— Хорошо, допустим. Тогда главный вопрос — ради кого это было сделано?
Герман замялся. Ну что ж, придется самой.
— В конце концов, все слышали, что ехать должна была Кристина. Все. Даже Света, ты же видел, она постоянно в холле мелькала. А вот про изменение планов — никто. Кристина сообщила Стасу, он Вике. Единственное возражение, хотя и очень слабое, — зачем такие сложности? Не проще ли испортить машину самой Кристины?
— Не знаю. Но эта дурацкая сцена за завтраком могла оказаться последней каплей.
— Да, возможно. Но тогда, наверное, пора уже подумать о настоящей охране?
— Нет. Пока… Нет.
Как мило. Интересно, «пока» — что?
Называйте вещи своими именами!
Гастон Галифе
Беседу с Кристиной я решила, не мудрствуя лукаво, начать с провокационного вопроса:
— Ты не знаешь, у Вики никого не было? Как-то она смерть Тимура восприняла… не вселенская трагедия, в общем. А вроде любимый муж. И ребенка еще потеряла.
— Да, пожалуй… — легко согласилась Кристина, но тут же предложила собственный взгляд на события. — Вика просто упрямая, как Герман. Но она правда удивительно хорошо держится, если и переживает, только за закрытой дверью. Да и то вряд ли. А зря. Говорят, нельзя все в себе держать, вредно, надо выплакаться или отвлечься. — Кристина неожиданно усмехнулась. Легонько так, чуть-чуть.
Да уж, симпатии к Вике тут и рядом не стояло, трагедия или нет, а отношение все одно так себе. Точно отвечая моим мыслям, Кристина добавила:
— Нет, ты не подумай, мне ее вправду жалко. Хотя она меня и шпыняет вечно.
Интересно. Над цепочкой рыдала, от письма, хотя и неприятного, но все-таки дурацкого, чуть в истерике не билась, а сейчас… Неужели в эту хорошенькую головку и вправду не заходила элементарная мысль — в разбившейся машине должна была сидеть вовсе не Вика? Да она должна бы пудовую свечку в ближайшем храме поставить — за чудесное избавление от смерти. Как человек, которому случайность помешала сесть в самолет… а тот возьми и разбейся. Но ставить свечку Кристина, кажется, не собирается.
А почему бы мне через нее не выйти на эту самую Регину, а? Из первых рук выяснить все эти чертовы непонятки с телефонными звонками, а при удаче — еще чего полезного услышать. Портниха, шьющая на семью уже мало не два десятка лет, должна об этой семье мно-о-ого знать.
— Слушай, Кристиночка. Все эти трали-вали вокруг портнихи заронили в меня неожиданную идею…
— Ну наконец-то! — Кристина поняла меня с полуслова. — Давно пора. А то все, что ты носишь… Ты не обижайся только, но джинсы эти, майки…
— Уж прямо одни джинсы и майки! — обиделась я. А честно сказать, сделала вид, что обиделась.
— Да не одни, но… Ты не думай, тебе все это очень идет, только какое-то оно…
— Да вот и я думаю, не пора ли чего-то новенького попробовать. Сделать подарок самой себе?
— Самой себе?!! — кажется, эта идея стала для Кристины сущим потрясением.
— Ладно, сама не сама — неважно. Ты лучше скажи — твоя Регина Владимировна дорого берет?
— Ну… — Кристина задумалась. — По-разному. Наверное, если по рекомендации, да будет знать, что ты журналист…
— Стоп. Погоди. Знаешь, костюм или не костюм, это как получится. Но из этого можно сделать оч-чень интересный материал. А если еще и… — я сделала вид, что быстренько просчитываю какие-то резоны, хотя все у меня было просчитано заранее. — Она на кого-то из известных шьет?
— Конечно. Например, эта… жена нынешнего… господи, как же они называются… жена вице-мэра, кажется, она двадцать лет у Регины одевается. Еще бы! с ее-то формами. Как же ее… Татьяна… Наталья… Мы же виделись там. О! Галина Викентьевна!
Для журналиста «Городской Газеты» вычислить «в верхах» Галину Викентьевну пара пустяков. Пусть даже должности вице-мэра в природе не существует — по крайней мере в природе нашего Города. Сочинить правдоподобную историю, чтобы получить у нее рекомендацию к Регине Владимировне — это нам и вовсе раз плюнуть. Конечно, можно было не заморачиваться и устроить то же самое через Кристину или Германа. Но мне почему-то показалось, что лучше этого не делать. Впрочем, я вообще всегда все усложняю.
Например, частная портниха — в общем, как образ — всегда представлялась мне толстой громогласной теткой. Хотя знакома я была с тремя — и ни одна из них теоретической картинке не соответствовала. Так что, должно быть, мое подсознание предчувствовало встречу с Региной Владимировной. Именно так я подумала, войдя в ее квартиру. Размеры Регины Владимировны еще не заставляли пугаться, но уже внушали легкий трепет. А голос был как у массовика-затейника. При этом, невзирая на такое точное совпадение с моими подсознательными предчувствиями, на портниху она была непохожа абсолютно и больше всего напоминала постаревшую пионервожатую. Знаете? Два прихлопа, три притопа, живенько, стенгазету, бодренько, на сбор металлолома. А вот глаза «пионервожатой» оказались неожиданно умные и даже едкие. Они «облизали» меня с ног до головы, тщательно оценив каждую деталь внешности. Результат осмотра Регину не восхитил, но и недоумения — а то еще и чего похуже — не вызвал. Меня это неожиданно обрадовало.
Вскоре выяснилось, что Герман звонил ей вчера, предупреждал о моем возможном появлении и просил оказать всяческое содействие. Пока Регина, как положено при знакомстве, несла всякую необязательную чушь, я немного собрала мысли в кучку. Лестно, что меня оценили, кажется, со знаком плюс. Приятно, что позаботились — в смысле, Герман позаботился. Почему же меня это пугает?
Собственно, единственный вопрос, который я хотела задать семейной портнихе — не звонила ли Вика с просьбой перенести кристинину примерку? Поглядев в маленькие острые глазки, я как-то сразу поняла, что юлить бессмысленно, — либо я задаю вопрос в лоб, либо могу сразу прощаться. Пришлось рискнуть.
— Кристиночка, конечно, маленькая фантазерка, — сообщила Регина Владимировна. — Но здесь она сказала абсолютную правду.
— А у нее бывают фантазии? Откуда вы знаете? — удивилась я.
Хозяйка усмехнулась:
— Рита, кто знает женщину лучше, чем ее портниха? Только ее парикмахер или косметичка. И то не всегда. Так что поверьте: фантазий у Кристиночки, как у дворняжки блох. Правда, все безобидные. Продавцы ей постоянно комплименты говорят, таксисты бесплатно возят. Родители ее холили и лелеяли, а в школе так чуть не на руках носили, сама директриса с ней французским языком занималась, и одноклассники с ней прямо по всем предметам консультироваться приходили. И теперь, когда она к родителям приезжает, полшколы сбегается с ней встретиться. Такая любовь…
Очень интересно! Если верить Герману, за время замужества Кристина ни разу ни к каким родителям не ездила. И на свадьбе их, между прочим не было. И Боб то же самое сказал. Значит, правда. А сказочки она Регине рассказывает.
— А почему вы думаете, что это фантазии?
Она усмехнулась.
— В дюжину поклонников я поверить еще могу, но чтобы все остальное… И эти рассказы про самый шикарный дом в поселке… Три верховые лошади — это надо же! Конечно, она все сочиняет. Только не стоит ее за это осуждать. Наверное, у нее было очень бедное детство при родителях-алкоголиках. Вот она и придумывает теперь, что все ее обожают, — потому что, когда была маленькая, никто на нее внимания не обращал. Кристина — милая девочка. И если уж жизнь ее не баловала — пусть сейчас утешается таким безобидным способом. Пусть сочиняет, если ей от этого жить легче?
Регина посмотрела на меня, как бы ожидая подтверждения своим рассуждениям. Я кивнула:
— Почему бы и нет, если от этого никому никакого вреда?
— В жизни вообще без вранья не обойтись. Я с голоду бы померла, если бы заказчицам правду говорила.
Верной дорогой идете, товарищи!
Моисей
Когда я вернулась, в доме было пусто, как в музее. Густой солнечный свет заполнял комнаты так плотно, что все предметы казались покрытыми толстым слоем золотой пыли. Сто лет одиночества. Только муравьев и не хватает.
Раздобыв бутылку холодной минералки и чашку кофе, я спряталась от пыльного сияния в одно из дальних кресел террасы, под чем-то вьющимся, и призадумалась.
Все-таки это очень странный дом. Смерть Тимура, казалось, не пробудила в его обитателях ничего, похожего на печаль. Я, положим, тоже не слишком переживаю — но я и видела-то его от силы раз пять. А для них-то он не посторонний.
Эти размышления увлекли меня настолько, что, забыв про обещание, данное Герману — никаким образом ни в каких беседах не упоминать Тимура и всего, что с ним может быть связано, — я чуть не поделилась своими сомнениями с появившейся неизвестно откуда Кристиной. В легком сарафане — в тон волосам — она была удивительно хороша и как-то нереальна — точно не вошла, а материализовалась из сгустившегося солнечного луча.
