнь людей: из плоти — в тени.
А я люблю величье денег.“
ТОТ, КОТОРЫЙ ТРЕБУЕТ ДЕНЬГИ».
Я прочитала послание, и внезапная мысль ударила ниже пояса. Деньги!
Я вспомнила про конверт, который вручали Пономаренко на сцене и о котором никто никогда больше не упоминал.
Судьбу конверта с деньгами может знать только один человек — Татьяна Николаевна Пономаренко, законная наследница баксов Александра Ивановича.
Я набрала номер телефона.
— Татьяна Николаевна? Звонит Иванова.
— Здравствуйте, Танечка. Какие новости?
— Я хочу спросить про деньги.
— Сколько я вам должна?
Я чуть было не выматерилась прямо в трубку телефона.
— Я спрашиваю про те деньги, которые подарили Александру Ивановичу на сцене театра!
— Кто подарил?
— Мэр города!
Молчание. Затем Татьяна Николаевна произнесла дрожащим голосом:
— Я об этом ничего не знаю, вы можете пояснить?
Я попыталась взять себя в руки.
— Мэр города вручил Пономаренко конверт, прямо на сцене! Вам его не передавали?
— Нет…
— Не может быть!
Вот так, товарищи, происходит в нашей стране. Кто-то заныкал конвертик с баксами и таким образом смягчил свой финансовый кризис.
— Таня, я в самом деле ничего не знаю про деньги! Что мне делать?
— Звонить в милицию!
* * *
Следственная бригада работала в театре в течение трех дней. Трясли всех подряд, начиная с директора Финдельмана и кончая дежурным вахтером. Не забыли, кстати, и про бригаду «Скорой помощи», а также оперативников, выехавших на место происшествия в тот день.
Результата пока не было. Тем не менее я была уверена, что сработал кто-то из своих, слишком гладко все получилось. Хотя не исключено, что действовал опытный уголовник и провернул дело по высшему разряду. Тогда концов не найти и денег тоже. Мне же нужны были не столько деньги, сколько убийца, который пока что злит меня своими посланиями, а сам затаился в норе на другом конце вселенной.
Сумма была ничтожной — всего пятьсот долларов. Возраст Пономаренко, умноженный на десять. Кто позарился на эти деньги, милиция так и не узнала.
* * *
Я почтила своим присутствием кабинет Бориса Расторгуева на четвертый день после того, как следственная бригада начала трясти оперный театр и всех, кто имел отношение к злополучному юбилею.
— Привет, Иванова! Ждем тебя, как богиню Афродиту, нераскрытых дел просто воз и маленькая тележка.
Я не поняла, при чем здесь Афродита. Насколько я знаю мифологию, она нераскрытыми делами просто не занималась и, по имеющимся сведениям, не собиралась делать это в ближайшем будущем.
— Борис, нужна твоя помощь.
Расторгуев даже обрадовался. Он уже чувствовал, что вскоре я буду ему гораздо полезнее.
— Всегда готов!
Вот подхалим.
— Мысль, конечно, шальная, но, может быть, это сработает. У вас все бандюги на учете?
Борис радостно кивнул:
— В принципе все. Стараемся держать в поле зрения даже тех, кто пока еще не решился на крупное преступление.
— Мне нужны портреты тех, кто сейчас находится в городе.
— Профиль?
— Воры-домушники или что-то вроде этого.
Борис подмигнул.
— Желаешь самостоятельно проводить расследование? Почему бы не доверить это милиции?
— Нужно будет, обращусь. Ты меня знаешь.
Вскоре на руках у меня была целая пачка фотографий с соответствующими пометками. Я пересмотрела их от первой до последней, наслаждаясь омерзительными рожами.
Вооружившись этой портретной галереей, я принялась обходить работников оперного театра, предъявляя фотографии уголовников. Меня встречали с раздражением в голосе и убийственным взглядом. Видимо, милиция слишком достала всех и каждого.
Первый обход не дал никаких результатов. Я беседовала с билетерами и дежурными по театру, которые внимательно просматривали фотографии и клялись всеми святыми, даже теми, про которых никогда не слыхали, что никого из людей, изображенных на снимках, в стенах театра не видели.
— Если они преступники — зачем им ходить в оперный театр? Они должны по ресторанам сидеть — деньги спускать.
Здравая мысль, но несвоевременная.
— Они сами знают, что им делать. Хотят — по ресторанам ходят, не хотят — идут слушать оперу.
Появление на бенефисе Пономаренко представителя криминальных структур могло иметь неплохое объяснение. На подобных мероприятиях городские чиновники всегда делают юбилярам подарки. Человек, знакомый с этой традицией, вполне мог занести в план своей работы посещение театра с целью совершения кражи. Причем совсем не обязательно, чтобы ограбление произошло прямо на сцене. Настигнуть жертву и отобрать крупную сумму можно и в другой подходящий для этой цели момент. Главное — знать, к кому обратиться.
Я принялась опрашивать гардеробщиц. Их было четверо — все пожилые женщины, много лет проработавшие в театре.
Одна из них — высокая и седовласая — признала среди фотографий одного типа. Женщину звали Валентина Семеновна, и рассказала она вот что:
— Он ушел сразу же после первого отделения. Были некоторые — даже не дождались спектакля, ушли домой. У этого бинокль был, одежду вне очереди получал. Взял плащ и быстро ушел.
— Он был один или с кем-нибудь?
— Номерок у него один был, больше ничего не могу сказать.
Странно, мужчина пришел в театр без дамы. Впрочем, если и была женщина, то она могла уйти как бы сама по себе, чтобы не привлекать внимания.
Человека, признанного гардеробщицей, звали Владимир Евгеньевич Абузяров, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения. Неоднократно привлекался к судебной ответственности.
— Спасибо, Валентина Семеновна, вы мне очень помогли, — я рассыпалась в любезностях.
— Не за что… Главное, чтобы толк был.
— Обязательно будет…
* * *
Борис Расторгуев крутил в руках фотографию Абузярова и размышлял на заданную тему. А поразмышлять было над чем.
— Дважды судим за кражи. Проходил как свидетель по нескольким делам об ограблениях, но за недостатком улик осужден не был. Не слишком большого ума. За крупные дела не берется, это ему не по зубам. На мокрое дело пойдет вряд ли, не тот характер. Если твоего Пономаренко убил он, то можно открывать его список первым убийством.
— Где можно найти Абузярова?
Расторгуев стал прикидывать:
— По месту прописки ты его вряд ли найдешь. Часто бывает в ресторанах. Особенно в кафе «Центральное».
— Это кафе или ресторан? — стала уточнять я, не подумав, что в принципе разницы никакой нет.
— Считай, что ресторан. Играет музыка, официанточки, ну и все такое. Собираешься брать его? Не советую.
Борис был серьезен.
— Почему? — спросила я.
