– Букра… букра…
Слышать это слово ей доводилось и раньше. Оно означало «завтра».
Виктория вернулась к кровати, села и задумалась. Завтра? Завтра кто-то придет или завтра что-то случится? Закончится ли завтра ее заточение (или не закончится?), а если закончится, то не придет ли конец и ей самой? Поразмышляв, Виктория решила, что сам этот вариант с «завтра» ей совсем не нравится и что будет гораздо лучше, если к «завтра» она окажется в каком-нибудь другом месте.
Но возможно ли это? Впервые с момента пробуждения Виктория занялась этой проблемой всерьез. Первым делом она подошла к двери и тщательно ее осмотрела. Нет, здесь определенно ничего не сделаешь. Замок не из тех, что открывают заколкой, да и вообще существование таковых вызывало у нее сильные сомнения.
Оставалось окно. Вот оно, как выяснилось при ближайшем знакомстве, некоторые надежды внушало. Наружная деревянная решетка держалась из последних сил. Но даже если бы удалось проломить прогнившую конструкцию и пролезть в окно, сделать это бесшумно у нее, скорее всего, не получилось бы. К тому же комната, в которой ее держали, находилась на верхнем этаже, а значит, пришлось бы либо прилаживать какую-то веревку, либо прыгать с риском заполучить растяжение лодыжки или другое повреждение. Вспомнив, что в книгах герои часто спускаются по связанным простыням, Виктория с сомнением посмотрела на толстое стеганое одеяло и истрепанное покрывало. Ни то, ни другое ей не подходило. Порезать одеяло было нечем, а порванное на полосы покрывало, учитывая степень его ветхости, скорее всего, просто не выдержало бы ее вес.
– Черт, – выругалась Виктория.
Идея побега овладевала ею все сильнее. Насколько она могла судить, ее тюремщики были людьми недалекими, считавшими, что если человек посажен под замок, то больше и думать не о чем. Вариант с побегом ими не рассматривался по той простой причине, что она – заключенная, а заключенные не убегают. Того, кто сделал ей укол и предположительно доставил сюда, поблизости наверняка не было. Его или ее здесь ждут «букра». Викторию привезли в какой-то богом забытый угол и оставили под охраной местных недотеп, которые готовы подчиняться инструкциям, но вряд ли представляют, на какие хитрости способна молодая европейская женщина перед лицом неминуемой гибели.
«Так или иначе я отсюда выберусь», – сказала себе Виктория.
Вернувшись к столу, она принялась за еду, понимая, что силы ей еще понадобятся. Тюремщик снова принес рис, а также несколько апельсинов и немного мяса в апельсиновом соусе.
Съев все, Виктория выпила воды, а когда ставила кувшин, стол слегка наклонился, и немного воды пролилось на пол, где моментально образовалась лужица. А дальше случилось так, что при виде этой лужицы в изобретательном мозгу мисс Виктории Джонс зародилась новая идея.
Вопрос заключался в том, остался ли ключ в замке с наружной стороны.
Солнце садилось. Скоро стемнеет. Виктория подошла к двери, опустилась на колени и посмотрела в замочную скважину. Света она не увидела. Теперь оставалось только найти что-то – карандаш или ручку, – чтобы вытолкнуть ключ из замка. Жаль, у нее забрали сумочку. Виктория прошлась взглядом по комнате. Из столовых приборов имелась только лежавшая на столе ложка. Сейчас пользы от нее было мало, но позднее она могла пригодиться. Виктория села и задумалась, но тут же вскочила, сбросила с ноги туфлю и, покопавшись, вытащила кожаную стельку и свернула в плотную трубочку. Потом вернулась к двери, опустилась на корточки, вставила трубочку в замочную скважину и толкнула вперед. К счастью, ключ сидел в замке довольно свободно; на третьей или четвертой минуте, уступив настойчивым усилиям узницы, он вывалился из замка и практически бесшумно упал на земляной пол снаружи.
Надо поторопиться, пока совсем не стемнело, подумала Виктория. Она взяла кувшин с водой и вылила немного на землю у самой двери, примерно у того места, где предположительно упал ключ. Потом, вооружившись ложкой, стала выгребать раскисшую глину. Мало-помалу, подливая в ямку воды и выскребая ногтями землю, ей удалось прокопать под дверью неглубокую канавку. Потом она легла на пол и заглянула в образовавшийся желобок, но ничего не увидела. Закатав рукав, девушка просунула под дверь руку и, пошарив пальцами, наткнулась на что-то металлическое. Ключ! Но рука дальше не проходила, и подцепить его не получалось. Виктория сняла булавку, которой была приколота оторвавшаяся бретелька, согнула ее наподобие крючка, воткнула в краюху арабской лепешки и, снова растянувшись на полу, попыталась «выудить» ключ. Поначалу ничего не получалась, и она уже едва не расплакалась от досады, но тут крючок зацепился за ключ, и ей удалось подтянуть его ближе, а потом достать пальцами и протащить по желобку под дверью.
Поднявшись на корточки, Виктория повосхищалась собственной изобретательностью, затем, держа ключ в перепачканных глиной пальцах, поднялась и вставила его в замок. Выждала секунду-другую, а когда неподалеку залаяли бродячие собаки, повернула ключ, легонько толкнула дверь и осторожно выглянула в щель. Рядом с ее комнатой находилась другая, поменьше, с распахнутой дверью в конце, провалившейся в нескольких местах крышей и неровным полом. Виктория подождала еще чуть-чуть и на цыпочках прокралась к дальней двери, выходившей, как оказалось, на лестницу из сложенного кое-как сырцового кирпича. Ступеньки спускались в сад.
Увидев все, что ей требовалось, Виктория тихонько вернулась в свою темницу. Скорее всего, до рассвета к ней уже никто не придет. Нужно подождать, пока окончательно стемнеет и деревня уснет, а тогда уже и выбираться.
И еще одно. В соседней комнате, у дальней двери, на полу лежала какая-то черная тряпка. По всей видимости, кто-то оставил там старую абу, которая пригодится ей, чтобы прикрыть европейскую одежду.
Виктория не знала, сколько времени провела в ожидании. Ей казалось, прошли часы. Наконец всевозможные признаки человеческой активности сошли на нет. Умолк граммофон, изрыгавший до последнего арабские песни, стихли хрипловатые голоса, никто больше не отхаркивался и не сплевывал, уснули плакавшие дети, замер заливистый женский смех.
Ночную тишину нарушал теперь только вой шакалов да редкий, прорывающийся то здесь то там собачий лай.
– Что ж, пора! – сказала себе Виктория и поднялась.
После недолгих раздумий она выскользнула из комнаты, заперла дверь снаружи и оставила ключ в замке. Прошла через вторую комнату, прихватила лежавшую на полу черную тряпку и ступила на лестницу. В небе, над горизонтом, висела луна, и ее света вполне хватало, чтобы сориентироваться. Виктория спустилась до середины лестницы и остановилась. Теперь она была на одном уровне с верхом опоясывавшей сад глинобитной стены. Если спуститься ниже, то придется пройти вдоль дома. В одной из нижних комнат кто-то сонно похрапывал. Может, лучше идти дальше по стене, с виду крепкой и довольно широкой?
Второй вариант показался ей более предпочтительным. Быстро и легко, позабыв на время об осторожности, она прошла к тому месту, где стена поворачивала под прямым углом. Дальше начинался пальмовый сад. На некотором удалении от угла стена осы́палась, и Виктория, соскользнув по этой осыпи, спрыгнула на землю и направилась между пальмами к пролому в дальней стене. За ним начиналась улочка, слишком узкая для автомобиля, но достаточно широкая для ишака. Дорога пролегала между глинобитными стенами. Виктория прибавила шагу.
Собаки встретили ее появление неистовым лаем. Две рыжие псины угрожающе оскалились из подворотни. Подобрав горсть мусора, Виктория швырнула его в них. Дворняги с визгом скрылись. Она добежала до угла, повернула и оказалась, по всей видимости, на главной улице. Узкая, в рытвинах, дорога протянулась между глинобитными домишками, залитыми блеклым лунным светом. Из-за стен выглядывали пальмы. Заходились в лае псы. Виктория глубоко вдохнула и побежала. Собачий вой не стихал, но ни один житель так и не вышел посмотреть на возможного ночного вора. Скоро она выбежала на открытое пространство с мутной речушкой и переброшенным через поток дряхлым горбатым мостиком. Начинавшаяся за ним дорога, если это можно было так назвать, уходила в кажущиеся бескрайними просторы. Виктория бежала, пока совсем не выбилась из сил.
Деревня осталась далеко позади. Луна поднялась выше. Справа, слева и впереди лежала голая, каменистая целина без каких-либо признаков присутствия человека. На первый взгляд равнина казалась плоской, но так только казалось. Никаких ориентиров Виктория не увидела и совершенно не представляла даже, в каком направлении идет дорога, а в расположении небесных светил разбиралась слабо. В самой этой бескрайней пустоте было что-то тревожное и пугающее, но и о том, чтобы повернуть назад, не могло быть и речи. Так что ей не оставалось ничего другого, как продолжить путь.
