— Хорошо, мсье, поговорим, если вы так этого хотите.
Капрал Винсон с минуту смотрел на Фандора. Вдруг, встав перед ним, он выкрикнул:
— Господин Фандор, я — изменник!
Фандор совсем не ожидал такого заявления. Он медленно встал со стула, подошел к военному и, положив ему руки на плечи, заставил снова сесть в кресло.
— Успокойтесь, мсье, прошу вас, — сказал он ласково, — не нужно так волноваться, успокойтесь.
Последовала реакция: крупные слезы покатились по загорелым щекам капрала, а Фандор смотрел на него, не зная, как утешить.
В отчаянии капрал Винсон лепетал:
— Да, мсье, это из-за женщины… Вы это понимаете… вы пишете, что надо жалеть таких несчастных, как я… потому что это несчастье, когда ты в сетях у женщины и не хватает денег… И потом, с этими людьми… как только тебя втянут в их дела, тебе крышка… надо повиноваться, а они все время просят еще и еще… Ах, мсье, какое потрясающее несчастье — смерть капитана Брока… Видите ли, если я стал предателем, то это…
Капрал бормотал еще какие-то неразборчивые слова, а Фандор испытывал ощущение зрителя, перед глазами которого медленно поднимается занавес, до сих пор скрывавший декорации пьесы.
Решительно он должен был поздравить себя с тем, что написал позавчера эту статью о шпионаже!
Капрал снова начал лепетать:
— Ах, мсье, вы не знаете, что значит иметь такую любовницу, женщину… которую я люблю, такую, как…
Фандор был уверен, что читает мысли своего собеседника, как открытую книгу, и поэтому не смог отказать себе в удовольствии произвести эффект. Он произнес:
— Как Боби…
Но цель не была достигнута: Винсон казался очень удивленным, как бывает, когда что-нибудь слышишь впервые.
Чтобы скрыть свое замешательство, Фандор откашлялся и потом очень быстро сказал:
— Прошу прощения, что прервал вас, вы говорили — женщина, как…
Капрал послушно повторил:
— Такая женщина, как Нишун! Нишун, моя любовница! Ах, мсье, весь Шалон знает, чего она стоит! Все знают, как зла эта рыжая, и однако… нет мужчины, который не хотел бы…
Фандор спросил с наивным видом:
— Но, мой добрый капрал, какого черта вы мне все это рассказываете?
Винсон на мгновение остановился.
— Но, мсье, — начал он очень жалобно после паузы, — потому что… потому что… Потому что я поклялся сказать вам все, прежде чем умереть!
— Чушь! — сказал Фандор. — Что же вы собираетесь делать?
Капрал ответил твердо, как о чем-то решенном:
— Я собираюсь покончить с собой!
Теперь уже Фандор настаивал, чтобы капрал сообщил ему дополнительные подробности.
История была, в общем, банальная.
Капрал Винсон служил уже пятнадцать месяцев; сын вдовы, державшей небольшую библиотеку, он был направлен в 213-й пехотный полк, в гарнизон Шалона.
Молодой человек, достаточно образованный, склонный к порядку, серьезный, был с самого прибытия в полк оценен своими начальниками. Закончив обучение, он получил нашивки капрала и, благодаря своему хорошему почерку, а также покровительству командира, был прикомандирован ко Второму бюро в качестве секретаря.
В один воскресный вечер капрал пошел с товарищами в кафешантан в Шалоне.
После концерта нескольких певиц пригласили поужинать в отдельном кабинете, и Винсон, тоже приглашенный на этот праздник, влюбился в высокую девушку с крашеными волосами, нарумяненными щеками: ее парижские манеры его совершенно покорили.
И Винсон, по-видимому, произвел хорошее впечатление на певицу, потому что она пригласила его к себе, в свою меблированную комнату.
Последовало классическое и грустное существование влюбленных, случайно встретившихся и поверивших, что они соединены неразрывной связью.
Так думал Винсон, сердце которого принимало все всерьез; а для певицы это был способ извлечь выгоду. Она все время требовала от любовника денег.
Со временем мать Винсона, возмущенная постоянными просьбами сына о денежных переводах, положила предел расходам, и он, неспособный порвать с Нишун, начал влезать в долги в городе…
И капрал поведал Фандору, как, в поисках денег, подстрекаемый Нишун, он стал тайным осведомителем иностранных шпионов, фотографировал для них военные казармы, передавал карты дорог и еще более секретные сведения, получаемые во Втором бюро. За все это ему неплохо платили…
— И вы снабжали их всем этим? — ужаснулся Фандор.
Покраснев до корней волос, Винсон едва слышным голосом признался:
— Выполняя очередное задание агентов, я говорил себе: это в последний раз! Я спрашивал себя, смогу ли выбраться из этой ужасной ловушки. Но мне не удавалось. Меня преследовали каждый день, угрожали, я вынужден был повиноваться. А потом, сейчас же после дела капитана Брока…
Фандор еле дышал, слушая капрала; он предчувствовал, что найдет связь между приключениями капрала Винсона и драмой на площади Этуаль. Но его ожидания были обмануты.
Грозные друзья приказали Винсону ближе познакомиться с капитаном Броком, которому, неизвестно кем, он был рекомендован.
— Между тем, — рассказывал капрал, — у меня бывали периоды то упадка духа, то мужества. Клянусь вам, я хотел порвать с ними любой ценой и снова стать честным человеком, но, увы, я все время был под роковым влиянием Нишун, тесно связанной с ними, и она толкала меня на путь измены. Тогда я стал просить у начальника перевода в другой гарнизон; я надеялся перейти на восток или на юг, а главное — избежать соседства с границей, одним словом, нести службу там, где невозможно заниматься разведкой — но, сам не знаю как, они узнали о моем решении; вероятно, от Нишун. И вот я действительно получил перевод, поэтому я теперь в отпуске на восемь дней, но в будущий понедельник, 21 ноября, до полудня, я должен быть уже в моем новом полку. Это 257-й пехотный полк в Вердене! Вы понимаете?
— Начинаю… — пробормотал Фандор.
— В Вердене, — повторил капрал, встав и расхаживая взад и вперед по комнате. — В Вердене, значит на той же границе, среди тех же людей, отданный на их милость! Ах! Удар был нанесен точно! Я хотел выбраться из ловушки, а попал в нее еще глубже! Теперь, — скажу вам все, мсье, — я совсем потерял голову. Я чувствую, что они крепко меня держат, что невозможно вырваться, и потом, я боюсь быть схваченным. В последние дни в Шалоне произошли события, которые меня ужасают. Я думаю, что подозревают меня, подозревают Нишун, что мои начальники следят за мной, это конец!
Капрал упал посреди комнаты, рухнув, как куча тряпья; он рыдал!
Фандору было жаль этого несчастного.
— Винсон, вы не должны умирать, подумайте о вашей матери! Послушайте, наберитесь смелости, расскажите все вашим начальникам.
Капрал покачал головой.
— Никогда! Вы говорите о моей матери — ради нее-то я и хочу себя убить. Знайте, что она из Эльзаса, она сошла бы с ума, если бы узнала, что ее сын — предатель. Сегодня вечером капрала Винсона не станет!
Наступило долгое молчание. Фандор, скрестив руки, наморщив лоб, ходил по своему кабинету.
Да, он должен любой ценой спасти Винсона! Но Фандор смотрел дальше: нет худа без добра, может быть, через Винсона и его позорные связи удастся когда-нибудь пролить свет на мрачную тайну, окружавшую смерть несчастного капитана Брока? Потому что, по-видимому, все эти дела связаны между собой.
Фандор долго убеждал Винсона. Снова и снова он красноречиво выдвигал аргумент за аргументом, обращался к его самолюбию, к его чувству долга. Когда он увидел, наконец, что бедный капрал колеблется, он резко спросил:
— Винсон, вы все еще намерены покончить с собой?
Капрал помедлил секунду, закрыл глаза и без рисовки, твердым голосом ответил:
— Да, я на это решился!
— В таком случае, — сказал Фандор, — подумайте, хотите ли вы, чтоб это уже совершилось и вы более не существовали?
Капрал удивленно смотрел на него. Фандор уточнил свою мысль:
— С этой минуты вы не существуете, вас больше нет, вы больше не капрал Винсон.
— А потом? — спросил тот.
Но Фандор прежде всего хотел получить согласие.
— Договорились?
— Договорились.
— Поклянитесь!
— Клянусь!
— Прекрасно, Винсон, — заключил Фандор, — вы теперь принадлежите мне, вы — моя собственность, я вам дам инструкции, которые вы будете строго выполнять.
Несчастный солдат все еще был удручен, но кивком головы показал Фандору, что готов сделать все, что тот прикажет.
Второе бюро Генерального штаба — эта огромная организация, чья репутация была всем известна, а официальное наименование, гласившее: «Статистическое бюро», никого не обманывало, — занимала довольно большое, хотя и очень скромное на вид, помещение в зданиях военного министерства, на третьем этаже одного из самых старых домов по улице Сен-Доминик. Службы Второго бюро располагались в длинном коридоре, занимая половину этажа в правом крыле здания.
