– Опять мы с тобой попали в передрягу, – пробормотал Коттон.
– По крайней мере, никто не узнает, что ты устроил пожар в одной из величайших археологических достопримечательностей всех времен и народов.
Он открыл глаза:
– Умники никому не нравятся.
Кассиопея улыбнулась:
– Ты полагаешь, эта камера прослушивается?
– Надеюсь. Эй, кто меня слышит, я проголодался! Принесите нам поесть.
Его глаза снова закрылись. Любопытно, он был единственным мужчиной, в чьем присутствии Кассиопее становилось неуютно, – от чего она, как это ни странно, чувствовала себя уютно. Ей не надо было ничего ему доказывать, он ни в чем не соперничал с ней. Просто оставаясь самим собой. И ей это очень нравилось.
– Хороший ход ты придумал с прожекторами, – заметила Кассиопея.
Коттон пожал плечами:
– У меня из головы не выходил парк Тиволи. Я видел там несколько раз огнедышащего факира. Однажды мы с ним разговорились, и он открыл мне, что во всех своих фокусах использует минеральное масло. Конечно, ему не приходилось поджигать слой масла, разлитого поверх ртути.
– Воздух в гробнице еще долго будет отравленным.
– Какое это имеет значение? Никто ничего не узнает. Или гробницу обчистил Пау Вень, или она уже была обчищена к тому времени, как он в нее впервые попал. В любом случае китайское правительство не захочет никого туда пускать. А нам с тобой несказанно повезло: мы оказались зажаты между двумя политическими гигантами, ведущими между собой втихую гражданскую войну.
Кассиопея знала Коттона даже лучше, чем знал себя он сам. Она поняла, что его мозг лихорадочно работает.
– В чем дело?
Он снова открыл глаза, и на этот раз Кассиопея увидела в них веселые искорки.
– А кто так говорит?
– Я говорю.
– Почему ты меня поцеловала?
Она чувствовала, что Коттон хочет уйти от ответа.
– Потому что захотела.
– Это не ответ.
– По-моему, это самый что ни на есть ответ.
Для нее самой также оставалось загадкой, почему она его поцеловала. Впрочем, она действительно захотела этого. Проклятие, кто-то же должен был сделать первый шаг. Но сейчас было не время бегать по минному полю.
– Скажи, что видит твоя хваленая фотографическая память?
– Как мне хотелось бы, чтобы эйдетическая и фотографическая память были идентичны. Так было бы гораздо проще. На самом деле мой ненормальный мозг любит вспоминать всякие бесполезные подробности. – Коттон снова закрыл глаза. – И в этом проблема. Мне нужно время, чтобы рассортировать их по полочкам.
* * *Линь Йон стоял лицом к лицу с Карлом Таном. Они были одного роста и приблизительно одних лет – Тан был года на два постарше. Линь понимал, что здесь полно глаз и ушей, поэтому их противостояние с Таном станет предметом долгих разговоров.
– Вы не имеете права приказывать мне, – ясно дал понять Тан.
– Я нахожусь здесь согласно прямому распоряжению председателя Госсовета. Можете связаться с ним и убедиться, но я уверяю, что он санкционировал мои действия. А он, товарищ министр, имеет право вам приказывать.
Оба были перепачканы в грязи, мокрые и разъяренные до предела.
– Вы возбудили против меня следствие? – язвительно поинтересовался Тан.
Линь не собирался попадаться в эту ловушку.
– Я никому не раскрываю информацию, имеющую отношение к моей работе, даже первому заместителю председателя Госсовета.
Судя по всему, Тан был здесь один. Все остальные присутствующие были в мундирах службы безопасности музея. Линь попытался найти иностранца, который спас ему жизнь в гробнице, но тщетно. Ему хотелось задать кое-какие вопросы этому человеку.
– Нам с вами нужно поговорить, – сказал Тан. – Наедине.
Быстро оценив «за» и «против», Линь пришел к выводу, что плюсы перевешивают возможные минусы. Он выразительно посмотрел на старшего смены, и тот указал на дверь в дальнем конце комнаты, справа от видеомониторов.
Линь и Тан прошли в помещение без окон и закрыли за собой дверь.
– Ты должен был умереть, – зловеще процедил Тан, и его глаза вспыхнули ненавистью.
– Тебе уже дважды не удалось расправиться со мной. В этой борьбе тебе не победить.
– Я уже одержал победу.
Линю совсем не понравился этот самоуверенный тон.
– Я мог бы тебя арестовать.
– За что? У тебя нет абсолютно никаких доказательств. А если ты рассчитываешь на Пау Веня – удачи тебе. Этому лживому лицемеру верить нельзя.
– А если с тебя снять штаны, что мы увидим?
– То, что я обладаю мужеством, – заявил Тан.
– Ты гордишься тем, кто ты?
– Я горжусь тем, что я сделаю.
Линь сознавал всю опасность ситуации. Не было никаких доказательств того, что Тан совершил что-либо противозаконное, а если раскрыть, что он евнух, этим все равно ничего не добьешься. Выдвинуть обвинение и не суметь его доказать – этим он только подорвет доверие к себе. Его комитет процветает только потому, что принимает правильные решения. Линь понимал, что многие в правительстве только и ждали его сокрушительного падения, чтобы лишить его той независимости, которая делала успешной его работу.
– В провинции Юннань погиб летчик, – сказал Линь. – Его самолет сбил иностранец, пилотировавший один из наших вертолетов. Санкцию на этот вылет дал ты.
– Да, я действительно разрешил вертолету подняться в воздух. Чтобы не допустить нелегального возвращения Пау Веня в Китай. Но я не санкционировал сбивать перехватчик. У тебя есть доказательства обратного?
– Будут, когда я найду этого иностранца.
Которым, вполне вероятно, окажется тот самый неизвестный из гробницы. Человек, спасший его. Судя по всему, Тан даже не догадывался, с каким союзником ему приходилось иметь дело.
Впрочем, так ли?
Линь решил ничего не говорить своему сопернику о случившемся. Если человек, помогший ему, действительно играет на обе стороны, не исключено, что ему, Линю, снова потребуется его содействие. Если же все это было уловкой, то от молчания будет только еще лучше.
– Вопрос стоит так: ты или я, – сказал Тан. – Победителю достанется Китай.
– Я знаю, каковы ставки.
Взгляд Тана вспыхнул ненавистью.
– Знай, что ты не станешь свидетелем моей победы, поскольку к тому времени тебя уже не будет в живых.
Распахнув дверь, он вышел, молча прошел через дежурное помещение и покинул здание.
Вернувшись назад, Линь обратился к старшему смены:
– Я хочу просмотреть все то, что видел министр Тан, и узнать все, что ему сообщили.
* * *Малоун мысленно представил себе нефритовый постамент. Рельефная карта империи Цинь Ши-хуанди, окаймленная столбцами иероглифов. Им с Кассиопеей это напомнило шелк, висевший на стене особняка Пау Веня.
«Это репродукция одного изображения, которое я когда-то видел. Старинная карта Китая.
С небольшими изменениями».
Малоун пожалел о том, что у него нет его сотового телефона, который вместе с пистолетом отобрал у него при обыске охранник. Без телефона полной уверенности быть не могло – и все же он почти не сомневался в своей правоте.
Открылась дверь.
Вошел мужчина лет пятидесяти с лишним, с впалыми щеками, иссеченными шрамами, с густыми черными волосами, скрывающими оттопыренные уши.
Его взгляд был полон мрачной решимости.
– Я председатель Комитета партийного контроля Линь Йон.
Покинув административное здание, Карл Тан направился прямиком к машине, которую реквизировали они с Виктором. Заходя в центр, Тан приказал Виктору ждать на улице, и, судя по всему, у того хватило ума спрятаться при появлении Линь Йона с его людьми. Сейчас двое подручных Линя дежурили у входа. Тан решил не искать Виктора, а сел за руль, завел двигатель и тронулся.
Его внимание привлекло движение на заднем сиденье.
В зеркале заднего вида показалось лицо Виктора.
– Я гадал, когда вы вернетесь.
– Тебя разыскивает министр Линь Йон.
– Не сомневаюсь в этом.
Тан уже пришел к выводу, что Виктор исчерпал себя. Если Линю удастся его схватить, Виктор не сможет долго хранить молчание. Методы ведения допросов в Китае были весьма эффективными. В отличие от Запада здесь пытки применялись без колебаний.
Но оставалась еще проблема с Пау Венем. Куда пропал старик?
У Тана зазвонил телефон. Он снова включил его, когда выходил из административного здания. Резко свернув на обочину, Тан ответил на вызов, включив громкоговорящую связь.
– Я вернулся, – послышался голос Пау Веня.
Но Тана интересовало другое.
– Вы говорили, что в гробнице были светильники с нефтью. Сейчас там не оказалось ни одного.
– Когда-то там было много светильников, и все они были наполнены нефтью, – сказал Пау. – Но когда я впервые попал в гробницу двадцать лет назад, я забрал оттуда все предметы, в том числе светильники.
– Где вы находитесь?
Пау рассмеялся:
– Зачем мне отвечать на подобный вопрос?
