бы то ни было, джентльмены, ничто не мешает каждому из нас делать то, что он считает целесообразным, правильно? Если Джимми желает провести ночь под дверью мисс Мак-Кари, это его решение. И доктору Дойлу мы тоже не можем указывать, что ему делать. А еще я солидарен с доктором Квикерингом: увиденное его преподобием – это всего лишь очередной сон. Вот почему нам следует разойтись по своим комнатам и отдохнуть. Мы не представляем собой группу, мы только сумма индивидов.
– А вы – индивид, руководящий этой суммой индивидов? – поинтересовался Салливан.
– Прошу прощения? – В голосе сэра Оуэна послышались нотки угрозы.
Салливан, так и не пришедший в себя от изумления и порядком уставший, при всем своем таланте острослова, по крайней мере, понимал, чья рука его кормит.
– Простите, доктор, я просто жутко устал. И если завтра мы должны продолжать спектакль – пусть мне постелют одеяло на полу, а потом можете разговаривать дальше. Клянусь вам, я улягусь где угодно и сразу же засну. Вы меня ничуть не побеспокоите.
– Я тотчас распоряжусь, чтобы вас устроили на ночлег, – засуетился Понсонби, подгоняемый взглядом сэра Оуэна. – Я прошу всех успокоиться. Не совершенно успокоиться – это ясно, но успокоиться относительно…
Я почувствовала, что не все рассчитывают увидеть меня живой, когда не все пожелали мне доброй ночи.
Мы желаем это не тому человеку, который ложится спать, а тому, кого надеемся увидеть утром.
Клара еще раз спросила меня, оставаться ли со мной на ночь, и, получив мой отрицательный ответ, ни с кем не попрощавшись, ушла переодеваться куда-то вглубь лабиринта.
Мистер Уидон, Понсонби и сэр Оуэн демонстрировали бурную деятельность, организуя ночлег для артистов, но я заметила, что все трое избегают приближаться ко мне. Так же безразлично вел себя и Квикеринг, однако его безразличие происходило не от спокойствия (спокойным он вовсе не был), а от того, что я для него ровно ничегошеньки не значила.
Мне это было только на руку. Что они могут мне сказать? Если примутся меня утешать, значит они исподволь признают, что мне грозит опасность. Обыкновенная вежливость будет выглядеть равнодушием. Этот гордиев узел лучше не распутывать – лучше молчать.
Дойл до последней возможности стремился составить компанию Джимми, но мистер Икс сказал, что от него будет гораздо больше пользы в комнате его преподобия, если сам Кэрролл не будет возражать, чтобы Дойл переночевал в его кресле.
– Но почему не в вашем кресле, мистер Икс? – спросил Дойл.
– У меня уже есть собачка, – ответил маленький человек, лишний раз подтвердив, что кристальная откровенность порой является недостатком.
Салливан был одним из немногих, кто ко мне подошел. Он улыбался, но не слишком весело.
– Увидимся завтра, – сказал он. – Ничего с вами не случится.
– Потому что сорную траву из поля не выведешь? – спросила я.
– Потому что я не верю и полслову из всего, что тут наговорили, боги безумия. – И он добавил, уже с другой улыбкой: – Все будет хорошо.
Другим человеком, уверенным в себе и своей благородной миссии, был Джимми. Он позволил мне приготовить для него на кухне чай, но с условием, чтобы я и сама выпила чашку; вообще-то, мне хотелось заснуть побыстрее, но в итоге я подумала и согласилась – ради Джимми. На кухне мы не разговаривали. Джимми ушел первым, чтобы занять свой пост.
– Я буду ждать у двери в комнату, мисс Мак-Кари.
В свете всего, что мне наговорили в тот вечер, я подумала, что он и вправду может оказаться для меня последним. Я убрала чашки и отправилась укладывать моего пациента.
Когда я поднялась к себе, Джимми действительно меня ждал. Мы попрощались, я закрыла дверь. Сил больше не было. Я собиралась рухнуть в постель, сколько бы смертей мне ни угрожало.
Не стану кривить душой: мне все-таки было немного страшно. Но одно воспоминание заставляло меня улыбаться.
Несколько минут назад в темноте другой спальни, когда я укутывала в одеяло этого несообразного младенца с огромной головой и с прекрасными слепыми глазами (мисс Понс, не менее несообразная, уже спала на ковре), мой пациент тихо заговорил:
– Мисс Мак-Кари, здесь, в Кларендоне, рядом с нами, есть нечто страшное… Заверяю вас, я приложу все силы, чтобы его извести, вырвать с корнем, как сорную траву, как сделал это с мистером Игрек… Но… – И тогда я смогла увидеть все его страхи. – Я не знаю, сумею ли я справиться без… личной жертвы.
Я содрогнулась, услышав такие речи, но это быстро прошло. Когда я заговорила, мой голос звучал ровно.
– Если вам удастся поймать этого злодея – каким угодно способом, – я готова этому содействовать, хотя бы и пожертвовав собой. Нет-нет, не возражайте, я говорю совершенно серьезно, – шептала я. – Моя жизнь… моя жизнь не имела большого смысла до знакомства с вами, мистер Икс. Да, правда, с тех пор мир вокруг как будто еще больше сошел с ума, но знаете, что я вам скажу? Благодаря вам я поняла, что безумие… то безумие, которое я прежде считала чем-то плохим… теперь я знаю, что это единственный и истинный путь, по которому все и движется. Вы дали мне понять, что жизнь нам дана, а вот реальность создаем мы сами, каждый из нас, как умеем, из нашего собственного… безумия.
– Кот и не кот, – с улыбкой напомнил он.
– Кот и не кот, – повторила я и улыбнулась. – Было здорово пережить такое рядом с вами. Ради Господа Бога, поймайте Эндрю Марвела. И будь что будет.
И тогда я заметила, как дрожат его тонкие губы. Как это непохоже на того человека, которого я увидела в день нашего знакомства! Теперь он способен на чувства!
Чувства в нем были, но он не позволял им выходить наружу. По той же причине Мэри Брэддок предпочитала театр марионеток. А мистер Икс был всего-навсего марионеткой в виде несчастного мальчика, покинутого своей семьей. Гениального потерянного мальчика, который нуждается в утешении.
– Мисс Мак-Кари, вы моя медсестра на всю жизнь, – сказал мой пациент. – За это я вам плачу. Помните: я не хочу вас потерять. – И он повторил дрожащими губами: – Энн, я не хочу вас потерять… никогда.
Я даже не могла ответить. Чего бы я не сделала ради него в тот момент?
Я наклонилась и заключила его в свои объятья. Это было крошечное существо. Песчинка. Но изнутри мистер Икс был обширен и хрупок, как его «Хрустальный Дворец».
– Вы меня не потеряете, сэр, – пробормотала я. – Даже не надейтесь.
Как говаривал мой брат Энди, вот ради таких вещей и
