Много пинков и не потребовалось. И скоро Норивал выблевал и четыре стакана кашасы, и всю пищу, поглощенную им за вчерашним ужином.
Едва он проблевался, они опустили его ноги на землю.
Титу улыбнулся Флетчу.
— Действенное средство, не так ли?
— Во всяком случае, помогает, — признал Флетч.
Из-за кустов показались Орланду и Ева.
— Ах, — вздохнул Тонинью, глядя на них. — Пять минут — долгий срок в жизни такой мулатки.
Норивал стоял уже на руках и коленях, доблевывая остатки ужина. Потом посмотрел на них мутными глазами.
— Obrigado, — сказал он по-португальски. — Благодарю.
После ленча заморосил дождь.
Пятеро молодых мужчин в грязных полотенцах сидели за круглым столом на крытой веранде и играли в покер.
Дождь не принес прохлады, и между сдачами Флетч, Орланду и Титу то и дело окунались в бассейн. Их кожа постоянно блестела, то ли от пота, то ли от дождя, то ли от воды в бассейне. Под крышей они сидели только для того, чтобы не вымочить карты. На столике все также лежали их шорты, только уже не аккуратной стопочкой, потому что Норивал искал свои, чтобы проглотить две таблетки, которые выудил из кармана. Они пили пиво. Пустые банки бросали под стол.
Из-под крыши, изредка отрываясь от карт, Флетч наблюдал, как дождь барабанил по воде бассейна, образовывал грязные лужицы посреди двора. Он наблюдал за крохотными птичками, крылышки которых двигались так быстро, что становились невидимыми. А сами птички всасывали сладкий цветочный нектар.
Танец с пинками и очаровательные пичужки.
После двух часов игры вопрос о победителе не вызывал сомнений. Норивал играл беззаботно, куда больше интересовало его, не кончилось ли пиво. Он опять успел набраться, несмотря на недавнее прочищение желудка. Флетч зевал. Игра Титу, Орланду и Тонинью удивляла его. Они не воспринимали карты, как они есть, но видели в них нечто большее. Они слишком уж надеялись на следующую карту. Они верили, что карты могут стать такими, как им хочется, вместо того, чтобы рассчитывать на то, что у них на руках.
И все фишки стекались к Флетчу.
В какой-то момент Тонинью не выдержал.
— Конечно, ты не сможешь понять Бразилию, Флетч. Трое из нас, все, кроме Норивала, учились в Соединенных Штатах. И не можем сказать, что поняли твою страну. Все там такие озабоченные.
— Очень нервные, — вставил Орланду.
— Обеспокоенные, — добавил Титу. — Не слишком ли много я пью, или курю, или сплю с женщинами? Не слишком ли мало? В порядке ли у меня прическа? Не скажут ли, что у меня слишком жирные ноги?
— Все ли меня любят? — проорал Орланду.
— Я такая красивая! — заверещал Тонинью. — Не прикасайтесь ко мне!
Флетч забарабанил пальцами по столу.
Бум, бум, патикум бум, пругурундум.
Дождь лил все сильнее.
Из двери вышла Ева и остановилась, оглядывая их.
Подошла поближе, встала за спиной Норивала, подождала, пока его последние фишки перекочевали к более удачливым игрокам.
Обхватила его голову руками, повернула, прижала щекой к своему голому животу.
— Ах, Норивал, — говорила она по-португальски. — Ты чересчур много пьешь.
— Настоящий мужчина, — Тонинью надеялся получить карту-картинку, но играл так, словно она уже пришла к нему.
Ева продолжала поворачивать голову Норивала, и ему пришлось соскользнуть со стула. Теперь он прижимался к ее животу носом.
А мгновение спустя Ева увела Норивала в дом.
Титу, Орланду, Флетч и Тонинью продолжили игру.
Никто не произносил ни одного лишнего слова. Иногда губы Тонинью шевелились, словно он хотел что-то сказать, но с них не слетало ни звука.
Когда Орланду что-то выигрывал, несмотря на то что в сумме был в глубоком проигрыше, его лицо озарялось широкой улыбкой. Он мог проигрывать и дальше.
Фишки скапливались и скапливались у Флетча.
— Тебе помогает вселившаяся в тебя душа, — пробормотал Титу.
— Жаниу Баррету говорит тебе, какие у нас карты? — спросил Тонинью.
— Мне не нужны его подсказки, — ответил Флетч. — Я играю с тем, что у меня есть, против того, что, как я вижу, есть у вас.
Из дома донесся короткий вскрик.
Тонинью хохотнул.
— Похоже, Норивал еще не исчерпал своих возможностей.
— Мы знаем, он не сможет причинить вреда Еве, — добавил Титу. — Он — лишь полено в ее костре.
Еще один ужасный, долгий крик. Перекрывший шум дождя.
— Они играют, — прокомментировал Орланду.
— Норивал! — громко крикнул Тонинью по-португальски. — Веди себе достойно.
Из двери вывалилась обнаженная Ева.
— Норивал!
Спутанные волосы. Дикие глаза. Тяжелое дыхание. Слова, наползающие друг на друга.
— Она говорит, что Норивал перестал двигаться, — перевел Тонинью. — Потом он перестал дышать.
Крики Евы заставили забыть про дождь.
— Он отключился, — предположил Титу.
— Нет, — Тонинью поднялся, на его лице отразилась тревога. — Она говорит, что он перестал дышать.
Они все бросились в дом.
Флетч не спеша последовал за ними, подозревая очередной подвох.
В маленькой комнатке на первом этаже Норивал лежал на смятых грязных простынях. Флетч сразу обратил внимание на необычно длинную кровать. Норивал лежал на боку. Голый, с опавшим животом. На его ноге запеклась полоска грязи.
Норивал улыбался.
Его глаза светились счастьем.
Улыбка застыла на его лице.
Глаза не мигали.
Флетч подошел к чечеточникам, сгрудившимся у кровати. Попытался прощупать пульс на шее Норивала. Пульса не было. Радостные глаза Норивала не мигали.
Постепенно улыбка исчезла с лица Норивала. Губы выпрямились.
Но глаза сохранили радостный блеск.
В нескольких дюймах от члена Норивала на простыне виднелось мокрое пятно.
— Он мертв! — воскликнул Орланду по-португальски.
Титу присвистнул.
— Норивал. Ты умер мужчиной, — подвел черту Тонинью.
— Что же нам делать? — спросил Орланду. — Норивал мертв!
— Как он мог умереть? — не мог осознать случившегося Титу. — Не в первый же раз он лег в кровать с женщиной. Это же не смертельно.
— Он не может умереть, — вторил ему Орланду. — Проснись, Норивал! Ты пропустишь Карнавальный парад!
— Он умер, — поник головой Тонинью. — Норивал умер.
Ева заполняла собой весь дверной проем. Что-то говорила, перемежая слова тяжелыми вздохами, имитацией отрыжки, хватала свою огромную левую грудь обеими руками.
— Полагаю, он умер от сердечного приступа во время полового акта, — выставил диагноз Флетч.
— Ты вытащил козырного туза, Норивал! — прокомментировал Орланду. — Если уж доведется умирать, то только так!
— Не зря же он улыбался, — вставил Титу.
— Ты видел, что он улыбался? — повернулся к нему Тонинью.
— Улыбался, можешь не сомневаться.
Орланду кивнул.
— Он улыбался, когда мы вошли в комнату.
— Сейчас он не улыбается, — заметил Титу.
— Но посмотри ему в глаза, — предложил Тонинью.
— Его глаза все еще счастливы, — ответил Титу.
— А почему бы и нет? — спросил Орланду. — Почему им не быть счастливыми?
Ева уже начала понимать, что стала героиней дня.
— Но он мертв! — воскликнул Титу.
— Зато как он умер! — Орланду, похоже, с удовольствием пожал бы руку Норивалу, поздравляя того с отличным достижением. — Молодец, Норивал!
— Такая смерть выпадает одному на десять миллионов, — заключил Тонинью. — Мужская смерть!
Высокий, стройный, голый мужчина стоял в саду. Дождь струился по его телу, широко расставленные ноги утопали в грязи. Он запрокинул голову, поднял руки, словно хотел дотянуться до неба.
— С богом он лежит, с богом он встанет,
Благославленный богом и святым духом.
Пусть Твои глаза оберегают его, пока он спит.
В смерти Ты укажешь ему путь.
К дворцу вечности
Сиянием святой Троицы?
Флетч подошел к Тонинью.
— Молитва, — тот опустил руки, наклонил голову. Плечи его поникли.
Потом Тонинью оглядел кусты, прячущиеся в пелене дождя горы.
— Не волнуйся, — Флетч не мог сказать наверняка, от чего мокры щеки Тонинью, дождя или слез. — Умирая в совокуплении, ты возвращаешься к жизни, и очень быстро.
— Тонинью, что же нам делать? — приглушенно спросил Титу.
Тонинью потряс головой, словно приходя в себя после сильного удара.
— Норивал, тем не менее, умер, — пробормотал он.
Когда Флетч и чечеточники вышли из комнаты, дона Журема, девочка-подросток и еще одна женщина омыли Норивала, застелили кровать чистой простыней и положили его на нее.
Теперь Норивал лежал на спине, чистый, голый, с закрытыми глазами. В его руки, сложенные на животе, кто-то из женщин вложил несколько цветков. Одна свеча горела в изголовье, вторая — в ногах. Чечеточники и Флетч сидели на простых деревянных стульях. Дона Журема принесла им полную бутылку виски и удалилась, притворив за собой дверь.
