— Если печка не будет работать, мы замерзнем.
— А если будет — отравимся, — ответила американка.
— Вы всегда так принимаете туристов?
— Нет. Обычно мы устраиваем для них пешую экскурсию по штату, что я и собираюсь сейчас сделать.
Выйдя из машины, они попали прямехонько в лапы к грубияну-ветру, который тотчас принялся швырять снегом им в лицо. Всякий раз, как Чандлер щурился, крутящийся водоворот крошечных хлопьев принимал новые причудливые и зловещие формы. «Снежные призраки», — подумал инспектор, чувствуя, как лицо коченеет на морозном ветру. Казалось, метель вобрала в себя всю злобу мира.
— Идемте, — крикнула Тейт. — Если я ничего не путаю, впереди должен быть мотель.
— Я ни черта не вижу!
— Тогда положитесь на мое чутье.
Пробиваясь сквозь яростный ветер, гнавший густую поземку, они вышли к мотелю у пруда. Видимость была нулевая, и не наткнись Тейт на рекламный щит, они прошли бы мимо. На стоянке кто-то бросил снегоочиститель. Безумный ветер хохотал под стрехами. Кэрол рывком открыла дверь.
— Вы, ребята, привидения или люди? — спросил человек за конторкой, глядя на Цинка и Кэрол, белых с головы до пят.
— Нам нужны две комнаты, — сказал Чандлер, топая ногами, чтобы стряхнуть снег с ботинок.
— Боюсь, вам не повезло, приятель. Таких, как вы, здесь уже полно. Осталась только одна свободная комната.
— Кроватей две? — спросила Тейт.
— Нет, одна двуспальная. Но, ясное дело, похуже, чем во дворце.
— Видели-видели, на ночном канале, — засмеялась Кэрол. — «Это случилось однажды ночью» — так, кажется?…
— Я похож на Кларка Гейбла? — поинтересовался Цинк.
— Угу. Вы оба лопоухие. — Тейт достала из кармана шубы монету. — Орел или решка? Кто проиграет — спит на полу.
Комната оказалась маленькая, но уютная, с камином. Половицы держались не на гвоздях, а на шпонках. Стены украшали виды Новой Англии — сельские пейзажи, переливающиеся всеми красками осени. Снаружи разъяренный ветер штурмовал окна. Пока Тейт разжигала огонь, Чандлер спустился вниз и купил бутылку вина. Когда он уходил, управляющий подмигнул ему и понимающе улыбнулся.
Вернувшись, Цинк обнаружил, что Кэрол во фланелевой клетчатой рубашке и джинсах растянулась на полу перед весело потрескивающим огнем. Она лежала на боку, подперевправой рукой подбородок, и линии ее тела плавно спускались в глубокую долину у талии, чтобы затем круто взмыть, очерчивая бедро.
«Спокойно, мальчик, — подумал Чандлер, — поездка чисто деловая».
— Ну, — сказала Тейт, когда канадец откупорил вино, — о ком поговорим сначала? О Розанне Кийт или о Рике Хайд?
— О Кийт, — ответил Цинк, наполняя вином принесенный из ванной пластиковый стакан и передавая его Кэрол.
— Ваше здоровье! — Тейт пригубила вино. — С чего начать?
— С ее прошлого, — ответил Чандлер, устраиваясь рядом с ней перед огнем и расслабляясь в тепле.
— Розанна происходит из старинного род-айлендского рода. Некий Кийт значился среди тех, кто в 1636 году бежал с Роджером Уильямсом из массачусетского Салема, чтобы основать колонию в Провиденсе. Состояние Кийтов наживалось поистине веками.
— А ее отец и мать? Что они?
— Ее отец, Енох Кийт, родился в 1924 году, если не ошибаюсь. Мои записи остались в машине. Он унаследовал капиталы Кийтов, сосредоточенные в Ньюпорте — это несколькими милями южнее — и поместье Кийтов, там же. В восемьдесят четвертом старик умер, и с тех пор за домом присматривает Общество охраны памятников архитектуры. У Еноха была сестра, на два года моложе его, Елена. О ней потом.
Отец Еноха занимался антрепризой — варьете, нью-йоркские и лондонские театры, первые голливудские фильмы. В молодости сам Енох подвизался при нью-йоркской сцене. Там в 1950 году — опять-таки, если мне не изменяет память — он познакомился с актрисой и женился на ней. В пятьдесят третьем она родила ему ребенка, девочку, которую назвали Розанной, а в пятьдесят пятом умерла от рака.
— Розанна — единственный ребенок? — спросил Чандлер.
— Может быть. А может, и нет, если верить свидетельским показаниям, данным на прошлогоднем судебном разбирательстве.
— Что за разбирательство?
— Попытка опротестовать завещание Еноха Кийта. Цинк снова наполнил стаканы.
— Ходят слухи, — сказала Тейт, — что физическое и психическое здоровье многих поколений Кийтов оставляло желать лучшего. И мужчины, и женщины страдали наследственной скрытой шизофренией. Вдобавок женщины из рода Кийт периодически награждали своих сыновей гемофилией, которой болеют только мужчины. Но это вы наверняка знаете.
— Да. В роду королевы Виктории было то же самое.
— Да… В общем, Кийты не одну сотню лет несли на себе проклятие нездоровья, — продолжала Тейт. — В Ньюпорте их прозвали «новыми Эшерами».
Она поворошила угли в камине. Цинк подлил ей вина. На стены комнаты ложились блики — то красные, то ярко-оранжевые; внутри стаканов с «Мутон кадет» тлел рубиновый огонек. Цинку вновь нестерпимо захотелось курить, но он переборол это желание.
— Спасибо, — Тейт отставила высокий стакан с вином на пол и закатала рукава, обнажив сильные запястья и красивые руки с длинными ухоженными пальцами.
— Из материалов суда следует, что Енох Кийт очень любил жену. После ее смерти он пережил нервное расстройство и заперся в своем ньюпортском поместье. Елену, его сестру, лишили наследства, когда она сбежала из дома и вышла за моряка. Союз, однако, оказался непрочным: моряк удрал с теми скудными средствами, что молодая прихватила из дому. Тогда Елена — у нее началась тяжелая депрессия — вернулась в поместье.
В комнате становилось жарко, и Цинк снял свитер. Кэрол расстегнула верхнюю пуговку рубашки.
— Ну вот, — продолжала она, — дальнейшее окутано мраком. Кое-что из того, что вы сейчас услышите, попросту слухи и сплетни, рожденные судебным процессом. А главный мой источник — одна противная любопытная старушенция из ньюпортских богатеек. По ее словам, произошло, в общем, неизбежное. Невероятно хрупкое душевное равновесие Еноха и Елены, их совместное затворничество и потребность в немедленном утешении привели к инцесту. Говорят, Елена вскоре по возвращении домой узнала, что беременна, и снова сбежала, опасаясь, как бы Енох не заставил ее избавиться от ребенка под тем предлогом, будто отцом может оказаться он, а не ее беглый морячок.
— Кто-нибудь родился? — спросил Чандлер.
— Да. Но в регистрационном журнале бюро контроля за рождаемостью указана фамилия давно испарившегося мореплавателя Елены.
— Мальчик или девочка? — спросил Цинк.
— И мальчик, и девочка, — ответила Тейт. — В 1957 году Елена Кийт родила двойню. Их назвали Сакс и Рика Хайд.
21: 51
— Вот, Цисси, — сказала Дебора, засыпая гигиеническим наполнителем новый лоток и усаживая туда котенка. — Будешь ходить сюда. Только сюда! Понятно?
Нарцисса взглянула на нее с укоризной: «Но ковер в гостиной куда мягче!»
— Нечего так смотреть, кисуля. Здесь я хозяйка. И будет по-моему, а не по-твоему.
«Посмотрим», — ответили глаза Нарциссы, и тут зазвонил телефон.
«Опять, — испуганно подумала Дебора. — Он следил за мной. Ведь я только вошла».
Она подошла к телефону, неуверенно потянулась к трубке, помедлила, потом сняла ее и поднесла к уху.
И быстро повесила.
Звонки Пыхтуна заставляли Дебору думать о Сиде — а это воскрешало воспоминания о Саксе Хайде.
Отвратительные воспоминания. суббота, 11 сентября 1971 года 13. 00
Играя с Мистером Нибсом, Дебби вдруг уловила за дверью какое-то движение. Сначала она подумала, что это отец, но тот, мертвецки пьяный, храпел на диване в гостиной. Рика, как всегда, пропадала в музыкальном магазине, мать лежала в больнице — значит, оставался только Сакс.
Дебби погладила Мистера Нибса и спустила с рук.
— Кто там? — спросила она.
