В семь пятьдесят пять вечера в воскресенье 22 июня Руперт Сетлей и его кузен Джеймс Редси углубились в лес, чтобы там продолжить спор, превратившийся в опасную ссору. В лесу они пробыли недолго. Чтобы дойти до Жертвенного Камня даже кружным путем, им потребовалось не более десяти минут. В этом зловещем месте Редси набросился на Сетлея и сбил его с ног. Падая, Сетлей ударился головой – вероятно, сильно. По крайней мере кузен подумал, будто убил его. Запаниковав от содеянного, он, вместо того чтобы бежать за помощью или сделать что-то еще, диктуемое здравомыслием и человечностью, бросился наутек, спрятав умершего, как он считал, Сетлея в зарослях орешника. В пабе «Голова королевы» Редси намеревался решить две задачи: обзавестись более или менее приемлемым алиби и так напиться, чтобы впасть в беспамятство и обо всем забыть.
Джим скорчил гримасу. Фелисити бросила на него укоризненный взгляд, Марджери нервно хихикнула.
– Но алиби оказалось так себе, потому что, к несчастью для Редси, миссис Брайс Харрингей было известно, что он отправился с кузеном в лес. Не удалось найти никого, кто поклялся бы, что видел Сетлея живым после того, как их обоих поглотила лесная чаща.
Полиция почти не сомневается, что в момент бегства Редси из леса в паб Сетлей еще был жив. По ее мнению, он был оглушен. Это предположение подтверждается тем, что Редси вряд ли сумел бы расчленить тело. Он смог убедительно объяснить, где провел весь вечер воскресенья, рассказал, что весь понедельник находился в доме и вокруг него. Не вызывает сомнения, что Редси не смог бы доставить тело в Боссбери, внести его в лавку Бинкса и там разрубить между восемью часами утра, когда открывается рынок, и девятью тридцатью, когда Бинкс и его помощник вошли в лавку во вторник утром. По этим причинам полиция заключила, что убийца – не он, хотя у него мог быть сообщник, взявший на себя самую отвратительную часть задачи. Поскольку такой сообщник не обнаружен, полиция, повторяю, пришла к выводу, что Редси лишь оглушил кузена своим ударом, но не убил.
Такова роль Редси в данных событиях. То, что он провел часть ночи понедельника за рытьем могилы в лесу и в безуспешных поисках трупа в кустах у поляны, лишний раз доказывает, что к его расчленению он отношения не имеет.
Перехожу к одному любопытному обстоятельству, которое долго ждало рассмотрения. Для историков и великих детективов служит аксиомой, что надо внимательно относиться к свидетельствам, отказывающимся встраиваться в общую канву событий. Подобные мелкие неудобные факты служат ключами от загадок. В данном случае имеет место неудобный факт: слова Марджери Барнс, обращенные к…
– Мои слова? – воскликнула Марджери. – Но я уверена, что никогда не…
– …обращенные к Фелисити Брум в моем присутствии, – твердо продолжила миссис Брэдли. – Их суть состояла в том, что примерно в девять часов или чуть позже в тот роковой воскресный вечер, находясь в лесу с целями, не имеющими никакого отношения к нам и к убийству Сетлея, она увидела мужчину, выползавшего из кустов за кольцом из сосен, ограничивающим поляну. Полагаю, потом, все обдумав, она решила, что ползущий мужчина был Рупертом Сетлеем, и, увидев его живым после девяти часов вечера, она докажет, что Джеймс Редси не мог убить его приблизительно в пять минут девятого.
Но я отказываюсь верить в эту часть рассказа Марджери по двум причинам. Первая: она не опознала человека как Сетлея, а просто, услышав о возможности обвинения Джеймса Редси в убийстве, предположила, что человек, выползавший из кустов в лесу вечером в воскресенье, был именно тем, кого Джеймс Редси сбил с ног и потом спрятал. Вторая причина гораздо важнее первой, хотя предположение Марджери, что тот человек – Сетлей, вовсе не было неправдоподобным. Она вполне могла бы увидеть Сетлея, если бы не один чрезвычайно важный факт.
В момент сильного испуга глаз человека действует как фотообъектив для моментальной съемки. Никакой долгой экспозиции, происходящей при спокойном созерцании приятного вида. Нет, просто щелчок затвора: вверх-вниз! Я в ужасе, у меня вырывается крик страха, я убегаю – с четким отпечатком того, что меня напугало, в мозгу. Так произошло и с Марджери. Когда ты рассказывала нам об этом, милая Марджери, то выразилась буквально так: «Мужчина, выползающий из кустов, как здоровенный черный слизняк!»
Но ведь в девять часов вечера в разгар лета еще не темно. Темно должно было быть под деревьями и в кустах, но Марджери видела человека на большой круглой поляне, где стоит Жертвенный Камень. Там было тогда так же светло, как на любой открытой местности, – хоть в теннис играй! Я специально выяснила, что надевал в тот вечер Руперт Сетлей. Полицию это тоже заинтересовало. Я рассуждала не так, как она, но это не важно. Главное вот что: вопреки ожиданиям, Руперт Сетлей был не в вечернем костюме, а в белой тенниске и светло-серых фланелевых брюках.
– Ага! – воскликнул Обри Харрингей. – Если бы Марджери действительно увидела старину Руперта, то не описала бы его как «черного»!
– Вот именно, – подтвердила миссис Брэдли с поощрительной улыбкой, от которой Обри почувствовал себя ребенком не старше трех с половиной лет.
Возникла долгая пауза.
– Кого же я тогда видела? – наконец испуганно спросила Марджери, поспешно оглянулась и стала на пальцах вычислять кандидатов. – Не Руперта Сетлея – вы это доказали. Не Джима Редси – он в то время был, как известно, в «Голове королевы». И не Кливера Райта – он находился там же или туда направлялся. И вообще, я уверена, что тот мужчина был крупнее мистера Райта…
– Полезное замечание, но в подобных ситуациях лишняя уверенность только вредит. Вспомни, ты не успела к нему приглядеться. Хотя лично я считаю, что ты легко узнала бы Райта, будь это он.
Марджери покраснела:
– Может, это был Сейвил?
– Не исключено. – Миссис Брэдли склонила голову набок и зажмурилась. – Не исключен также твой отец…
– Отец?! Но…
– Тебе известно, где находился отец в тот день в девять вечера?
– В гостях у майора.
– Хорошо, это поддается проверке. Предположим, что он действительно гостил у майора.
– Больше никто не приходит в голову… Хотя нет! – Она шаловливо покосилась на преподобного Стивена Брума.
Тот сумел, наконец, разжечь свою трубку и сидел в распахнутой шерстяной куртке, под которой чернело пасторское одеяние и посверкивало золотое распятие. Длинные ноги в черных брюках он вытянул вперед, а большие сильные руки с длинными пальцами заложил за голову.
Миссис Брэдли хмыкнула:
– Что ж, его одежда вполне черная, да и вообще, он сам напросился. Пусть получает! Будем считать, что ты видела, как из кустов выползал викарий, и примерим на него косвенные улики. Мистер Брум! – Она кольнула его в живот кончиком своего бело-лилового солнечного зонтика.
– Что такое? – Викарий, как водится, унесся мыслями в недоступную прочим даль. – Прошу прощения? – Он встряхнулся и заморгал.
– Где вы находились вечером в воскресенье 22 июня?
– Полагаю, в церкви.
– Конечно. А потом?
– Прогуливался, наверное, как обычно, пока Фелисити занимается ужином.
– Куда вы ходили?
– Взад-вперед… – Он снова откинулся в кресле и запыхтел трубкой.
– Будем считать, что прогулка привела его в лес, – произнесла миссис Брэдли, обращаясь к Марджери и не удостаивая вниманием викария, крутившего головой. – Что дальше?
– Продолжайте вы сами, – попросила Марджери, – я дальше не могу.
– Что ж… В пять минут девятого мы видим Руперта Сетлея, простертого без сознания на земле. Джеймс Редси подхватывает его под мышки и оттаскивает в кусты, после чего исчезает в направлении боссберской дороги, торопясь в паб. Через несколько минут Руперт приходит в себя. Вечерняя церковная служба заканчивается без четверти восемь. Викарий покидает церковь часов в восемь…
– Без пяти, – последовало ленивое уточнение.
– Тем лучше, мистер Брум, вернее, тем хуже для вас: лишние пять минут, чтобы совершить убийство. Итак, без пяти восемь он отправляется на прогулку. Проникает через калитку в лес, идет по тропинке, ведущей к поляне. Успевает застать ссору кузенов и видит удар, повергающий Сетлея наземь. Замечает место, где Редси прячет бесчувственное тело. Действия Редси, утащившего кузена в кусты, убеждают его, что Сетлей мертв. Он сам Сетлея не выносит. После бегства Редси викарий раздвигает ветки, чтобы посмотреть на объект своей ненависти.
– Объект ненависти?
– А как же? – воскликнула миссис Брэдли. – Каждый, знакомый с Рупертом Сетлеем, испытывал к нему ненависть. Почему викарий должен быть исключением?
– А как же его сан? – промолвила миссис Брайс Харрингей, томно глядя на безучастного Стивена Брума. – Чувства духовного лица…
– Глупости! – перебила миссис Брэдли. – Полагаю, духовное лицо испытывает те же чувства, что любой отец очаровательной дочери. Разве не так?
