Раиса пожала плечами:
– Мои все поумирали, а у Витьки только сестра осталась, горькая пьяница, я ей даже и звонить не стану, позор, а не баба, перед людьми стыдно станет. Лучше подруг позову.
Послышались бодрые шаги, и в комнату вошел служащий морга. Началось оформление документов, процедура заняла примерно час, потом парень деловито осведомился:
– Вещи возьмете?
– Какие? – испуганно спросила Раиса. – Они же горели.
Медбрат вытащил бумагу:
– Нательный крестик белого металла, кроссовки. А также сумка поясная из кожзама черного цвета.
– Ботинки можно тут оставить? – слабым голосом осведомилась Каретникова.
– Тогда акт подпишите, – парень равнодушно-спокойным жестом пододвинул к Раисе листок. – Вот здесь внизу и в углу, число поставьте. Сумочку нести?
– Да, – кивнула Рая, – там ключи его.
Медбрат снова ушел.
– Вот придумали, – пробормотала Раиса, – одежду отдавать! Кому она нужна!
Я пожала плечами:
– Наверное, правила таковы, санитар обязан спросить, люди-то разные, вдруг кто скандалить начнет.
Скрипнули плохо смазанные петли, медбрат положил перед нами небольшую обгоревшую сумочку, прикрепленную к ремню:
– Проверьте содержимое по описи.
Раиса снова побледнела и умоляюще посмотрела на меня:
– Слышь, глянь ты!
Мне тоже отчего-то стало не по себе, но делать нечего, пришлось открыть «молнию». Внутри не было ничего необычного: два ключа на железном колечке, портмоне и початая пачка сильно мятой жвачки.
– Деньги пересчитайте, – велел юноша.
Я раскрыла кошелек и стала перебирать купюры. Раиса сидела, отвернувшись к окну.
– Пятьсот долларов, – сообщила я.
– Что?! Тут кошелек? – вскрикнула Рая, повернувшись ко мне. – Сколько?!
Я показала ей зеленые бумажки и повторила:
– Полтыщи американских рублей.
– Откуда?
– Понятия не имею, – растерялась я, – они там лежали, внутри.
– С ума сойти, – взвизгнула Рая, – у Витьки отродясь больше пятидесяти рублей не имелось. Где он такую прорву баксов взял?
Медбрат хмыкнул:
– Уж точно не я ему подложил!
Раиса выхватила у меня портмоне и принялась судорожно рыться во всех отделениях.
– Больше ничего, – слегка разочарованно сообщила Рая, отшвыривая кошелек.
Медбрат взял его, раскрыл и сказал:
– Тут еще потайное отделение есть.
– Дай! – рявкнула Рая и вырвала у него кошелек. – Ну-ка, это что?
Она выудила небольшой кусочек бумаги, пару секунд смотрела на него, потом с чувством сказала:
– Сволочь! – и бросила находку на столешницу.
Я глянула на то, что лежало передо мной. Фотография, по размеру похожая на паспортную, но цветная и неровно обрезанная. Крик застрял у меня в горле. Со снимка смотрела улыбающаяся Галка Сорокина.
Еле-еле справившись с собой, я осторожно взяла фото и сразу поняла, что оно было раньше частью большой карточки. За спиной Гали виднелся вход в гостиницу или в магазин, была заметна стеклянная дверь, а на ней две буквы – Т.С. Кто-то вырезал лицо из большой фотографии. Я машинально перевернула квадратик. Сзади карандашом было написано: «Топильская, 8».
– Ах он гад, – прошипела Раиса, – бабу завел! Ну погоди, только его увижу, мало не покажется!
Сказав последнюю фразу, она осеклась, пару секунд поморгала, а потом вдруг разрыдалась, уронив голову на стол. Я принялась гладить ее по спутанным волосам, приговаривая:
– Ну, ну, не надо.
Санитар, очевидно, привычный к виду чужого горя, открыл шкафчик, добыл оттуда пол-литровую бутылку, налил в мензурку остро пахнущую темно-коричневую жидкость и деловито сказал:
– Выпейте.
Внезапно Рая перестала плакать и покорно влила в себя содержимое стаканчика. Честно говоря, меня удивляет привычка некоторых медиков предлагать людям в качестве успокоительного настойку валерьянового корня. Ведь это лекарство не является скоропомощным. Для того чтобы валерьянка вас успокоила, ее необходимо пить довольно длительный срок, она должна накопиться в организме, и лишь тогда начинает оказывать на вас благотворное влияние.
Но, очевидно, стаканчик с сильно пахнущим раствором обладал психологическим воздействием. Раиса утерла глаза кулаком и, не забыв положить в свою сумочку кошелек с долларами, сухо сказала:
– Поехали.
Потом, не дожидаясь моего ответа, она встала и пошла к двери.
– Фотку возьмите, – напомнил медбрат.
– На… она мне сдалась? – вполне мирно спросила Рая. – Может, прикажешь в рамку вставить и на стену повесить. Так на всех б… багета не хватит!
– Вы не ругайтесь, – сурово ответил юноша.
– Пошел ты! – заорала Раиса и вылетела в коридор.
– Вы уж извините ее, – вздохнула я.
– Ничего, – отмахнулся парень, – тут на всякое насмотришься.
– Можно мне эту фотографию взять?
– Да, конечно, – улыбнулся санитар, – все равно выбрасывать.
Я вышла во двор и увидела Раису, прислонившуюся к «шестерке».
– Вот гад, – заявила она, стукнув кулаком по капоту, – сволочь! Значит, таскался по другим бабам, фотки их в кошельке носил, а я его хорони? Ну уж нет! Пусть они его и зарывают!
Я втолкнула взбешенную Раю в машину и повезла ее домой. Беднягу словно прорвало, она принялась рассказывать мне про свою семейную жизнь. В двух словах счастье выглядело так: гулял и пил. Именно в такой последовательности. В молодости Витя был ходок, но потом постепенно алкоголь отнял у него все мужские силы, и Каретников превратился почти в импотента.
– Вот оно как, – злилась Раиса, – значит, со мной не получалось, а со всякими прошмандовками запросто! Нет, ты только подумай! Фотку при себе таскал! Мою, между прочим, никогда не носил!
– Хочешь, заедем в кафе, выпьем кофе? – предложила я.
Раиса вздохнула:
– Ну, денег-то у меня на гулянки нет.
– Я приглашаю, смотри, вон там, справа, похоже, милое местечко. Поздно, правда, но оно открыто.
– Давай, – согласилась Раиса, – сто лет в ресторан не заглядывала.
Назвать рестораном небольшой зальчик с пятью столиками было как-то слишком. Но Раиса по-детски радостно разглядывала меню.
– Мне мясо с грибами, – наконец решилась она, – жареной картошечки побольше, потом торт, шоколадный, и чаю с сахаром.
Когда официантка ушла, Рая вздохнула:
– Вот всегда со мной так, поем, и легче делается! Чем больше испереживаюсь, тем сильней аппетит.
Еду подали быстро, и она оказалась неожиданно вкусной.
Рая довольно быстро расправилась с вырезкой и, запуская ложку в торт, заявила:
– Знаешь, хорошо, что я эту фотку увидела.
– Почему?
– А похороню и забуду Витьку. Другая жизнь пойдет, без пьяницы. Ведь я и не старая совсем, пятидесяти нет, – разоткровенничалась Раиса, – может, еще встречу мужика нормального.
Я поколебалась, потом спросила:
– А ты никогда не видела эту женщину, ну, чей снимок у Вити обнаружился?
Раиса пожала полными плечами:
– С первого раза она мне незнакомой показалась.
Я вытащила фотографию.
– А со второго?
Каретникова выхватила из моих пальцев глянцевое фото.
– Ну и уродина! Морда мерзкая! Нет, мы никогда не встречались. Вот сволочь!
– Знаешь, что мне кажется?
– Ну?
– С Виктором же еще один мужчина погиб.
– И чего? – не дала мне договорить Рая. – Я видела его фотку в морге, незнакомый он мне. Витька-то легко с людьми снюхивался, сядет водку пить на скамеечку – и готово, скорешился со всей улицей. И потом, какое мне дело до чужого мужика?
– Думается, в морге просто перепутали вещи, – спокойно закончила я, – кошелек не Витьки, а второго парня. Это фотография его любовницы, ты на мужа зла не держи.
Раиса поперхнулась:
– Вона чего! Значит, и пятьсот баксов не мои? Ну уж нет! Это Витюхин кошель, я сама его ему покупала. Не выйдет номер! Деньги никому не отдам.
Я довезла ее до дома, посидела на кухне с полчаса, дождалась, пока в квартире появилась слегка запыхавшаяся, полная крашеная блондинка, назвавшаяся Аней, и ушла. В душе боролись сомнения: рассказать Раисе про то, что я знаю, чье лицо изображено на фото, или нет? То, что Галка никогда бы не стала иметь дела с нищим алкоголиком, испытывающим сексуальные затруднения, мне было ясно. Сорокина – она такая расчетливая, злая и очень жадная. Думать о том, что Галя могла влюбиться в Виктора и потерять голову, просто смешно. Больше всего на свете Галка любит ассигнации, а какое богатство у Каретникова?
Дома почему-то было пусто. Собаки, спавшие гуртом на диване, страшно обрадовались при виде хозяйки и начали ходить за мной по пятам.
– Нечего даже надеяться на внеплановую кормежку, – сообщила я им, – получите ожирение сердца и печени. Не следующий день я, проводив всех, снова легла в кровать и выспалась, потом занялась хозяйством, убрала квартиру и, лишь поставив пылесос в кладовку, вынула из ящика стола лупу и принялась тщательно изучать фотографию. Так, похоже, она была сделана на отдыхе. На Галкиных обнаженных плечах обозначились лямки то ли от сарафана, то ли от купальника. Сбоку виднеется что-то ярко-красное, вроде буйно цветущего южного дерева. Изображение явно вырезано из большого снимка, от Галки остались лишь голова, шея и плечи, от растения лишь кусок…
