Одно я знал твердо: никогда раньше я его не видел.
Все в нем кричало о больших деньгах – одежда, белье, золотые украшения были самыми дорогими, какие только можно представить. На мизинце у него сидело кольцо с бриллиантом величиной с голубиное яйцо.
Он беззвучно прошел по паркетному полу. В правой руке толстяк держал букет кроваво-красных гвоздик, аккуратно упакованных в бумагу.
Встав в изножье кровати, он посмотрел на меня. Рискин отошел в сторону, сохраняя на лице любезное выражение.
– Привет, Джонни, – сказал толстяк. У него был тихий, сладкий голос, словно горло его было обильно смазано жиром.
Я ничего не ответил. Не мог. Меня словно сунули в какой-то кошмар.
– Он хорошо выглядит, правда, – продолжал толстяк, улыбаясь Рискину. – Господи, Джонни, как ты меня напугал. Я тебя искал повсюду. Как ты себя чувствуешь?
– Я вас не знаю, – сказал я ему хрипло. – Убирайтесь!
– Не волнуйтесь, мальчик, – ласково сказал Рискин. – Позвольте ему поговорить с вами. Вы ведь хотите поправиться, правда? Нам всем надо, чтобы голова у вас заработала снова.
– Говорю вам, я его не знаю!
Толстяк положил гвоздики на столик у кровати.
– Ты сильно стукнулся головой, Джонни, – сказал он. – Доктор считает, что я могу тебе помочь. Вот как.
Я его боялся. Он улыбался, но его взгляд говорил мне – он опасен, как гремучая змея.
– Я не хочу с вами разговаривать.
Толстяк запыхтел, и его бриллиант засиял в лучах солнца, падавших в открытое окно.
– Ну, давай, Джонни, все выясним, – сказал он. – Подумай о Джинни. Ты не забыл Джинни? Представь, каково ей. Она тоже хочет повидать тебя, Джонни.
Когда это кончится? Я обнаружил, что опять комкаю простыню.
– Не знаю, о чем вы говорите! Я не хочу вас видеть. Убирайтесь!
– Ты что, не помнишь Джинни – девушку, на которой ты собрался жениться? – Он оглянулся на Рискина и пожал своими толстыми плечами. – Не могу поверить. Хочешь ее увидеть? Хочешь?
Я лежал, молча глядя на него, а в голове у меня дул холодный ветер.
– Ну, поговорите тут вдвоем, – сказал Рискин. – А мне надо идти. Не волнуйтесь, мальчик. Все наладится, надо только потерпеть.
Я хотел сказать ему, чтобы он остался. Хотел попросить его забрать с собой этого ужасного толстяка, но не смог издать ни звука. Рискин ушел, почесывая ухо и качая головой.
После того как он вышел, повисло долгое молчание. Толстяк тихонько пыхтел, на лице его оставалась приклеенная улыбка, а змеиные глаза наблюдали за мной.
– И вы уходите, – сказал я.
Но он взял стул и сел.
– Знаешь, как этого парня называют? – спросил толстяк. – Его зовут Лис Рискин. Он залез тебе в душу, правда? Со своими «мальчик, то… мальчик, се…». Думаешь, он помочь тебе хочет? Все, что ему надо, – это вытащить у тебя признание, а когда он добьется этого, размягчив тебя, тут же повесит на тебя убийство и позаботится, чтобы ты не оправдался.
Я не знал, на каком я свете. Мне стало жарко, потом холодно.
– Если бы не я, – продолжал толстяк, утвердив свои мясистые ладони на жирных коленях и глядя на меня, – ты бы уже был в каталажке. Ему только мотив нужен, и я могу ему помочь, но держу рот на замке, потому что мы с тобой заключим сейчас сделку.
– Я не стану вас слушать, – ответил я. – Убирайтесь!
– Они не знают, кто она. Я могу им сказать, и тогда ты пропал, – продолжал толстяк. – Мне не хочется, чтобы они узнали, но, если до этого дойдет, я все устрою, как устраиваю другие свои дела.
– Я не понимаю, о чем вы. Вы – не мой брат! Я вас никогда не видел!
Он улыбнулся шире:
– Конечно, я не твой брат, но ты что, хочешь, чтобы я сказал об этом Рискину? Ты хочешь, чтобы тебя обвинили в трех убийствах? Одного мало?
Я с трудом взял себя в руки. Иначе я бы взорвался.
– Вы меня с кем-то путаете, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Я – Джон Фаррар. Я не Рикка и не ваш брат. А теперь уходите, пожалуйста.
– Я знаю, что ты Фаррар. Ты – тот парень, который убил Вертхэма и Райзнера. Конечно, я тебя знаю. Ты и ее убил. Если бы не пистолет, они бы решили, что это несчастный случай, но они нашли пистолет. И ее отпечатки на нем.
– Вы знаете, что я Фаррар? – спросил я, подавшись вперед, чтобы посмотреть на него повнимательнее. – Значит, все разговоры о том, что я – Рикка, – это ложь?
– Он-то думает, что ты Рикка, – сказал толстяк. – И пока он так думает, я могу с ним справиться. Как только он узнает, что ты Фаррар, с тобой покончено.
Я схватился за голову и почувствовал, что схожу с ума.
– Но давай это опустим. – И улыбка поплыла по его лицу, как рыбина из рыбачьего садка. – Ты играешь за меня, а я играю за тебя. Я скажу тебе, как перехитрить Рискина. С моей помощью ты выскочишь. – Он вытянул голову вперед и стал похож на сидящую черепаху – руки на коленях, голова вытянута, глаза полуприкрыты. – Где ты спрятал деньги?
Я ничего не ответил. И не посмотрел на него. Я сидел, по-прежнему сжимая голову руками. Но ко мне уже пришло второе дыхание. Кое-что я начал понимать.
– Послушай, – сказал он. – Тебя загнали в угол, и без моей помощи тебе не выбраться. Я все могу устроить. Хейм все сделает. Поговорит с Рискином. Скажи, где деньги, и тебе ничего не будет. Выйдешь отсюда свободный как ветер. Ну что?
– Не понимаю, о чем вы, – сказал я и сам удивился, как спокойно это произнес.
Он внимательно разглядывал меня.
– Подумай сам, Фаррар. Ты же не можешь удрать с такими деньгами. Я скажу тебе, что я сделаю. Я поддержу тебя. Я дам тебе пять тысяч, а Рискина возьму на себя. Это честно, не так ли?
– Если вы думаете, что Рискин может что-нибудь на меня навесить, идите и скажите ему об этом. Вы меня с кем-то путаете. Я не знаю ни про какие деньги.
– Не волнуйся так, – сказал он, барабаня толстыми пальцами по коленям. – Ты мне не доверяешь, верно? Но спроси себя – почему я должен тебя обманывать? Ты можешь выйти отсюда и делать все, что тебе захочется. Какое мне дело? Это ей было дело. А мне наплевать. Отдай деньги, и я помогу тебе выбраться. Ну, давай. Где они?
– Не знаю, – ответил я. – А если бы знал, все равно не сказал бы. Убирайся!
Его лицо исказилось от гнева.
– Дурак! – воскликнул он. Его голос дрожал. – Думаешь, я поверил, что ты потерял память? Где ты их спрятал? Если не скажешь – пожалеешь, что родился. Где они?
– Убирайся!
Он взял себя в руки. Когда он поднялся, на лицо вернулась бессмысленная улыбка.
– Хорошо, если ты так хочешь, – сказал он. – Устраивайся сам. Я поговорю с Рискином. Через пару часов ты будешь в тюрьме. Может, ты думаешь, что сможешь отбрехаться от одного обвинения в убийстве, но от трех тебе точно не отбрехаться!
Он молча пошел к двери.
– Не передумал еще? – спросил он, оглянувшись.
– Пошел вон! – ответил я.
Он вышел так же тихо, как и вошел, – словно привидение, лишившееся своего замка.
Не успел я прикинуть, что бы все это значило, как вошла сестра.
– Вы рады были встрече? – спросила она, улыбаясь мне. – Подумать только – это ваш двоюродный брат! Вы ни капли не похожи.
– Двоюродные обычно и не похожи, – ответил я, удивляясь, что вообще могу разговаривать.
– Наверное, да. Это он оставил? – Она взяла гвоздики. – Какие замечательные!
– Оставьте их себе. Я не люблю цветы. Буду только рад, если вы их унесете.
– Спасибо. Ну, раз вы настаиваете, возьму. Они чудесные. – Она понюхала букет. – У вашего брата, наверное, много денег. Какой у него перстень! А какая машина!
– Да уж, он не голодает.
– Мне кажется, вы очень важное лицо.
– Я? Я никто. С чего вы взяли?
– Там двое полицейских снаружи. Они сказали мне, что охраняют вас. Наверное, вы очень значительный человек.
– Брат решил, что кто-то хочет меня похитить. Все это дурь, но вот, пожалуйста. Я и не знал про полицейских. Давно они там?
– Да только что пришли.
Меня снова затрясло.
– Скажите, медсестра, а что стало с моей одеждой?
– Вот она, в шкафу. Вам что-нибудь нужно?
– Нет-нет. Я просто спросил. Доктор вроде говорил, что выпишет меня к концу недели. Мне и стало интересно, где одежда.
– Все здесь в шкафу. Я могу вам чем-то помочь?
– Нет, спасибо. Пожалуй, я посплю. Устал я от этих ребят.
– Спасибо за цветы. Они и впрямь чудесные.
– Пожалуйста.
Я проследил, как она выходит из палаты, и, убедившись, что она ушла, сразу сел.
Надо отсюда уходить. Надо убраться подальше от Рискина и Рикки и разобраться, что же случилось. Я решил, что может быть только два объяснения: либо меня приняли за кого-то другого, либо кто-то один из них, а то и оба пытаются повесить на меня убийство.
Часы показывали двадцать минут седьмого. Медсестра приносила ужин ровно в пятнадцать минут восьмого. У меня есть пятьдесят пять минут на то, чтобы одеться и уйти из госпиталя, а потом меня начнут искать.
Я опустил ноги на пол и встал. Ноги были слабыми и дрожали, но все же не так, как я ожидал. Я подошел к стенному шкафу и распахнул дверцу. Там я ожидал увидеть белый тропический костюм, который тогда привез мне Брант, но в шкафу висел на вешалке совсем другой костюм – темно-синий, фланелевый, а также белая шелковая рубашка. Внизу стояли черные кожаные туфли, а на полке лежала шляпа с широкими полями.
