Дуглас Адамс - Детективное агентство Дирка Джентли

Обычно излишне словоохотливый Дирк молчал. Его глаза с детским восторгом заново обвели взглядом скучную, обшарпанную мебель в гостиной, панели на стенах, потертые ковры. Руки его дрожали.

Ричард еле заметно хмурил брови, будто пытаясь произвести в уме сложные вычисления, затем пристально посмотрел на профессора и спросил:

– Кто вы?

– Не имею ни малейшего понятия, – живо отозвался профессор. – Память моя большей частью поистерлась. Дело в том, что я очень стар. Невероятно стар. Думаю, если бы вы узнали, до какой степени, вы были бы сильно удивлены. Да и я, по всей вероятности, тоже удивился бы, потому что и сам не помню своего возраста. Чего я только не повидал на своем веку! Слава Всевышнему, почти все уже забыл. Беда в том, что в моем возрасте – а я невероятно стар, как я, кажется, успел упомянуть… Я уже говорил об этом, да?

– Да, говорили.

– Хорошо. Я забыл, говорил или нет. Дело в том, что объем памяти с годами не становится больше и многое попросту из нее выпадает. Поэтому разница между людьми моего и вашего возраста не в том, как много я знаю, а в том, как много я забыл. Спустя какое-то время начинаешь забывать, что именно ты забыл, а после – и о том, что вообще нужно что-то помнить и о чем ты только что говорил…

Он беспомощно уставился на чайник.

– А помнишь только… – деликатно подсказал Ричард.

– Запахи и серьги.

– Что, простите?

– Почему-то эти вещи остаются в памяти надолго. – Профессор недоуменно покачал головой и вдруг сел. – Серьги, надетые королевой Викторией в день серебряного юбилея своего восхождения на трон. Жуткое зрелище. Художники, разумеется, постарались изобразить их не такими пугающими. Запах на улицах до того, как появились автомобили. Трудно сказать, что хуже. Вот почему так живы воспоминания о Клеопатре. Ужасающее сочетание серег и запахов… Думаю, это последнее, что останется, когда все исчезнет. Я буду сидеть один в темной комнате – ни зубов, ни глаз, ничего, одна седая головенка… А в ней – воспоминания о сверкающих в золотой оправе чудовищных синих каменьях, о запахе пота, кошек и смерти. Что мне со всем этим делать?…

Затаив дыхание, Дирк медленно обходил комнату, осторожно проводил кончиками пальцев по стенам, дивану, столу.

– А давно это все?… – спросил он.

– Здесь? Около двухсот лет. С той самой поры, как я уволился.

– Откуда?

– Убейте – не знаю. Наверное, с какой-нибудь хорошей должности. Как думаете?

– Вы хотите сказать, что живете в этой квартире… уже двести лет? – пробормотал Ричард. – И никто не заметил в этом ничего странного?

– О, это одно из чудес Кембриджа, – сказал профессор. – Все настолько тонко и неуловимо… Начни мы перечислять здешние странности, не управились бы до Рождества. Свлад… простите, Дирк… прошу вас, пока не трогайте.

Рука Дирка тянулась к счетам, лежащим в сторонке на большом, заставленном книгами столе.

– Что это? – резко спросил он.

– Ничего особенного, старые деревянные счеты, – сказал профессор. – Я все покажу, позвольте только сперва выразить свое восхищение вашей проницательностью. Как вы нашли решение?

– Вынужден признаться, – ответил Дирк с несвойственной ему скромностью, – это не моя заслуга. Я долго думал и в конце концов прибегнул к помощи ребенка. Рассказав ему историю с фокусом, я спросил, как, по его мнению, такое возможно. Он ответил (цитирую дословно): «Фигня! Чего тут непонятного? С помощью машины времени». Получив в знак благодарности шиллинг, сорванец изо всех сил пнул меня по голени и занялся своими делами. Так что загадку разгадал он, а мне лишь оставалось принять решение.

– Но все же вы были достаточно прозорливы, чтобы спросить у ребенка, – похвалил профессор. – Разрешите поздравить вас хотя бы с этим.

Дирк продолжал подозрительно рассматривать счеты.

– Как… это работает? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более обыденно.

– По сути, ничего сложного, – ответил профессор. – Как пожелаете, так и будет работать. Видите ли, машиной управляет довольно мощный компьютер. Кстати, он мощнее, чем все компьютеры этой планеты, вместе взятые, включая – вот что интересно – и его самого. Честно говоря, никогда не понимал, как такое возможно. Более девяноста пяти процентов этой мощности уходит на то, чтобы понять, чего вы от него хотите. Я использую всего-навсего счеты, и он прекрасно меня понимает. Мне так удобнее, ведь я с самого детства на них работаю.

А вот Ричард, допустим, предпочел бы задействовать собственный персональный компьютер. Поставь вы его туда, где сейчас лежат счеты, компьютер машины времени возьмет на себя управление и предложит множество удобнейших приложений для путешествий во времени с ниспадающими меню и всевозможными дополнениями на ваш выбор. Задайте тысяча шестьдесят шестой год – и прямо под окнами получите битву при Гастингсе… если, конечно, вам это интересно.

Тон профессора свидетельствовал о том, что в сферу его собственных интересов это не входит.

– В чем-то машина даже занятна, – добавил он. – Безусловно полезнее телевизора и гораздо проще, чем видеомагнитофон. Пропустив какую-нибудь передачу, я всего-навсего возвращаюсь назад во времени и смотрю. Не нужно перематывать пленку, возиться с кнопками – для меня это морока.

– В вашем распоряжении машина времени, а вы ею пользуетесь, чтобы… смотреть телевизор? – ужаснулся Дирк.

– Честно говоря, приловчись я к видеомагнитофону, я бы ею и вовсе не пользовался. Видите ли, путешествия во времени – дело чрезвычайно деликатное. Масса ловушек и опасностей: изменив что-то в прошлом, можно нарушить весь ход истории. Вдобавок это плохо действует на телефон. Мне жаль, что вчера вам не удалось позвонить от меня вашей подруге, – несколько смущенно обратился он к Ричарду. – С Британской телефонной сетью, по-моему, вообще происходит что-то непостижимое – моей машине она почему-то не нравится. С водопроводом, электричеством и даже с газом никаких вопросов: интерфейсы подключения работают на каком-то квантовом уровне, которого я до конца не понимаю. С телефоном же сплошные проблемы. Как только я включаю машину времени – что, разумеется, бывает нечасто как раз по этой самой причине, – телефон тотчас ломается, и мне ничего не остается, как вызывать мастера и чинить. А мастер начинает задавать глупые вопросы, ответов на которые он все равно не поймет. Но в любом случае в работе с машиной времени действует очень строгое правило: никогда ничего не менять в прошлом, – вздохнул профессор, – каким бы сильным ни был соблазн.

– Что за соблазн? – резко спросил Дирк.

– Да так, мелочь, – туманно изрек профессор. – Ничего серьезного, потому что я неукоснительно соблюдаю правило. Хотя, должен признаться, меня это немного огорчает.

– Но ведь вы нарушили ваше правило! – воскликнул Дирк. – Вчера вечером! Вы что-то изменили в прошлом…

– В общем, да. – В голосе профессора прозвучала некоторая неловкость. – Но тут другое. Совершенно другое. Видели бы вы лицо бедной девочки! Такой несчастный взгляд… Она верила, что мир – замечательный, а старые хрычи за столом принялись над ней глумиться, и все потому, что в их глазах мир давно потерял свои краски. Вспомните хотя бы этого безрогого козла Коули, – вдруг добавил он, обратившись к Ричарду. – Как научить его добрее относится к людям? Разве что стукнуть по башке кирпичом. Нет, мой поступок абсолютно оправдан. И это единственный раз, когда я нарушил правило…

До Ричарда вдруг начало кое-что доходить.

– Профессор, – вежливо сказал он, – разрешите дать вам небольшой совет.

– Да, мой друг, я вас внимательно слушаю.

– Если наш общий знакомый предложит вам прогуляться по берегу реки, ни в коем случае не соглашайтесь.

– О чем это вы?

– Ричард хочет сказать, – с серьезным видом пояснил Дирк, – что, по его мнению, названные вами причины несколько несоразмерны совершенному поступку.

– О! Что ж, оригинальный способ выразить это он выбрал…

– Ричард вообще очень оригинальный человек… Видите ли, мы не всегда до конца понимаем причины своих поступков. Как в случае гипнотического внушения… или одержимости.

Внезапно профессор стал бледным как полотно.

– Одержимость… – повторил он.

– Профессор – извините, Кронотис, – мне кажется, вы не просто так хотели меня увидеть. В чем причина?

– Внимание! Станция Кембридж! – раздался энергичный голос из радиорубки.

Шумная толпа гуляк, крича и переругиваясь, высыпала на перрон.

– А Родни где? – спросил один, с трудом выбираясь из вагона-ресторана.

Он и его приятель, тоже едва державшийся на ногах, окинули взглядом платформу. Мимо в сторону выхода проплыла тучная фигура Майкла Вентона-Уикса.

Расталкивая народ, они шли вдоль поезда и заглядывали в окна, пока не увидели своего дружка: тот как загипнотизированный сидел в опустевшем вагоне. Они принялись стучать по грязному стеклу, свистеть и махать руками. Некоторое время он не реагировал, затем внезапно пришел в себя и озадаченно огляделся, будто не понимая, где находится.