– Мать, – донеслось из холла, и Аркадий влетел в столовую, – мать…
Увидав гостей, он притормозил и опомнился.
– Здравствуйте.
– Кешик, – идиотски заулыбалась я, – помнишь ли Севу Лазарева? Сына Нюши.
– Ага, – кивнул головой адвокат, – несостоявшийся папенька.
Севка хмыкнул.
– Дело давнее.
– А это Тузик, – закончила я.
– Тузик? – ошарашенно переспросил сын.
Его глаза, цвета молодой ореховой скорлупы, начали медленно вылезать из орбит.
Не в силах больше сдерживаться, я хрюкнула и, старательно глядя в пол, проблеяла:
– Ну вы знакомьтесь, мне пора…
Не дождавшись ответа от Аркашки, я рванула к двери и выскочила во двор.
По телефону Чванова, оставленному Галкой, долго никто не отвечал. Потом, когда я уже совсем было собралась отсоединиться, раздалось резкое:
– Слушаю.
– Будьте любезны, мне Андрея Владимировича.
– Слушаю.
– Ваш номер мне дала Галина Верещагина, хозяйка конюшни, где…
– Слушаю.
Он что, других слов не знает? Заладил: слушаю, слушаю.
– Когда можно к вам приехать?
– Диагноз?
– Что?
– Диагноз?
– Чей?
Очевидно, у Андрея Владимировича кончилось терпение, потому что он рявкнул:
– Болит где?
Значит, Чванов решил, будто разговаривает с дамой, стремящейся попасть на прием! Эх, жаль, забыла уточнить у Галки, какой он специализации. Придется выкручиваться:
– Ох, везде! Спину ломит, голова отваливается, ноги не ходят, руки отказывают, шея не поворачивается.
– У вас климакс? – осведомился Чванов.
Я возмутилась до глубины души. Разве он не слышит, что разговаривает с дамой, еще не достигшей пятидесятилетия.
– Нет, конечно! Я нахожусь в самом цветущем возрасте!
– Кактус Алонго цветет за пару дней до кончины, – хмыкнул доктор.
Интересно, он со всеми предполагаемыми клиентами так разговаривает или я ему чем-то не понравилась?
– К невропатологу ходили?
– Я совсем не нервничаю!!!
Чванов откровенно засмеялся:
– Сегодня сумеете приехать? С работы отпустят?
– Я не работаю.
– На пенсии?
Ну вот опять!
– Нет, – гаркнула я, окончательно теряя самообладание, – ренту не получаю, инвалидности не имею, просто мое материальное положение позволяет сидеть дома!
– В час дня, – коротко ответил врач. – Корзинкинский проезд, 19, если есть анализы, прихватите.
И он отсоединился. Ну встречаются же такие малопривлекательные личности! Однако, каким бы ни был милейший Андрей Владимирович, мне нужно вызвать его на откровенность и узнать хоть что-то о Каюровых!
В глубокой задумчивости я побрела в спальню и принялась перебирать вещи. Мужчины крайне самонадеянны. Они совершенно искренне считают женщин намного глупее себя. А уж богатая дама просто обязана, по их мнению, быть кретинкой. Причем, как только до лиц противоположного пола доходит информация о моих капиталах, мигом в их глазах я вижу невысказанный вопрос: «И каким местом, дорогуша, ты заработала эти бешеные бабки?» То есть предполагается, что миллионы на самом деле добыл мужчина, а дама пользуется ими только потому, что является женой или любовницей. Правда, господам иногда приходится признать превосходство над собой удачливой бизнес-вумен, но, коротко отметив успехи бабы на поле традиционных мужских игр, они добавляют: «Жаль только, что она страшна как смертный грех и, естественно, не замужем…»
К тому же я блондинка, натуральная. А это уже и не смешно! Любая тетка со светлыми от природы волосами глупа как пробка, это же всем известно!
Но мне такое мнение только на руку. Поняв, что видят перед собой непроходимую дуру, собеседники расслабляются и выбалтывают слишком много.
Выкатив из гаража «Форд», я порулила в сторону центра. Уже на въезде в Москву, в самом начале Минского шоссе, паренек в форме, коротко свистнув, повелительно взмахнул жезлом. Так, сама виновата, выезжала на главную дорогу и не пропустила помеху справа.
– Ваши права, – сурово потребовал постовой.
Я вытащила документы и, хлопая голубыми глазами, прочирикала:
– В чем дело, котеночек?
Паренек удивленно глянул на меня и ответил:
– Знак видите как называется?
– Главная дорога, котик.
– А что делать надо?
– В моем случае пропустить помеху справа.
– Почему тогда нарушаете?
Я сложила губы трубочкой и нежно пропела:
– Ну, котеночек, по шоссе ехал «Мерседес» с мужиком, а я дама, думала, он уступит дорогу! Должен же мужчина женщину пропускать!
Секунду милиционер не мигая таращился на меня, потом сообразил, как реагировать:
– На дороге мужчин и женщин нет!
– Да? – изумилась я. – А кто за рулем тогда сидит?
– Водители, – буркнул мальчишка.
– Но, котеночек…
– Прекратите ко мне так обращаться!
– Извини, голубчик, а как надо?
– Сержант Ефремов.
– Сержант Ефремов, котеночек, то есть зайчик, я очень тороплюсь, давайте решим дело полюбовно, сколько?
– Нисколько, – вздохнул юноша, – проезжайте.
– Возьми шоколадку, зайчик.
– Уезжайте.
– Может, пачку сигарет?
– Не курю.
– Вот это правильно, заинька, – одобрила я и уехала.
Видите, как просто? У такой дуры-блондинки даже алчный сотрудник ГИБДД не хочет брать деньги. Хотя мне не жаль отдать ему пятьдесят рублей, ваньку же я валяла исключительно из любви к искусству. И потом, после подобных проделок, как правило, резко повышается настроение.
Больница, в которой работал Андрей Владимирович, располагалась в глубине довольно большого парка. Сегодня на улице было холодно, но не слякотно, больные выползли наружу и разбрелись по дорожкам. Я быстренько добежала до входа и уперлась в охранника.
– Подскажите, где кабинет Чванова.
– На втором этаже.
Я взлетела наверх и увидела черную табличку, на которой золотом горели буквы: «Главный врач Чванов Андрей Владимирович, доктор наук, профессор».
Приготовившись к встрече с секретаршей, я распахнула дверь и оказалась прямо в кабинете. По непонятной причине вход к Чванову никто не сторожил. Большая, более чем тридцатиметровая комната была заставлена книжными шкафами, внутри которых виднелись разнокалиберные тома, чуть в глубине ее помещался огромный письменный стол, заваленный горами бумаг, папками и газетами. Но самое яркое впечатление производила одна из стен, сплошь от потолка до пола увешанная фотографиями с автографами. Мужские и женские лица, молодые и старые, веселые и грустные…
– Сколько снимков, – невольно ахнула я, – это ваши родственники?
Сидевший за письменным столом мужчина рассмеялся густым басом:
– Можно сказать и так. Но на самом деле это пациенты, которые после операции живыми и здоровыми ушли домой.
Я продолжала рассматривать «коллаж». Да, впечатляет и, наверное, производит сильное действие на больного человека. Он приходит договариваться об операции, боится, нервничает, а тут такой «иконостас»!
– Слушаю, – решил оторвать меня от созерцания портретов хирург.
– Я звонила вам недавно от Гали Верещагиной…
– Слушаю, в чем проблема?
«В Каюровых», – хотела было ответить я, но вслух сказала другое:
– Очень плохо себя чувствую.
Чванов мягко улыбнулся.
– А именно?
Я вновь начала перебирать различные части тела, пытаясь сообразить, какая у него специализация. Гинеколог? Маловероятно, на стене полно снимков мужчин. Онколог? Уролог? Пульманолог? Ну какие части тела он оперирует? И зачем я только решила прикидываться больной!
Андрей Владимирович тяжело вздохнул:
– Анализы принесли?
– А как же, – обрадовалась я.
Честно говоря, терпеть не могу ходить по врачам, а кровь последний раз сдавала лет пятнадцать тому назад. Кстати, мои домашние тоже «обожают» лечиться и по докторам никогда не бегают. Но Зайка, собираясь стать матерью, регулярно носилась в лабораторию, и сегодня, отправляясь к Чванову, я вытащила из секретера несколько листочков.
Хирург уставился на бумажки, потом хмыкнул:
– Милочка, вы беременны.
– Не может быть, – выпалила я в полной растерянности, понимая, что сваляла дурака, – извините, но я не имею мужа.
Андрей Владимирович сохранил серьезное выражение лица, но в глазах его запрыгали чертики.
– Похвальное целомудрие в наш век бурной сексуальной революции. Так чем я могу помочь? Роды не принимаю, а по внешнему виду вы никак не похожи на мою пациентку.
Тут я не утерпела и поинтересовалась:
– А вы все отрезаете или только какие-то части?
Чванов хрюкнул и захохотал:
– Дорогая, откуда вы взялись? Ну признайтесь, вы работаете в газете, знаете про то, что я терпеть не могу журналистов, и решили таким образом взять интервью. Хорошо, согласен, ей-богу, вы мне нравитесь. Все ли отрезаю? Нет, только то, что испортилось, работающие куски оставляю…
И он снова заржал. Я хотела похвалить его за прозорливость и прикинуться корреспондентом, но неожиданно сказала:
