– И всем хочется счастья.
Теплоход лежал в темной воде и терпеливо дожидался пассажиров, как старый мудрый пес отлучившихся хозяев. От него исходил особый металлический запах, наводящий на мысль о путешествиях и просторах, раскинувшихся там, за поворотом реки. Настя первой взбежала на борт, почувствовав под ногами гулкую пустоту.
– Все ушли на экскурсию, смотреть «Дивную» церковь, – сообщил ей один из членов команды, вышедший навстречу.
– Я из Москвы приехала, – начала Настя, и тот сразу посуровел:
– Родственница?
– Чья? – не поняла Настя.
– Да так. Я думал – родственница. У нас женщина утонула.
У Насти подогнулись колени, и она некрасиво плюхнулась на одну из скамеек, расставленных вдоль палубы.
– Она записку оставила, – как будто оправдываясь, сказал мужчина. Глаза у него были больные. – Сама за борт прыгнула. Даже не знаем, где точно это случилось. Ее по всей реке теперь ищут. Наташей звали. Говорят, у нее двое детей-школьников.
– Перестаньте, – зло прервала его Настя, и он обиженно замолчал.
Она вытерла рукой влажный лоб и пригладила волосы. Несмотря на близость реки, казалось, что на этой палубе жарче, чем в Москве. Солнце так и липло к воде и ко всему, что плавало в ней.
– Все остальные туристы, говорите, осматривают сейчас «Дивную» церковь? – равнодушно спросила Настя. – А далеко она?
Мужчина объяснил, как найти церковь, и Настя заторопилась. Поджидавший на берегу Самойлов все понял по ее лицу.
– Опоздали? – коротко спросил он, сморщившись, как от кислого.
– Наташа оставила предсмертную записку, – дрожащим голосом ответила Настя. – Поедем к церкви, туристы сейчас там. Хочу посмотреть, не узнаю ли я случайно кого-нибудь из них.
Молча двинулись к машине. Капот раскалился, до него было не дотронуться, а внутри оказалось невыносимо душно. Самойлов рванул с места так, словно хотел загнать внутрь «Жигулей» весь имеющийся в Угличе ветер. Настя некоторое время крепилась, а потом ткнулась носом в колени и заплакала:
– Это я виновата! Надо было звонить в милицию, чтобы связались с теплоходом. Надо было кричать, что женщину хотят убить! Какой ужас, Олег!
Она впервые назвала Самойлова по имени, а он впервые испытал острый приступ жалости к ней.
– Ничего, – произнес он и неловко похлопал ее по плечу. – Это не ты виновата. Ты не убиваешь людей, Настя.
Приезжие цепочками обвивались вокруг «Дивной» церкви, задирали головы вверх и вполуха слушали женщину-гида, которая выводила свою соловьиную песнь, не особенно заботясь о том, внимают ей или нет.
– Узнаешь кого-нибудь? – спросил Самойлов, останавливаясь поодаль.
– Узнаю, – процедила Настя.
Взгляд ее уперся в круглую, словно сковорода, лысину поросенка-Аврунина. На лысине рос легкий пушок, который игриво шевелил ветер. Настя достал из сумки расческу с круглой ручкой и, тихо подойдя сзади, ткнула ею Аврунину в бок. Наклонилась и тихо сказала:
– Стой, сволочь, не рыпайся.
Аврунин дернулся и поднял испуганную мордочку. Он был совсем не похож на серийного убийцу. Самое большее, на что тянула его физиономия, – это на мелкую кражу в супермаркете.
– Подними рыло и посмотри на меня, – процедила Настя.
Аврунин послушался и осторожно вывернул шею. Он был такой маленький, что смотрел на Настю снизу и видел только ее подбородок. Настя наклонилась ниже и спросила:
– Узнаешь?
Он открыл розовый ротик и издал некий неопределенный звук.
– Что ж ты такой беспамятный, Аврунин! Я вот тебя везде узнаю. Ну, вспоминай, вспоминай! Тебе наверняка дали мою фотографию.
Аврунин кивнул и мелко-мелко затрясся. Настя еще глубже воткнула расческу в складки сала поверх ремня и наклонилась к его уху:
– А ведь я за тобой особо слежу, Аврунин. Я, конечно, не видела, как ты убиваешь, но дам суду такие показания, что прокурор пальчики оближет. Я тебя, Аврунин, закидаю косвенными уликами по самую макушку. Помнишь, как ты в «Садах Семирамиды» обрабатывал Ингу Харузину? Помнишь, да? – удовлетворенно констатировала она, почувствовав вибрацию. – Помнишь, Инга услышала шорох, ты поднял шишку и швырнул ее за деревья? Вижу, что хорошо помнишь. Так это я там стояла, Аврунин. Стояла и слушала.
– Вы меня с кем-то путаете, – пискнул тот, шевельнув торсом. Он смотрел на Настю собачьими глазами. И даже готов был извиниться, если бы это принесло ему какую-нибудь пользу.
– Передай своему боссу, – сказала Настя, – что его предприятие закрывается. Навсегда. А сам он отправляется в ад.
Она отделилась от него, трясясь от ярости, и быстро пошла к островку деревьев, под кронами которых прятался от солнца Самойлов. Аврунин остался стоять в той же позе, не смея шевельнуться, хотя Насте было все равно, обернется он или нет. Самойлов наблюдал за тем, как она на ходу пытается взять себя в руки, и подумал, что, пожалуй, он рад, что она сунулась под колеса именно его «Жигулей», а не какого-нибудь другого человека. Другого мужчины.
– Что теперь делать? – спросила Настя, когда они снова оказались на забитом машинами шоссе. – Если я пойду в милицию, мне вряд ли кто поверит. Ясюкевич и компания наверняка подготовили липовые документы. По ним я считаюсь неполноценным членом общества. Они поймают меня, и я стану почетной пациенткой психиатрической больницы, где мне зачистят мозги в считанные недели.
С другой стороны, если я не пойду в милицию, то останусь один на один с целой бандой киллеров. Не могу же я прятаться от них вечно? Значит, наша встреча неминуема, а финал предсказуем.
– Не драматизируй, – бросил Самойлов. – Приедем и спокойно во всем разберемся. Не думаю, что Ясюкевич такой большой авторитет, чтобы по одному его заявлению за тобой гонялась вся милиция. Кроме того, в милиции не идиоты сидят! С чего они будут совершенно нормальную женщину передавать в психушку?
– А если Ясюкевич кого-нибудь из них купит? Разве не бывает таких случаев? – насела на него Настя.
– Бывает, конечно. Но почему ты считаешь, что с тобой должно произойти самое плохое?
– Уверяю тебя, ничего хорошего со мной тоже не произойдет.
– Оказывается, ты пессимистка! – укорил ее Самойлов. – А ведь сначала такой не показалась. Готова была даже здоровьем рисковать, лишь бы не пропасть окончательно. И ведь нашла выход. Конечно, я его не одобряю…
– А я ведь даже не знаю, кто за всем этим стоит! – с неожиданной злостью воскликнула Настя. – Кому принадлежит эта киллерская контора?
Самойлов заколебался, но потом неохотно заявил:
– Пока ты спала, я это выяснил. – Настя вскинула голову, и он равнодушно пожал плечами: – Подобные вещи узнают у хакеров. Если есть кто знакомый.
– У тебя есть?
– Есть.
Самойлов достал откуда-то из-под сиденья свернутую в четыре раза компьютерную распечатку. Настя выхватила ее и поспешно развернула.
– Геннадий Витальевич Ерасов, – вслух прочла она. – Так вот как тебя зовут, дружок! Смотри-ка, ты довольно молод, судя по году рождения. Столько еще можешь дел натворить… – Она повернулась к Самойлову и спросила: – А почему у него три адреса?
– Богат, – коротко ответил тот.
Настя, не спрашивая разрешения, убрала компьютерную распечатку в свою сумочку.
– Как же так? – потерянно спросила она. – Про этого типа все известно. Кто он, что он, чем занимается. И он живет себе припеваючи. Охотится на людей и даже, наверное, находит это волнующим. Мне кажется, иметь такой, с позволения сказать, бизнес может только человек с глубоко травмированной психикой.
– Напрасно ты думаешь, что всем известно, чем он занимается. Если бы было известно, его лавочку уже давно бы прикрыли. Конечно, у нас беспредел, но пока что киллерским конторам не раздают лицензий на отстрел граждан.
Настя некоторое время задумчиво смотрела в окно, затем предложила:
– Давай я поведу. Тебе надо поспать.
– Нет, сначала ты поспи, я потом.
Он не будил ее до самой Москвы, и Настя вынырнула из душного сна совершенно разбитая. Машина стояла возле большого супермаркета, в двух шагах от дома, где жил Самойлов.
– Мы почти на месте, – обернулся и доложил он. – Сейчас закупим провизию и запремся в квартире. Будем вырабатывать стратегический план.
Заметив, что она ни чуточки не воодушевилась, добавил:
– Тебе должно быть передо мной неудобно, потому что ты втянула законопослушного гражданина, то есть меня, в скверную историю.
– Мне неудобно.
Настя вылезла из машины и стала осторожно разминать конечности.
– Я слежалась, как старое пальто, – пожаловалась она.
– Хочешь, я сам сбегаю в магазин? – предложил он. – Оставайся. Придешь немного в себя.
– Ладно, – кивнула Настя, и Самойлов оставил ключ в замке зажигания.
Настя стояла и смотрела, как он идет, энергично шагая по широкому пандусу. И тут что-то ее обеспокоило. Она не сразу поняла – что. А когда поняла, ничего сделать уже было нельзя.
