– Да. Это как раз то, что убеждает меня вычеркнуть его из списка подозреваемых. Уж он-то юмором обладает – возможно, нездоровым, зато настоящим. Я почти готова вынести по его кандидатуре оправдательный вердикт.
– При чем тут вообще чувство юмора? – спросил Обри, снова откидываясь в шезлонге.
– О, юмор – это все! Отсутствие юмора означает неуравновешенность. Неуравновешенность влечет за собой умственную нестабильность. А это, по логике вещей, уже безумие. Все убийства совершают сумасшедшие. Я имею в виду, конечно, умышленные убийства.
– То есть все убийцы – сумасшедшие?
– Все, кроме меня. Моя возмутительная нормальность сама по себе – умственный дефект. Иногда у меня рождается такая мысль.
Она прищелкнула языком, Обри лениво улыбнулся.
– Вы еще не говорили о переносе черепа, – напомнил он.
– Помнишь, как мы играли в моем доме в игру?
– Да.
– Это все. Теперь сам пораскинь мозгами.
– Мы записали свои предположения о том, где спрятан череп, – медленно проговорил Обри. – И… Я понял! Кто-то из игроков решил, будто чья-то догадка может оказаться верной, и перепрятал его. Вот ведь болван! Не трогал бы его – и дело с концом!
– Ну, не знаю… – протянула миссис Брэдли, хмуря лоб. – Игру с черепом в «найди наперсток» затеял не преступник.
– Так вы знаете? Откуда? Как вы узнали, кто убийца?
– Человек, перенесший череп из Кулминстера в Боссбери, был охвачен паникой. А убийца не паникует, он чувствует себя в полной безопасности. Уж поверь, если бы не опасение, что полиция рано или поздно выдвинет обвинение против невиновного, я бы оставила убийцу в покое. Руперт Сетлей…
Она осеклась. Чудесный очаровательный мальчик приходился убитому близким родственником.
Обри кивнул:
– Сам напросился. На его надгробном камне следовало бы написать: «Руперт Сетлей – негодяй».
– И все же в конце этого непростого дела мы, возможно, убедимся, что нашла коса на камень, – заявила миссис Брэдли.
Глава ХХ
История одного преступления
– Политика невмешательства, проводившаяся нашими ведущими политиками восемнадцатого столетия, – заметила миссис Брэдли, не сводя блестящих, черных, цепких птичьих глаз с викария, который со своей всегдашней рассеянностью пытался засунуть в правый карман лучшего шерстяного пиджака маленькую, но ценную серебряную вазочку, к счастью, без воды, – отзывается и в наши дни.
– Дорогой мой! – вскричала миссис Брайс Харрингей, поспешно хватая вазочку и возвращая ее на место, на каминную полку гостиной. – Человек его профессии не может быть клептоманом, – прошептала она хозяйке вазы, – так что приходится отнести это на счет редкостной рассеянности.
– Нет, это не клептомания, – согласилась миссис Брэдли, резко и как-то угрожающе посерьезнев. – Клептоманией полиция привычно называет скандальные причуды праздных богачей. – Свое категоричное заявление она несколько разбавила ироническим смешком.
– Полагаю, молодежь закончила свою игру, – произнесла миссис Брайс Харрингей. – Шум стих.
– В таком случае они могут захотеть чаю, – решила хозяйка дома и встала, чтобы позвонить в колокольчик. – Не выйти ли нам в сад?
Молодежь – Фелисити Брум, Марджери Барнс, Обри и Джим – играли на лужайке в крокет. Лужайка была красивая, ухоженная, однако все четверо поначалу не собирались играть в крокет. Потребовалась вся решительность хозяйки дома, ее насупленный лоб и поджатые губы, чтобы все-таки вручить им молотки и мячи. Она лично расставила воротца. После этого отказаться от игры стало невозможно. Миссис Брайс Харрингей сияла, одобряя происходящее.
– Лучшее, самое веселое времяпрепровождение! – радостно заявила она, воздев пышные белые руки, будто для благословения возмущенного Обри, смущенного Джеймса, хихикающей Марджери и философски пожимающей плечами мисс Брум. – Так полезно для хороших манер! Так подходит для летнего денька! Не знаю игры увлекательнее этой!
– Теперь, – обратилась миссис Брэдли к Обри, не преминувшему отправить свой шар через открытые ворота на дорогу, по которой шар устремился под уклон и проскакал не менее сотни ярдов, – вы можете пререкаться, ссориться, срывать друг на друге злость и обвинять друг друга в жульничестве на протяжении часа, позволяя нам, дряхлому старичью, усыплять друг друга учтивой беседой и всхрапывать во сне.
И она помахала им костлявой рукой, глядя на Обри, недовольно бредущего за укатившимся шаром, после чего ушла в дом.
За чаем разговор, естественно, зашел об убийстве.
– Я ломаю голову, кто бы это мог быть. Инспектор – ходячая насмешка. Думаю, полиции придется шевелиться, иначе газеты оставят от нее мокрое место, – обратился Обри к миссис Брэдли.
Та пожала плечами.
– Странно, что они не подозревают Сейвила, – заметила Фелисити. – У него нет алиби на вечер 22 июня. Он пытался убить вас в лесу…
Миссис Брэдли покачала головой:
– Обри рассказал об этом инспектору. Сетлей, без сомнения, встречался в коттедже и в лесу с Лулу Герст. В вечер убийства Райт совершал странные поступки. Как и мистер Брум, – добавила она с ухмылкой.
– Пытался вас убить?! – воскликнула миссис Брайс Харрингей. – Боже всемогущий! Когда?
– Обри меня поправит, если я ошибусь, – сказала миссис Брэдли, неторопливо выбирая себе кусок торта. – Он находился со мной в лесу, когда я пыталась воссоздать картину преступления на основании сведений, которыми мы в тот момент располагали. Видимо, я громко разговаривала. Внезапно стрела – с оперением из гусиных перьев, настоящее убойное оружие времен битвы при Азенкуре со страшным железным наконечником, словно выпущенная из лука самим Робин Гудом, – просвистела мимо моего уха и воткнулась в дерево на противоположной стороне поляны. Полиция согласна с Обри в том, что стрелу выпустили с целью положить конец моему тихому безобидному существованию. Немедленно появившийся Сейвил вежливо попросил извинения за свою оплошность.
Викарий рассмеялся.
– Смотря что называть «оплошностью», – произнес Джим Редси. – Наверное, он пожалел, что промахнулся.
Миссис Брэдли недоверчиво покачала головой.
– Если бы он покушался на вашу жизнь, то, наоборот, сбежал бы, – предположила Фелисити Брум. – Зачем ему навлекать на себя подозрение?
– С целью введения в заблуждение, – объяснил Обри, с аппетитом уплетая малину со сливками и облизывая ложку.
– Жадина! – пренебрежительно фыркнула Марджери Барнс. – Дай сюда сливки!
– Я серьезно, – продолжил он, передавая ей сливки. – Наверное, Сейвил подумал, что кто-то видел, как он выпускает стрелу, и решил сгладить подозрение.
– Что ж, я приняла его извинения в том же духе, в котором они прозвучали, – сказала миссис Брэдли.
– Тот, кто совершил убийство, может сознаться, чтобы со всем этим покончить, – заявила Марджери. – Будь я убийцей, то так боялась бы, что сама сдалась бы. Даже страх перед виселицей меня бы не остановил. – И она поежилась.
– А зачем сознаваться? – возразил викарий, подставляя свою чашку, чтобы в нее налили еще чаю. Миссис Брэдли забрала у него чашку, и он забарабанил по столу длинными пальцами. – Чего ради совать голову в петлю? Пусть полиция доказывает, кто виноват.
– Знаете, – сказала Фелисити, когда слуги убрали со стола и все удобно устроились в садовых креслах, – я вообще не представляю, кто бы мог все это совершить.
– Что «все»? – спросила Маджери Барнс.
– Этот ужас. Взять хотя бы Сейвила: вот уж кто всегда казался мне полным ничтожеством!
– Психологически именно такой человек и мог бы совершить подобное убийство, – возразила миссис Брэдли. – Я так и сказала инспектору! Хотя что толку? Это мог бы сделать и он, и Кливер Райт. Расчленить тело мог бы, например, доктор Барнс – речь о его хирургических навыках, а не о, скажем так, природных наклонностях!
– Полиция не обращает внимания на психологию, – улыбнулся Джим, – однако часто ловит убийц.
– Ловит и вешает, – добавил викарий, довольно пыхтя трубкой и поднося к ее чаше зажженную спичку.
Миссис Брэдли выпрямилась в кресле и оглядела своих гостей.
– Это вызов? – спросила она.
Между двумя рядами ее ровных зубов показался красный кончик языка, она медленно облизнула верхнюю губу. Ее улыбка почти не изменилась, тем не менее Джим Редси заерзал в удобном шезлонге и отвел взгляд. У викария никак не разгорался табак в трубке, поэтому он, чиркнув второй спичкой, не заметил ни ее улыбки, ни движения языка, хотя то и другое побуждало сравнить старуху со свирепым хищником, лежащим в засаде и лениво наблюдающим за добычей, не торопясь разорвать ее…
– Полиция обычно опирается на так называемые косвенные улики, – заявила миссис Брэдли, снова откидываясь в кресле. – В конце концов, очевидцев убийств находят редко, поэтому раздобыть прямые улики виновности нелегко. В их отсутствие сойдут и косвенные. Больше ничего здесь не скажешь. Иногда они наводят полицию на след, а порой заводят в тупик. Возьмем убийство Руперта Сетлея.
