– Как Уотсон не раз утверждал, мадам Нортон, практически любую загадку можно разрешить при помощи простого здравого смысла, имеющегося у каждого человека.
– Вот уж не сочла бы здравый смысл распространенным явлением. Кстати, я надеюсь, что на цепочке ваших часов найдется достаточно места для су, который я дала вам вчера, хотя, конечно, это и менее достойная монета, чем золотой соверен, который вы получили от меня в день моего венчания.
– Ха! – Его то ли восторженный возглас, то ли смех прозвучал настолько резко, что я чуть не подавилась и была вынуждена сделать несколько больших глотков столового вина, которого ранее преисполнилась решимости избегать.
Детектив бросил салфетку на скатерть, хотя почти ничего не съел:
– Вы видите меня насквозь, мадам, как никто другой.
– О, ваша маскировка была великолепна, мой дорогой мистер Холмс, просто все дело в том, что я ждала вашего появления. Пусть и не так близко к нашему дому. Зачем вам понадобилось доехать до самого Нёйи?
– Однажды и вы, мадам, пришли к моему порогу, чтобы пожелать мне доброй ночи. Я лишь хотел вернуть долг, пожелав вам доброго утра.
– Хм-м-м… – Его слова не убедили Ирен.
Мистер Холмс вынул часы и показал нам цепочку. Золотой соверен сиял на ней, будто утреннее солнце. Рядом с ним холодной бронзовой луной отсвечивал потертый французский су.
– Если бы я был способен перелететь Ла-Манш подобно чайке, вместо того чтобы тащиться по морю в Кале, а потом поездом в Париж, вам не пришлось бы осматривать жуткую сцену убийства в доме свиданий. – Он будто одновременно извинялся и выказывал пренебрежение нашими способностями.
– Однако мы видели то, что видели, – коротко возразила Ирен. – А вы?
Сыщик покачал головой:
– К моему прибытию служба безопасности уже очистила дом. Но это не важно. Они так натоптали в комнате, что никаких улик было уже не найти, хоть я и провел немало часов, ползая по ковру. Я нашел лишь несколько крошек, которые, к сожалению, не очень мне помогли.
Он пил вино с легкостью француза. Я добавила «алкоголик» к своему все удлиняющемуся списку холмсовских пороков. Это качество весьма уместно смотрелось рядом с «опиумным наркоманом».
– Значит, вам неинтересны наши наблюдения с места убийства? – не сдавалась Ирен.
– Уверен, вы заметили детали, которые обнаружил и я: что в доме столь ненадежной репутации необходимы точный расчет времени либо невероятная удача; что убийца обладал неким влиянием на жертв; что погибли они быстро и лишь после этого были расчленены, также быстро. Похоже на почерк Потрошителя из Уайтчепела, но при этом есть важные отличия. Второе убийство, возле Эйфелевой башни, по стилю больше напоминает Дерзкого Джеки[52], но оба случая слишком отличаются от резни в Уайтчепеле, чтобы считать их продолжением серии, если это вообще была серия.
– Вы сомневаетесь, что резня в Уайтчепеле – работа Джека-потрошителя? – удивленно спросила я.
Пронзительный взгляд метнулся в мою сторону. О боже.
– А вы, видимо, в этом не сомневаетесь, мисс?..
– Хаксли.
– Машинистка из Темпла, – произнес мистер Холмс с удивлением, вспоминая о нашей первой, достаточно неприятной встрече. – Яростный сторожевой пес отсутствующего адвоката.
– Я рада служить сторожевым псом для моих друзей.
– Немудрено, что британцы выбрали своим талисманом бульдога, – пробормотал он, несколько смущенный моей прямотой. – Значит, вы убеждены в существовании Потрошителя?
– Разумеется, сэр. Любой человек, следящий за новостями…
– …читает слишком много газет и слишком многому верит. Уверяю вас, мисс Хаксли, я мог бы составить не менее дюжины убедительных дел, в каждом из которых фигурировал бы новый Джек-потрошитель, от дворника до премьер-министра.
– Почему вы сомневаетесь в существовании Потрошителя? – спросила Ирен.
Сверлящий взгляд детектива снова обратился к примадонне, и я с облегчением вздохнула, хотя и обещала себе сделать все возможное, чтобы защитить подругу от этого господина.
Она же встретила его взгляд с тем неопределенно-примирительным выражением лица, с которым она обычно выигрывает партию в шахматы или слушает объяснения постановщика оперы по поводу того, как она должна исполнить свою партию. Примадонна выглядела очень покладистой, но я знала, что внутри она упряма, как сам сатана.
– У меня есть правило: не пугать лошадей на улице и дам за обедом, – ответил мистер Холмс. – Но, раз вы настаиваете, давайте вспомним события восемьдесят восьмого года в бедном квартале Лондона. Вы, без сомнения, в курсе, что жертвами Потрошителя были женщины средних лет из самых низов. Любой знает их имена: Мэри Энн Николз, Энни Чэпмен, Элизабет Страйд, Кэтрин Эддоус и Мэри Джейн Келли. Они знамениты почти как жены Генриха Восьмого.
– И так же мертвы, – пробормотала Ирен будто про себя.
– Ха! Почему никто не написал оперу про эти события? Вы бы восхитительно сыграли любую из жен короля.
На секунду Ирен утратила хладнокровие:
– Какая блестящая идея, мистер Холмс!
– Тогда я надеюсь, что вы увлечетесь ею и предоставите расследование смертей несчастных женщин тому, кто привык иметь дело с самыми низменными человеческими страстями. Я раскрыл множество криминальных тайн и могу сказать одно: то, что сцена лишилась столь великолепного голоса, как ваш, – самое страшное из известных мне преступлений.
Мне редко – да что там, ни разу! – не приходилось видеть, чтобы у Ирен не нашлось слов для ответа. Она молчала, и лишь глаза ее подозрительно блестели. Тогда решила заговорить я:
– Чтобы сохранить прекрасный голос, мистер Холмс, нужна постоянная практика, которая оставляет очень мало времени для нормальной жизни.
– «Нормальная» жизнь и правда встречается очень нечасто, мисс Хаксли, – резко ответил он. Казалось, он тоже внезапно утерял равновесие. – Разве что у вас и у доктора Уотсона, – добавил он печально, но при этом с некоторой завистью.
Я поспешила переменить тему разговора, который, казалось, тяготил всех троих:
– Не совсем поняла, что вы хотели сказать до этого, мистер Холмс. Убийства каждой из названных вами женщин были совершены недалеко друг от друга, в одной манере, в течение двух с половиной месяцев. Потом были послания, подписанные именем «Джек-потрошитель», где автор признавался в совершении преступлений. Он даже предупреждал о двух из своих убийств еще до того, как они произошли.
– Все верно. – Внимание сыщика снова вернулось ко мне и к теме кровавых преступлений, оставив в покое Ирен и ее оперную карьеру. – Вы на удивление хорошо информированы по этому делу, мисс Хаксли.
– Убийства гремели на весь мир. И притом… это все же были новости из дома, – добавила я неуверенно.
– В восемьдесят восьмом году поступали и другие новости из дома, на которые мир не обратил внимания. – Детектив оглядел стол, словно желая убедиться, что мы съели и выпили достаточно. После этого он поднял кисть правой руки, принявшись один за другим загибать пальцы, начиная с мизинца. – В феврале того года тридцативосьмилетняя вдова из Спиталфилдз была ранена в паховую область неизвестным мужчиной, вооруженным складным ножом.
В марте тридцатидевятилетняя женщина получила два удара в горло от неизвестного мужчины, также вооруженного складным ножом. В апреле на вдову сорока пяти лет из Спиталфилдз напал неизвестный мужчина. В августе тридцатидевятилетняя продавщица из того же района, которая торговала не только товаром, но и собой, была обнаружена в Уайтчепеле с тридцатью девятью ножевыми ранениями. А тридцать первого августа на Бакс-Роу в Уайтчепеле было найдено изуродованное тело Мэри Энн Николз. – Он загнул последний палец на руке и снова раскрыл ладонь, чтобы продолжить подсчет. – Дальше: Энни Чэпмен, Элизабет Страйд, Кэтрин Эддоус и Мэри Джейн Келли, список жертв так называемого Потрошителя. – Мизинец так и остался торчать кверху. – Мэри Джейн Келли похоронили двенадцатого ноября. А в декабре Роуз Миллет, которую все описывали как пьянчужку, была найдена мертвой, хотя и не изуродованной. Дело признали убийством.
Ирен встрепенулась:
– Вы хотите сказать, что в Лондоне совершались кошмарные преступления еще до появления Потрошителя и что они не остановятся после его исчезновения?
– В деле Джека-потрошителя примечательны не жертвы и даже не жестокость, с которой совершались убийства, но фурор, произведенный ими в обществе. Заверяю вас, что если бы вместо интересных дел я брался только за сенсационные, то появлялся бы в газетах каждые две недели с деталями новых злодеяний.
– Вы бы вообще предпочли отказаться от громких дел, если бы не страна и королева, – понимающе произнесла Ирен.
