– Под сикомором или не под сикомором – мы тебя любим, – сказала Иса.
III– Ты выходила из дома? – всполошилась Хенет, когда Иса, хромая, вернулась к себе в комнату. – Такого не случалось почти год! – Она пристально разглядывала ее.
– У стариков бывают капризы.
– Я видела, как ты сидела у пруда – с Хори и Ренисенб.
– Приятное общество – они оба. Интересно, Хенет, что-нибудь можно скрыть от твоих глаз?
– Послушай, Иса, я не понимаю, на что ты намекаешь! Ты сидела там у всех на виду!
– Но недостаточно близко, чтобы слышать, – ухмыльнулась Иса.
– Почему ты ко мне так несправедлива, Иса? – вскинулась Хенет. – Вечно на что-то намекаешь… Я слишком занята – слежу, чтобы в этом доме все делалось подобающим образом, и мне некогда слушать чужие разговоры. Какое мне дело, что говорят другие?
– Мне тоже хотелось бы это знать.
– Если бы не Имхотеп, который меня ценит…
– Да, если бы не Имхотеп! – резко оборвала ее Иса. – Ты полностью зависишь от Имхотепа, правда? Если с ним что-то случится…
Теперь уже не выдержала Хенет:
– С Имхотепом ничего не может случиться!
– Откуда тебе знать, Хенет? Разве в этом доме безопасно? С Яхмосом и Себеком кое-что случилось.
– Это правда… Себек умер… а Яхмос едва не умер…
– Хенет! – Иса подалась вперед. – Почему ты улыбалась, произнося эти слова?
– Я? Улыбалась? – в замешательстве воскликнула Хенет. – Тебе почудилось, Иса! Разве я могу улыбаться… в такое время… когда говорю о таких ужасных вещах?
– Конечно, я почти слепа, – сказала старуха. – Но не полностью. Иногда, при ярком свете, прищурившись, я вижу очень отчетливо. Люди, беседуя с теми, кто плохо видит, часто забывают об осторожности. И позволяют лицу принять такое выражение, которого в других обстоятельствах никогда бы не допустили. Я повторяю вопрос: почему ты улыбаешься с таким тайным удовлетворением?
– Твои слова… это неслыханно… неслыханно!
– А теперь ты напугана…
– Разве можно не бояться, когда в доме творится такое? – визгливо вскрикнула Хенет. – Мы все боимся злых духов мертвых, которые приходят, чтобы мучить нас! Но я знаю, в чем дело, – ты слушала Хори… Что он обо мне говорил?
– А что Хори знает о тебе, Хенет?
– Ничего… совсем ничего. Спроси лучше, что я знаю о нем…
Иса прищурилась:
– Ну, и что ты о нем знаешь?
Хенет покачала головой:
– Ты презираешь бедную Хенет. Считаешь ее уродливой и тупой. Но я знаю, что происходит! Мне много чего известно – на самом деле я знаю почти все, что происходит в этом доме. Может, я и тупа, но умею сосчитать, сколько бобов посажено на грядке. Может, я вижу больше, чем умники вроде Хори… Когда мы с ним случайно столкнулись, он сделал вид, что не замечает меня, словно я не существую, словно он что-то видит у меня за спиною – то, чего там на самом деле нет. Лучше бы он смотрел на меня, вот что я скажу! Может, он считает меня недостойной внимания и глупой – но умные не всегда знают всё. Сатипи мнила себя умной, и где она теперь, хочу я спросить?
Хенет сделала многозначительную паузу, но затем, словно чего-то испугавшись, вдруг сникла, нервно поглядывая на Ису.
Старуха погрузилась в свои мысли. Лицо ее стало растерянным и немного испуганным.
– Сатипи… – медленно и задумчиво произнесла она.
– Прости, Иса, – своим обычным жалобным тоном запричитала Хенет. – Я не сдержалась. Сама не знаю, что на меня нашло. Я совсем не это хотела сказать…
Иса подняла голову и перебила ее:
– Ступай, Хенет. Неважно, это ты хотела сказать или что-то другое. Но ты произнесла фразу, которая заставила меня кое о чем задуматься… Иди, Хенет, и предупреждаю тебя – следи за своими словами и поступками. В этом доме больше не должно быть смертей. Надеюсь, ты понимаешь.
IVСтрах повсюду…
Ренисенб произнесла эти слова случайно, когда они с Исой и Хори держали совет у пруда, и только потом поняла, до какой степени была права.
Она автоматически направилась к Кайт и детям, сгрудившимся у маленькой беседки, но обнаружила, что ноги ее как будто не слушаются – они сами замедлили шаг, а потом и вовсе остановились.
Ренисенб боялась подойти к Кайт, посмотреть в ее простое, некрасивое лицо, боялась представить, что это лицо отравителя. С растущим чувством неприязни она смотрела, как Хенет суетливо выскочила на галерею, затем снова скрылась в доме. В отчаянии Ренисенб повернула к выходу со двора и тут же столкнулась с Ипи, который шагал, вскинув голову, с веселой улыбкой на высокомерном лице.
Молодая женщина обнаружила, что пристально смотрит на него. Ипи… избалованный ребенок семьи, красивый и капризный мальчик, каким она его помнила, когда уехала с Хеем…
– Эй, Ренисенб, в чем дело? Почему ты на меня так странно смотришь?
– Правда?
Ипи рассмеялся.
– У тебя такой же вид, как у слабоумной Хенет.
– Она не слабоумная. – Ренисенб покачала головой. – Она очень сообразительная.
– Злобы в ней много – это уж точно. От нее в доме одно беспокойство. Я собираюсь от нее избавиться.
Ренисенб открыла рот, потом снова закрыла.
– Избавиться? – прошептала она.
– Моя дорогая сестра, что с тобою? Ты тоже видишь злых духов, как тот несчастный слабоумный мальчишка?
– Ты всех считаешь слабоумными!
– Насчет мальчишки – это правда. Да, признаюсь, глупость меня раздражает. Я сыт ею по горло. Знаешь, совсем не весело, когда тебя донимают два старших брата-тугодума, которые не видят дальше собственного носа! Теперь, когда они убрались с моего пути и мне придется иметь дело только с отцом, ты скоро увидишь разницу. Мой отец будет делать то, что я скажу.
Ренисенб оглядела его с головы до ног. Он выглядел необычно красивым и гордым. В нем ключом била энергия, жизненная сила и торжество – сильнее обычного. Словно какая-то внутренняя уверенность питала в нем этот источник жизнерадостности.
– Оба брата не убрались с твоего пути, как ты изволил выразиться, – резко возразила Ренисенб. – Яхмос жив.
Ипи посмотрел на нее с презрительной усмешкой:
– Ты, должно быть, считаешь, что он поправится?
– А почему нет?
Ипи рассмеялся:
– Почему нет? Ну, давай для простоты скажем, что я с тобою не согласен. С Яхмосом покончено – может, он еще немного поползает и посидит, охая, на солнышке… Но он больше не мужчина. Немного оправился от действия яда, но, как ты сама видишь, здоровья у него не прибавляется.
– Почему? – спросила Ренисенб. – Лекарь сказал, что совсем скоро он восстановит силы и станет таким, как прежде.
– Лекари знают не всё. Они напускают на себя умный вид и произносят непонятные слова… Можете винить злобную Нофрет, если хотите, но Яхмос, твой дорогой братец, обречен.
– А за себя ты не боишься, Ипи?
– Боюсь? Я? – Юноша рассмеялся, откинув назад свою красивую голову. – Ничто меня не возьмет, если я этого не захочу! Мне еще мало лет, но я принадлежу к тем, кто родился для успеха. А что до тебя, Ренисенб, ты поступишь мудро, если встанешь на мою сторону. Слышишь? Ты часто обращалась со мною как с безответственным мальчишкой. Но теперь я не такой. С каждым месяцем разница будет все заметнее. Скоро в этом доме будет господствовать только одна воля – моя. Отец, конечно, может давать указания, и произносить их будет его голос, но исходить они будут от меня!
Ипи сделал пару шагов, остановился и бросил через плечо:
– Так что будь осторожна, Ренисенб, и не серди меня.
Молодая женщина стояла и смотрела ему вслед. Услышав звук шагов, она повернулась и увидела Кайт, которая подошла и встала рядом.
– Что говорил Ипи, Ренисенб?
– Он говорит, что скоро станет здесь хозяином.
– Неужели? – усмехнулась Кайт. – Не думаю.
VИпи легко взбежал по ступеням на галерею и нырнул в дом.
Вид распростертого на ложе Яхмоса, похоже, доставил ему удовольствие. Он весело сказал:
– Ну, как дела, брат? Неужели мы больше не увидим тебя в поле? Ума не приложу, как тут все без тебя не развалилось!
– Я ничего не понимаю, – слабым, жалобным голосом сказал Яхмос. – Яд уже вышел из моего тела. Почему силы ко мне не возвращаются? Сегодня утром я пытался встать, но ноги меня не держат. Я слаб… слаб… и хуже того, слабею с каждым днем.
Ипи с притворным сочувствием покачал головой:
– Это и вправду плохо. А лекари что говорят?
– Помощник Мерсу приходит каждый день. Он не может понять, что со мною. Я пью сильнодействующие настои трав. Ежедневно приносятся молитвы богине. Мне готовят особые, питательные блюда. Лекарь говорит, что силы должны вернуться ко мне. А я таю на глазах…
– Очень плохо, – повторил Ипи.
