– В чем я тебе никогда не отказываю, – заявил Имхотеп. – Помни, что это твой дом.
– Твоя доброта безмерна, господин, – поблагодарила Хенет и, помолчав, прибавила: – Рабы приготовили горячую воду и ждут в купальне… а после того, как ты совершишь омовение и оденешься, тебя зовет к себе мать.
– Моя мать? Да-да… конечно…
Имхотеп немного смутился, но тут же поспешил скрыть свою растерянность:
– Разумеется… я и сам собирался… Передай Исе, что я приду.
IIИса, облаченная в свое лучшее льняное платье в складку, с удивлением и насмешкой смотрела на сына.
– Добро пожаловать домой, Имхотеп. Ты вернулся к нам – и, как я слышала, не один.
Собравшись с духом, Имхотеп смущенно ответил:
– Значит, тебе уже сказали?
– Естественно. В доме только и разговоров об этом. Говорят, девушка красива и очень молода.
– Ей девятнадцать, и… э‑э… она не урод.
Иса рассмеялась – презрительным старушечьим карканьем.
– Ну да, – сказала она, – седина в бороду, бес в ребро.
– Дорогая мать, я решительно не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты всегда был глуп, Имхотеп, – невозмутимо ответила Иса.
Мужчина выпрямился и сердито сплюнул. Как правило, он был исполнен сознания собственной значимости, но мать всегда умела пробить броню его высокомерия. В ее присутствии он всегда чувствовал себя маленьким. Насмешливый огонек в ее почти слепых глазах приводил его в замешательство. Иса – следовало это признать – никогда не была высокого мнения о его умственных способностях. И хотя Имхотеп не сомневался в верности своей самооценки и в том, что на причуды матери не стоит обращать внимания, ее отношение неизменно наносило удар по его самомнению.
– Разве это так необычно, когда мужчина приводит в дом наложницу?
– Нет, конечно. Большинство мужчин глупы.
– Я не понимаю, в чем тут глупость.
– Неужели до тебя не доходит, что присутствие этой девушки нарушит согласие в доме? Сати и Кайт будут вне себя и начнут подзуживать мужей.
– Им-то какое дело? Разве у них есть право возражать мне?
– Нет.
Имхотеп принялся раздраженно расхаживать по комнате.
– Почему в собственном доме я не могу делать то, что хочу? Разве я не содержу сыновей и их жен? Разве не мой хлеб они едят? Разве я не устаю напоминать им об этом?
– Да, напоминать ты очень любишь, Имхотеп…
– Но это правда! Они зависят от меня. Все!
– И ты уверен, что это правильно?
– Ты хочешь сказать, что мужчина не должен содержать свою семью?
Иса вздохнула:
– Не забывай, они работают на тебя.
– А ты хочешь, чтобы я поощрял их праздность? Естественно, работают.
– Они взрослые мужчины – по крайней мере, Яхмос и Себек, – и не просто взрослые.
– Себек неразумен. Он все делает неправильно. И еще часто дерзит, и я этого не потерплю. Яхмос – хороший, послушный мальчик…
– Он давно не мальчик!
– Но иногда мне приходится повторять ему два или три раза, пока до него дойдет. Мне приходится думать обо всем – и следить за всем! Каждый раз, когда уезжаю, я диктую писцам подробные инструкции для своих сыновей… Я почти не знаю отдыха – и сна тоже! И теперь, когда я приезжаю домой, заслужив немного покоя, меня встречают новые трудности! Даже ты, моя мать, отказываешь мне в праве иметь наложницу, подобно другим мужчинам… Ты гневаешься…
– Я не гневаюсь, – прервала его Иса. – Я удивлена. Будет интересно наблюдать за происходящим в доме. Но запомни – когда ты снова отправишься на Север, лучше бы тебе взять девушку с собой.
– Ее место здесь, в моем доме! И горе тому, кто посмеет дурно с нею обходиться.
– Дело не в дурном обхождении. Но не забывай, как легко вспыхивает сухая стерня. Как гласит пословица, «где женщины, там беда»…
Помолчав немного, Иса медленно проговорила:
– Нофрет красива. Но помни: «Женских тел фаянс прохладный ослепляет, обольщает, чтобы тотчас превратиться в пламенеющий сардоникс…»
Потом звучным голосом процитировала продолжение стиха:
– «Обладанье ими – краткий сон. Постиженье их – подобно смерти!»[28]
Глава 4
Третий месяц разлива, 15‑й день
Имхотеп в грозном молчании слушал объяснения Себека по поводу продажи леса. Его лицо побагровело, на виске пульсировала жилка.
Себек утратил свою обычную беззаботность. Он пытался держаться уверенно, но, столкнувшись с явным недовольством отца, стал сбиваться и запинаться.
Наконец Имхотеп раздраженно прервал сына:
– Да, да, да, ты думаешь, что знаешь больше меня… ты не выполнил мои указания… всё как всегда… в мое отсутствие, когда я не могу за всем проследить … – Он вздохнул: – Даже не представляю, что с вами станет, когда меня не будет!
– У меня был шанс получить гораздо большую прибыль – и я рискнул, – упорствовал Себек. – Нельзя же все время проявлять рассудительность и осторожность!
– В тебе нет ни грана осторожности, Себек! Ты тороплив и безрассуден, и твои суждения всегда оказываются ошибочными.
– А у меня была хоть одна возможность это проверить?
– В этот раз была, – сухо ответил Имхотеп. – Причем вопреки моим указаниям…
– Указаниям? Неужели мне обязательно нужны указания? Я взрослый мужчина.
Тут Имхотеп уже не смог сдержать себя и закричал:
– А кто тебя кормит и одевает? Кто заботится о твоем будущем? Кто постоянно думает о твоем благополучии и благополучии всех? Когда вода в Реке была низкой и всем угрожал голод, разве я не отправлял еду вам на Юг? Тебе повезло, что у тебя такой отец, который заботится обо всем! И что я прошу взамен? Только чтобы ты усердно трудился, старался и выполнял указания, которые я тебе присылаю!..
– Да! – крикнул в ответ Себек. – Мы должны работать на тебя, как рабы, – чтобы ты мог покупать золото и драгоценные камни своей наложнице!
Имхотеп шагнул к нему, задыхаясь от ярости:
– Дерзкий мальчишка, как смеешь ты так разговаривать с отцом?! Берегись, или я откажу тебе от дома – и можешь отправляться на все четыре стороны!
– Нет, это ты берегись, потому что я сам уйду! Говорю тебе, у меня есть мысли – хорошие мысли, – которые принесли бы богатство, не будь я связан мелочной осторожностью и невозможностью поступать по своему разумению.
– Ты закончил? – В тоне Имхотепа сквозила угроза.
Себек, немного остывший, сердито пробурчал:
– Да… да… Я все сказал – пока.
– Тогда иди и присмотри за скотом. Теперь не время для безделья.
Себек резко повернулся и пошел прочь. Стоявшая неподалеку Нофрет искоса взглянула на него, когда он проходил мимо, и рассмеялась. Кровь бросилась Себеку в лицо, и он шагнул было к ней. Девушка даже не пошевелилась, презрительно глядя на него из-под полуприкрытых век.
Себек пробормотал что-то себе под нос и продолжил путь. Нофрет снова засмеялась и медленно приблизилась к Имхотепу, который теперь обращался к Яхмосу:
– Что на тебя нашло? Почему ты позволил Себеку делать глупости? – раздраженно спросил он. – Ты был обязан ему помешать! Разве ты не знаешь, что он ничего не понимает в купле-продаже? Себек думает, что все должно быть так, как он хочет.
– Ты не понимаешь, как мне трудно, отец, – виноватым тоном оправдывался Яхмос. – Ты же сам сказал, чтобы я поручил Себеку продажу леса. Поэтому нужно было дать ему возможность действовать по своему разумению.
– По своему разумению? Нет у него такого права. Он должен следовать моим указаниям – а ты обязан следить, чтобы он в точности исполнял их.
Яхмос вспыхнул:
– Я? А разве у меня есть власть?
– Какая власть? Власть даю тебе я.
– Но у меня нет официального статуса. Будь я твоим законным совладельцем…
Увидев приближающуюся Нофрет, он умолк. Позевывая, девушка теребила алый цветок мака.
– Не хочешь пойти в маленькую беседку у пруда, Имхотеп? Там прохладно, и там тебя ждут фрукты и пиво из Кеде. Ведь ты уже закончил давать указания…
– Подожди немного, Нофрет, минутку.
– Нет, сейчас, – ласковым голосом возразила женщина. – Я хочу, чтобы ты пошел сейчас…
Имхотеп выглядел довольным и немного смущенным.
– Давай сначала закончим, – поспешно сказал Яхмос, опережая отца. – Это важно. Я хотел попросить тебя…
– Разве в собственном доме ты не можешь делать то, что тебе хочется? – Нофрет обращалась к Имхотепу, повернувшись к Яхмосу боком.
– В другой раз, сын мой, – решительно заявил Имхотеп. – В другой раз.
Он удалился вместе с Нофрет, а Яхмос остался на галерее, глядя им вслед.
Из дома вышла Сатипи и встала рядом.
– Ну? – взволнованно спросила она. – Ты с ним поговорил? Что он сказал?
Яхмос вздохнул:
– Не будь такой нетерпеливой, Сатипи. Момент был… неподходящим.
