— У директора был с собой портфель?
— Да. Как всегда. Большой желтый портфель из свиной кожи.
— Он туда и спрятал деньги?
— Не помню. Но обычно он носит деньги в портфеле.
Директор банка подтвердил показания кассира и дополнил их некоторыми сведениями о личности Эдмунда Кобылкевича.
— Пан Кобылкевич, — рассказывал директор, — по роду своих занятий — клиент нашего банка. Сейчас он директор фабрики по производству яхт и лодок, а также яхтенных мачт. Начал лет семь-восемь назад с маленькой мастерской по ремонту лодок. Мастерская быстро разрослась, и теперь это приличная фабрика, на которой работает человек тридцать. Кобылкевич выполняет исключительно заказы яхт-клубов и наших экспортных организаций. К нам поступают все доходы от продажи фабричных изделий, мы выплачиваем деньги на нужды производства и самого хозяина, а также ведем расчеты с финансовыми органами. Фабрика находится на Злотой, а директор с семьей живет на Францисканской. Кобылкевич очень оборотистый и ловкий предприниматель. Ухитряется сохранять добрые отношения даже с финотделом. Сейчас он почти полностью переключился на экспортную продукцию, в связи с чем получил большие привилегии и налоговые льготы. Фабрика обеспечена заказами на два года вперед, продукция у них, кажется, очень высокого класса.
— Из этого следует, — заметил Маковский, — что Кобылкевича можно считать богатым человеком?
— В масштабе страны — конечно. Во всяком случае, я бы хотел иметь половину того, что он отчисляет на налоги, — рассмеялся директор банка.
Работники милиции пока тоже не теряли времени даром. Недалеко от здания банка расположено правление Союза студенческих спортивных обществ. Два его сотрудника входили туда около десяти утра, то есть за каких-то пятнадцать минут до нападения. Они не заметили перед банком белого «форда», хотя такой роскошный автомобиль не мог не броситься в глаза. Зато оба прекрасно запомнили, что немного дальше, по другой стороне улицы, в том месте, где стоянка дольше одной минуты запрещена, стоял «фиат-125», совсем новая машина вишневого цвета. На номер молодые люди внимания не обратили, но запомнили, что в «фиате» сидел один человек. Внешность его они описать не смогли.
Милиция обошла все организации и даже частные квартиры в соседних с банком домах, но никаких новых сведений не получила. Расспросы жителей Узкого Дуная также не дали результатов. Никто не видел бежавшего по улице мужчину с желтым портфелем в руке. Никто не заметил, чтобы такой человек сворачивал в одну из подворотен. Посоветовавшись с капитаном Галеком, подполковник Маковский прекратил поиски и отослал следственную группу во дворец Мостовских.
— Бандиты скатываются все ниже, — констатировал капитан, — не брезгуют уже какими-то шестьюдесятью пятью тысячами. Если бы не знакомый почерк и приметы преступника, я бы посчитал что нападение — дело рук какой-то другой банды.
— Это исключено, — возразил подполковник. — Впрочем, вскоре все сомнения разрешит экспертиза. Даю голову на отсечение, что она подтвердит мое мнение. Бандит пользовался пистолетом, принадлежавшим сержанту Стефану Калисяку. Не понимаю только одного: почему они соблазнились столь малой суммой? Ведь риск был совершенно несоизмерим с добычей. Еще немного, и патруль схватил бы их на месте преступления.
У богатого черт детей качает
Подполковник Маковский не смог в тот же день увидеться с раненым Эдмундом Кобылкевичем. Этого попросту не позволил врач на том основании, что, хотя жизнь больного вне опасности, он потерял много крови и как-никак пережил нервное потрясение. Поэтому Маковский договорился с капитаном Галеком вместе посетить жертву нападения на следующее утро.
На этот раз врачи не чинили никаких препятствий. Состояние раненого значительно улучшилось — через три-четыре дня он уже сможет покинуть больницу.
— Ему неслыханно повезло, — сказал дежурный хирург. — Он получил пулю в спину, на уровне сердца, но с правой стороны. Как я понимаю, бандит стрелял в человека, стоявшего к нему боком, так что на пути пули вполне могли оказаться и жизненно важные органы. Например, аорта, крупные вены, пищевод, не говоря уже о легких. А пуля ударилась в металлическую пряжку от подтяжек. Правда, сила удара была так велика, что пряжка буквально впилась в тело, но именно благодаря ей пуля рикошетом отскочила вправо, разорвала кожу и слой подкожной клетчатки на протяжении по крайней мере двадцати пяти сантиметров, не повредив ни легких, ни даже плевры. Фантастический случай.
— Что произошло с пулей?
— При ударе она деформировалась и застряла неглубоко под кожей. Мы ее извлекли, очистили рану и наложили швы. Думаю, заживет без всяких осложнений. Правда, больной потерял много крови, но организм у него крепкий. Быстро поправится.
— Вы делали переливание крови?
— Это не потребовалось. Рана причиняет больному некоторые неудобства, поскольку он может только лежать на животе или сидеть, но она не опасна, хотя наверняка очень болезненна. Идите за мной, я вас провожу.
У кровати больного сидела красивая рыжеволосая женщина. Офицеры догадались, что это жена Кобылкевича. Рядом с кроватью стояли две корзины цветов. Кроме того, цветы стояли еще и в банках, выполнявших роль ваз. Пока подполковник и капитан, представившись, объясняли цель своего посещения, медсестра принесла еще одну корзину с цветами. К ней была приложена записка в голубом конверте. Кобылкевич быстро схватил записку, бросил на нее взгляд и, смяв, спрятал под одеяло.
— А эти цветы от кого? — спросила супруга.
— Эти? От старика Корыткевича. Помнишь, мой приятель по яхт-клубу, еще с довоенных времен, — объяснил директор.
— Гм… — кашлянула пани Кобылкевич, не особенно убежденная его словами.
— Геленка, — попросил директор, обращаясь к жене, — оставь нас на минутку одних. Ко мне пришли по делу.
Пани Гелена довольно неохотно покинула палату.
— Пан подполковник, — сказал Кобылкевич, как только дверь за женой закрылась, — умоляю, прикажите внизу, чтобы не принимали никаких писем и цветов. Пусть их выбрасывают или отсылают в другие отделения, лучше всего в гинекологию. А то я еще схлопочу по физиономии от собственной жены, она ведь и не посмотрит, что я раненый. Прошу вас — во имя мужской солидарности.
— Хорошо, — рассмеялся капитан, — примем меры.
— Что вы можете рассказать о нападении? — спросил подполковник.
— Я все время об этом думаю. У меня нет врагов, которые хотели бы меня отправить на тот свет при помощи пистолета. Уж скорее бы постарались утопить в ложке воды. Понятия не имею, кто стрелял и зачем.
— Стреляли, чтобы ограбить, — объяснил капитан.
— Ограбить? — удивился Кобылкевич. — Да ведь у меня ничего не взяли.
Офицеры недоуменно переглянулись.
— Как? А желтый портфель?
— А… В самом деле, — припомнил директор. — У меня был с собой портфель. Он исчез? Я держал его в руке, когда выходил из банка.
— Падая после выстрела на землю, вы уронили портфель. Бандит схватил его и убежал, — сказал капитан.
— Странно… что за ценность — кожаный портфель? Признаться, я даже рад, что от него избавился. Мне подарили его в день именин работники фабрики, и волей-неволей пришлось изобразить радость и постоянно носить его с собой. А он такой тяжелый и безобразный.
— А деньги? Вы ведь их спрятали в портфель.
— В портфель? — Кобылкевич удивился еще больше. — Я получил в банке шестьдесят пять тысяч в купюрах по пятьсот злотых. И положил в карман.
— В портфеле не было денег? — расхохотались офицеры. — Великолепная шутка. Представляю, какие физиономии были у бандитов, когда они рассмотрели свою добычу.
— Как только меня привезли в больницу, — продолжал Кобылкевич, — я позвонил домой и рассказал жене, что случилось, и попросил, чтобы кто-нибудь из домашних приехал и забрал деньги. Они предназначались для выдачи зарплаты. Приехал сын, взял деньги и отвез на фабрику. Там мой заместитель выдал зарплату, а то, что осталось, около пяти тысяч, передал жене.
— Вы всегда получаете деньги шестого числа каждого месяца?
— Да, я выдаю зарплату шестого и двадцать шестого. Но, разумеется, и в другие дни реализую чеки на свои личные нужды и на закупку сырья.
— Сколько составляет средняя зарплата?
— По-разному бывает. Смотря какая продукция. Если технология простая, и рабочие, и я зарабатываем меньше. При выпуске трудоемкой продукции, требующей высокой точности, картина иная. Все это сказывается на размерах двухнедельной зарплаты. Общая сумма колеблется от шестидесяти до восьмидесяти тысяч злотых.
— И никогда не бывает больше?
— Нет.
— А более крупных сумм на иные цели вы не берете?