– Знаю. Ты видела, как он убил змею.
Ренисенб кивнула:
– Да, именно поэтому. И еще я видела сон… Бедный Себек, как я была к нему несправедлива! Ты верно заметил, что угроза и поступок – не одно и то же. Себек вечно хвастался. А Сатипи всегда была смелой, безжалостной и не боялась действовать. А потом… она стала похожей на призрак… это всех нас озадачило… Почему мы не догадались об истинной причине? – Она бросила на него быстрый взгляд. – Но ведь ты догадался?
– Какое-то время, – ответил Хори, – я считал, что ключ к разгадке смерти Нофрет можно найти в неожиданной перемене, которая произошла с характером Сатипи. Такая заметная перемена не могла не иметь причины.
– И ты ничего не сказал?
– Как я мог, Ренисенб? Без доказательств?
– Нет, конечно, нет.
– Доказательства должны быть подобны прочным стенам из кирпичей фактов.
– Но ты как-то сказал, – возразила Ренисенб, – что люди не меняются. А теперь признаешь, что Сатипи изменилась.
Хори улыбнулся:
– Тебе бы выступать в суде номарха… Нет, Ренисенб, я не отказываюсь от своих слов – люди всегда остаются сами собой. Сатипи, подобно Себеку, была храброй только на словах. Да, она могла перейти от слов к действиям… но мне кажется, что она была из тех людей, которые не наделены воображением и не видят дальше своего носа. До того самого дня ей было нечего бояться. А когда пришел страх, то он застал ее врасплох. Она узнала, что мужество – это способность противостоять непредвиденному… и что этого мужества у нее нет.
– Когда пришел страх… – прошептала Ренисенб. – Да, именно страх – вот что поселилось среди нас после смерти Нофрет. Он проступил на лице Сатипи, чтобы все видели. И он смотрел на меня из ее глаз, когда Сатипи умирала… когда произнесла «Нофрет»… Как будто увидела…
Ренисенб умолкла и повернулась к Хори; в ее широко раскрытых глазах застыл вопрос.
– Хори, что она увидела? Там, на тропе? Мы ничего не видели. Там ничего не было.
– Для нас – не было.
– А для нее? Может, она увидела Нофрет… Нофрет, которая пришла отомстить? Но ведь та мертва и замурована в гробнице. Тогда что она видела?
– Картину, которую нарисовало ей воображение.
– Ты уверен? Потому что, если…
– Что, Ренисенб?
– Хори… – Женщина протянула руку. – Теперь все закончилось? Когда Сатипи мертва? Все правда закончилось?
Он сжал ее ладонь обеими руками, успокаивая.
– Да-да, Ренисенб, конечно. По крайней мере, тебе не нужно бояться.
– Но Иса говорит, что Нофрет меня ненавидела… – прошептала Ренисенб.
– Нофрет ненавидела тебя?
– Так говорит Иса.
– Нофрет умела ненавидеть. Иногда мне кажется, что она ненавидела всех в этом доме. Но ведь ты не сделала ей ничего плохого.
– Нет… нет, не сделала.
– И поэтому, Ренисенб, у тебя в мыслях нет ничего такого, от чего может помрачиться твой разум.
– Ты хочешь сказать, Хори, что если б я шла по этой тропе одна… на закате… в тот же час, когда умерла Нофрет… и повернула бы голову… то ничего бы не увидела? Мне ничего не угрожало бы?
– Ты была бы в безопасности, Ренисенб, потому что, если б ты пошла по тропе, я шел бы рядом и охранял тебя.
Но Ренисенб нахмурилась и покачала головой:
– Нет, Хори, я пойду одна.
– Но зачем, моя маленькая Ренисенб? Разве ты не будешь бояться?
– Да, – кивнула она. – Наверное, мне будет страшно. Но это все равно нужно сделать. В доме все дрожат и трясутся, бегают в храмы, чтобы купить амулеты, и кричат, что нельзя ходить по этой тропе на закате солнца. Но потерять равновесие и упасть Сатипи заставила вовсе не магия… это был страх… и причина страха – зло, которое она причинила. Потому что нельзя отнимать жизнь у того, кто молод и силен, у того, кто радуется жизни. Но я не сделала ничего дурного, и даже если Нофрет меня ненавидела, ее ненависть не может мне навредить. Я в это верю. Кроме того, лучше умереть, чем жить в вечном страхе… поэтому я преодолею страх.
– Храбрые слова, Ренисенб.
– Возможно, они гораздо храбрее моих чувств, Хори. – Она улыбнулась и встала. – Но говорить их было приятно.
Управляющий тоже встал и шагнул к ней.
– Я запомню эти твои слова, Ренисенб. И то, как ты гордо вскидывала голову, когда произносила их. Они говорят о храбрости и искренности, которые – я всегда знал – живут в твоем сердце.
Он взял ее за руку:
– Смотри, Ренисенб. Взгляни отсюда через долину на Реку и земли за ней. Это Египет, наша земля. Разоренная многолетней войной и раздорами, разделенная на мелкие царства, но теперь… очень скоро… она объединится и станет одной страной… Верхний и Нижний Египет снова сольются и… я надеюсь и верю, что возродится былое величие! И тогда Египту понадобятся отважные и искренние мужчины и женщины – вроде тебя, Ренисенб. Не такие мужчины, как Имхотеп, которых заботит только личная выгода; не такие, как Себек, ленивые и хвастливые; не такие мальчишки, как Ипи, который думает только о себе; и даже не такие добросовестные и честные сыновья, как Яхмос. Сидя здесь среди – в буквальном смысле – мертвых, подсчитывая прибыли и убытки, составляя счета, я стал понимать, что прибыль не всегда можно исчислить богатством, а убыток может быть серьезнее, чем гибель урожая… Я смотрю на Реку и вижу источник жизненной силы Египта, который существовал до нас и будет существовать после нашей смерти… Жизнь и смерть, Ренисенб, не имеют такого уж большого значения. Я – всего лишь Хори, управляющий имением Имхотепа, но когда я смотрю на Египет, меня охватывает покой… да, и еще радость. И я не согласился бы поменяться местами даже с наместником. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Ренисенб?
– Думаю, да, Хори. Хотя и не совсем. Ты не такой, как те люди, внизу… я давно это поняла. Иногда тут, рядом с тобою, мне кажется, что я чувствую то же самое… но смутно… не очень отчетливо. Однако я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда я здесь, все происходящее там, внизу, – она махнула рукой в сторону дома, – больше не имеет значения. Ссоры, ненависть, непрестанный шум и суета… Сюда я убегаю от всего этого.
Она умолкла, наморщив лоб, потом продолжила, слегка запинаясь:
– Иногда я… я радуюсь, что сбежала. И все же… не знаю… внизу есть что-то… что зовет меня назад.
Хори выпустил ее руку и отступил на шаг.
– Понимаю тебя, – мягко произнес он. – Пение Камени во дворе…
– Что ты имеешь в виду, Хори? Я не думала о Камени.
– Возможно, ты о нем не думала. Но мне все равно кажется, Ренисенб, что ты слышишь его песни, сама не сознавая этого.
Ренисенб, нахмурившись, пристально смотрела на него.
– Какие странные речи ты ведешь, Хори… Отсюда его невозможно услышать. Слишком далеко.
Управляющий тихонько вздохнул и покачал головой. Веселый огонек в его глазах озадачил Ренисенб. Она даже немного рассердилась и растерялась, потому что не могла понять его.
Глава 12
Первый месяц лета, 23‑й день
– Можно поговорить с тобою, Иса?
Старуха внимательно посмотрела на Хенет, замершую на пороге комнаты, и ее губы растянулись в раздраженной усмешке.
– В чем дело? – резко спросила она.
– Ничего особенного… по крайней мере, я так не думаю… но мне хотелось бы просто спросить…
– Тогда входи, – оборвала ее Иса. – Входи. А ты, – она похлопала палкой по плечу девочки-рабыни, которая нанизывала бусы на нитку, – ступай на кухню. Принеси оливок… и приготовь мне напиток из гранатового сока.
Девочка убежала, и Иса нетерпеливо махнула рукой Хенет.
– Посмотри на это, Иса.
Старуха перевела взгляд на предмет, который ей протягивала Хенет. Это была маленькая шкатулка для драгоценностей со скользящей крышкой и двумя застежками.
– И что?
– Это ее. Я нашла это только что… в ее комнате.
– О ком ты ведешь речь? О Сатипи?
– Нет-нет, Иса. О другой.
– Ты имеешь в виду Нофрет? И в чем же дело?
– Все ее драгоценности, все сосуды с благовониями и притираниями… все… были погребены вместе с нею.
Иса размотала шнурок на застежках и открыла шкатулку. В ней лежала нитка бус из мелких камешков сердолика и половинка амулета с зеленой эмалью.
– Уф, – сказала Иса. – Ничего особенного. Наверное, не заметили.
– Слуги бальзамировщиков забрали всё.
– Слуги бальзамировщиков ничем не отличаются от других слуг – им нельзя доверять. Они просто забыли.
– Говорю тебе, Иса: шкатулки не было в комнате, когда я в последний раз туда заглядывала.
Иса пристально посмотрела на Хенет:
– Что ты пытаешься мне сказать? Что Нофрет вернулась из Загробного мира и теперь здесь, в доме? Ты же не дура, Хенет, хотя иногда тебе нравится притворяться. Тебе что, доставляет удовольствие распространять эти глупые байки?
